"Во глубине холста..." - стихи 1987 года.
ПЕТЕРГОФ
Все залы во дворце в цветных шелках -
Насыщенно небесных, желтых, красных.
Два дня я рыскал в поисках напрасных
По магазинам - все держал в руках
Линялые еще до стирки шмотки,
Невыносимо блеклые колготки.
А надо было накупить цветных,
Чтоб по весне, как джинсы сменит юбка,
Шла, щеголяя ножками, голубка
В подарках ослепительных моих!..
ПОСЛЕ СЕВЕРНОЙ ВОЙНЫ
Сожмет виски бессонной крови шум,
Но мысль не вырвется из круга -
Приходит раньше имени на ум
Порядок цифр - и набираю друга.
Ты позвонишь, я трубку подниму,
А это значит - я еще не помер.
Покажется порой, мне самому
Пожизненно присвоен только номер.
А ветер донесет до нас с тобой
Не голоса - вибрации мембраны,
И сервисы эпохи цифровой
Врачуют нашей мнительности раны...
А Петр был занят Северной войной.
Монарха то и дело беспокоя,
Ночами офицеры и гонцы,
Мешая спать, слонялись по покоям.
Казарменный порядок во дворцы
Ввел Петр.
Дал нумерацию постелям
И запретил их без толку менять...
На цифры не пристало нам пенять -
Судьбу петровых слуг и мы разделим.
Стихотворение опубликовано впервые в 6 номере журнала «Современник» 2003 году
***
Поднялись бы Державина власы,
Когда б услышал он такие речи::
"Как дам раза - просыпишься в трусы".
Кто наши души исподволь калечит?
Когда закостенелым языком
Казарменные подпирают своды,
Я слышу в разговорчике твоем
Нелепое поветрие свободы.
* * *
Какое множество романов
О Первой мировой:
Вот среди унтеров-болванов
Простецкий парень с хитрецой.
Другой герой читает сводки,
И не дождавшись перемен,
Бежит в Швейцарию на лодке,
Которую дает бармен.
Вот посреди больной Европы
Несчастный паренек лежит,
Сдает, потом берет окопы
И будет, наконец, убит.
И вот проснувшись спозаранку,
Туман увидев за окном,
Вновь офицер бредет по замку
И размышляет о былом.
Все утешенья бесполезны,
Когда распалось бытие, -
Война разверзлась, словно бездна,
И все провалится в нее...
Тбилиси.
Романы -
“Приключения Бравого солдата Швейка”
“Возвращение в Брайсхед”
“На Западном фронте без перемен”
“Прощай, оружие”
“Август 14-го”.
ВО ГЛУБИНЕ ХОЛСТА...
Истопник и бомжиха забрались в мою мастерскую,
подобрали ключи, выдавили окно.
Я за ними слежу, но мешать не рискую -
они краски кладут на мое полотно.
Не ходили в учениках, не были самоучками,
все знают и так назубок.
Кроссовки пришлепнуты липучками,
как пространство - мазками наискосок.
Нет азбучных истин,
бродяга не оробел -
что выходит из-под кисти,
тем и заполняет пробел.
Я бы прогнал их без всяких,
но они заявились неспроста:
если уйдут - сразу иссякнет
существующее во глубине холста.
* * *
Руины рода...
Голос подам из-под обломков, -
С обидою на предков, с надеждой на потомков.
Нелепо то и это,
И голос без ответа.
(Аким Салбиев - актер много раз игравший роль Пушкина в кино и режиссер - вышел и прочел это стихотворение на моем авторском вечер в ЦДЛ в 1990 году - чем меня очень поразил - мы предварительно об этом не договаривались - как это обычно бывает.)
* * *
Лишь для себя я царь природы -
И ни души - куда ни глядь.
Бреду с ружьишком в глухомань,
И нет еды, и нет свободы...
* * *
С душой открытой говори,
Слова становятся судьбой. -
Но главное - чтоб словари
Все время были под рукой.
А строчку тотчас запиши
С крылатой легкостью души…
Хотя святое ремесло
Должно даваться тяжело.
Это стихотворение опубликовано в “Литературной газете” в 2005 году.
УТРО ВЕКА
1.
Экраном удалось обрамить
Мелодии, слова и дни.
Унифицирована память,
Воспоминания одни.
Фокстрот и джаз в его начале,
В истоме приоткрытых век,
Всем столько счастье предвещали, -
Танцуя, начинался век.
Все ждали только поединка
Меж музыкой и тишиной.
Земля кружилась, как пластинка,
Пред Первой мировой…
2
Мой век - огнями за холмом,
И вновь не просиять.
