"На нашей казарме мне видится твой маскарон..." - ранняя лирика.
ГОЛУБИНЫЙ ШУМ
Над площадью не слышно голубей, -
В другом краю летают птицы шумно.
Я видел голубятню - это храм
Огнепоклонников.
Воздвигнут из камней
Задолго до принятия христианства, -
И капище стоит теперь без крыши,
И только стены с нишами вокруг,
Высокие, неровные, без окон.
С одной стены растет под небом куст,
Сырые камни, камни и земля.
И вот приходит мой веселый друг,
Из темных ниш в ладони он берет
Урчащих, разноцветных голубей, -
И над собой подбрасывает вверх,
Чтоб кончились бы стены - и полет
Вдруг начинался сразу в небесах!
И голуби летят, и крыльев плеск,
Трепещущий, просторный, очень громкий,
Шумит, как не шумел святой огонь.
И там проходит время не бесследно:
Шум пламени стал шумом голубиным,
Мне кажется, на несколько веков.
А между тем, мой друг кричит, свистит,
И машет синим флагом на шесте,
Швыряет зерна щедрыми горстями,
И голуби переполняют храм...
Люсиновская улица.
Стихотворение впервые опубликовано в “День поэзии -1972”,
по этому стихотворению названа первая книжка стихов.
* * *
Памяти Степана Ананьева
Тобой, мой друг, составлен этот список
Того, что нужно нам сейчас купить -
Картошку, масло, полкило сосисок,
А так же чем запить и закурить.
А мир бежит и жадно покупает.
И среди премий, выигрышей, краж,
Твоя рука опять пересчитает
Весь наш обед и славный ужин наш.
И мы пойдем по скомканному снегу,
По улице, которая грязна,
Туда, где все, что нужно человеку,
Нам подадут с тобой из-за стекла.
Пока на плитке чайник закипает,
Над пепельницей список мы сожжем.
И пусть никто на свете не узнает,
Что мы едим, чем дышим, как живем.
***
Как знаменит, как опытен здесь тренер,
Как втайне я завидую ему!
Здесь спринтеры проносятся быстрее,
Чем мне хотелось бегать самому.
Я подойду с вопросом бестолковым,
К ученику он тотчас отбежит -
Копье над провалившимся покровом
В прекрасном одиночестве летит!
В ДОМЕ РЯДОМ
Кафе пустого поздний посетитель,
Вновь слышу рокот маршевых шагов -
Тогда, в уют военных городков,
Придя с учений, потный победитель,
Я весело в столовую бежал,
И миски с кашей словно штурмом брал.
А вдоль ограды там котлы дымили.
И с сахаром в карманах и в руке,
Я шарил кружкой в черном кипятке,
Уже не помня, чем меня кормили.
Я спрыгивал, захлебываясь пил,
И к роте торопливо уходил.
И, скалы поворачивая в профиль,
Стелился луч над плоскостью воды.
Служили от еды и до еды
Под тиканье дождей сквозь дыры кровель.
Любил я под бодрящий барабан
Весь отдаваться утренним шагам.
Но ритм шагов прервет один из блюзов,
Вернув меня в кафе и в пустоту.
Я расплачусь, и выйду, и прочту,
Что в доме рядом жил и умер Брюсов.
Я отойду, чтоб дом весь рассмотреть.
И мне досталось жить и умереть.
Стихотворение впервые опубликовано в альманахе "Дом под чинарами" в 1972 году.
***
И верю я, жаря глазунью
Среди несуразного дня, -
Мое золотое безумье
В беде не покинет меня.
В "ОКТЯБРЬСКОЙ" ГОСТИНИЦЕ ЛЕНИНГРАДА
Сын пал в бою - вся жизнь теперь в стихах...
И фронтовые слушали поэты,
Как Антокольский в порванных носках
Читал стихи и к небесам ь воздеты
Тугие рифмы в старческих руках...
1971 -г
МУЗА ПЕРЕВОДА
Десятая Муза с тобой не гулял Аполлон,
На нашей казарме мне видится твой маскарон.
Когда же полковник прикажет замазать тебя,
Десятая муза, проклятая мука моя!
Я снова уволен, но я не хочу уходить.
Я слишком свободен - пора бы меня осадить.
Иду я с бумажкой - меня не задержит патруль -
Пока, мой товарищ, - ты чистишь обойму кастрюль.
Но это работа, которую кончить дано,
А то, чем занят, закончить нельзя и грешно!
Наряд мне полковник, назначьте за всех штрафников,
Но чтоб его смог я
Начать и закончить
Во веки веков!
***
Не все слова расплылись вкривь и вкось.
Спасибо, Господи, за толику таланта -
В смешной судьбе смешного аспиранта
Мне Беллачку увидеть довелось.
* * *
На склоне горы, валунами
Усохшие листья.
Они потеряли свой облик, наряд,
Тот яркий, пронзительный, празднично желтый,
Играл ими ветер срывая с ветвей.
Иные цвета - фиолетовый, черный
Проникли в их влажную, вялую толщу,
Но все еще листья они.
И к ним проникают косые дожди,
И солнечный луч на вечерней заре
Их слабым касаньем слегка ворошит.
Вот все, что о листьях, к весне уцелевших,
Хотелось сказать.
Тбилиси, Ботанический сад.
***
Я сотворил себе кумира,
И наставленьем пренебрег.
Но ученическая лира
Игра втору и урок
Невразумляющий твердила
По-своему, твердя свое,
И верности не сохранила
Тому, кто пробудил ее.
Тбилиси. Стихотворение было впервые опубликовано в Альманахе "Дом под чинарми" 1972.
***
А зелень выходила вновь в тираж,
А я не замечал ее ухода -
Все застилала мне моя свобода,
Мне позволительная блажь!
Жил радостно, пленительно, шутя,
Не падая, не мучаясь, не маясь,
Казалось бы, ничем не занимаясь,
Я улицы беспечное дитя.
И вот теперь всей чистотой ума
Я наблюдаю осени рожденье,
И я живу как в первый день творенья -
Во мне разделены лишь свет и тьма.
Стихотворение впервые опубликовано в 1973 году в журнале "Юность".
***
День начнётся, и вдруг оборвется.
Время словно покатиться вспять.
И сегодня мне снова придется
Раньше всех мою ночь начинать.
Одиночеством это зовется.
Поболтать я ни с кем не смогу,
И мне слушать во мгле остается
Лишь обрывки речей на бегу...
***
Дитя неторопливого востока,
В поземке, заметающей следы,
В предчувствии жестокого урока,
Я не вернусь в осенние сады.
Явленье строгой северной подруги
Пронзит мне сердце средь январской вьюги...