Что понимаешь лишь умом,
Душой нельзя принять.
Щемит мне сердце каждый год,
Знакомый, как ладонь.
Меня уже не обожжёт
Всех войн его огонь.
Мой век нас лишь уничтожал,
Гнал в топки, на убой.
Но лучше всех его я знал,
И потому он мой.
Меня оставил одного,
На благо ли, на зло.
Хотя всего-то ничего -
Сменилось лишь число.
И наступает утра рань,
И в предрассветной мгле
Не вижу я - куда ни глянь -
Что будет на земле.
* * *
Не делай вид, что изменился ты -
Годами унижений, суеты,
Твоя душа давно сформировалась,
И недоверье в кровь твою впиталось.
Свобода бесконечно запоздала,
Когда она ни с самого начала…
* * *
Где дом стоял - нет больше ничего.
Но строить стены не начну сначала,
Хоть землю жаль, и деда моего,
Зарытого у Беломорканала.
По воле было, стало по судьбе.
След заметен великой круговертью.
И дом бы рухнул сам бы по себе,
И дед бы умер собственною смертью.
Что было внове - стало вдруг старо,
Когда ж околемались недобитки,
И стали жить, да наживать добро,
И внуки оказались не в убытке.
И вот мы прикатили по лугам -
Старухи в деревеньке встрепенулись:
"- Гляди-ка, раскулаченные к нам
На "Жигулях" вернулись..."
1980-1987 гг.
- Кто вы? - спросили старушки.
Я ответил:
- Анны Горемычкиной внуки. А дом-то наш где?
- А, раскулаченные вернулись - определились они, - вон там стоял, - указали, и продолжили разговор между собой.
На месте дома моего деда, среди травы, виднелись развалины.
(Стихотворение писалось 7 лет.)
ВОЛЬНАЯ ИСПАНИЯ
(Горная вершина на Кавказе)
Нет, не флаги белые* - ореол названия
Вижу над горой.
«Вольная Испания», вольная Испания -
Мы опять с тобой!
Зубы и признания на допросах выбили,
Но года летят.
Пропадая без вести, вовсе мы не выбыли
Из Интербригад!
Мы пройдем по площади вслед за пионерами,
В сердце горн звучит.
Вся страна в волнении - что за Пиренеями,
Как дела, Мадрид?
Как дела на западе, как дела на севере,
На востоке как?
И бойцы в расщелине вновь вздохнут о клевере
Между двух атак.
* «Белые флаги» - снежные сдувы со склонов гор.
Москва- первые две строфы,
вторые две строфы - Леселидзе.
ГУМИЛЕВ В ТИФЛИСЕ
В Сололаках* в доме Мирзояна
Проживает юный Гумилев.
«Капитал» читает неустанно
И экспроприировать готов.
Впереди еще так много жизни -
Целых двадцать лет.
Только посвяти их не отчизне -
А себе, поэт.
А вокруг грузины и армяне
К празднику готовятся заране,
На майдане жарят шашлыки.
Но, гостеприимству вопреки,
Он ведет марксистские кружки.
Кто же виноват? - теперь гадаем.
Гумилев! - ты сам и виноват,
Политэкономии примат
Преподав кровавым негодяям.
* Николай Гумилевс с 14-ти до 17-ти лет учился в 1-ой Тифлисской Гимназии, жил в Сололаках (армянский район старого Тифлиса), в доме Мирзояна на Лермонтовской улице. Штудировал "Капитал", и вечерами вел в этом же доме "марскисткий кружок".
в «Тифлисском листке» 1902 года была опубликовано первое стихотворение Н. Гумилёва «Я в лес бежал из городов…”
В этой же гимназии 1849-1852 годах
приподавол ботанику Андрей Бекетов - будущий дед Александра Блока
* * *
- Жигарев! Саша! Я уже здесь!
Брось ты высматривать лица в потоке.
Раз уж в эфир мы сумели пролезть,
Значит не зря обивали пороги.
Что я несу?! На язык мне типун!
То, что ты умер - не помню, хоть тресни...
Ты же все время шел на тягун,
Сердцем своим педалируя песни.
Тают в эфире наши следы.
Душу вложил ты в радиоволны.
Пусть хоть припев долетит до звезды,
Неунывающей глупости полный.
В этот расхристанный шум бытия
Мы ненадолго сумели вписаться...
"Жигарев! Саша! Это же я!" -
Надо же снова так обознаться...
* тягун - подъем на языке велогонщиков.
***
Сломало тополь, опустел наш дом,
А крона вновь мне видится живая
И белый пух с нее в начале мая
Летит, переливаясь серебром…