Михаил Гронас - в "Новых Известиях".
На прошедшей неделе Лауреатом Поэтической премии «Московский счет» стал Михаил Гронас за сборник «Краткая история внимания», и это замечательный повод рассказать о его творчестве.
Сергей Алиханов
Михаил Гронас родился в Ташкенте в 1970 году. Окончил Московский государственный университет имени М. В. Ломоносова (филологический факультет) и аспирантуру Кафедры славистики Университета Южной Калифорнии (Лос-Анжелес).
Стихи публиковался в журналах: «Новое литературное обозрение», «Волга», «НЛО», «Критическая масса», «Новая русская книга», «Зеркало», в альманахе «Вавилон», на многочисленных ресурсах Сети.
Автор сборников: «Дорогие сироты,» «Краткая история внимания».
Творчество отмечено премиями: «Андрея Белого», «Московский счет».
Работает ассоциированным профессором Дартмутского колледжа (Гановер, США).
Поэтический язык - свободный, полифонический, и в каждом стихотворении доведенный до некоего «пограничного состояния», и всегда предельно ясен. Просодия насыщена взаимозвучными аллитерациями - слова в пространстве, словно осенняя листва, висят или кружат в прозрачном и безграничном сентябрьском воздухе.
Но едва отводишь взгляд от текста, как эта предельная поэтическая ясность, только что доставившая столь яркое - пусть и краткое - эстетическое наслаждение, вдруг начинает требовать некой внутренней транскрипции сложных и многозначных смыслов. Невольно опять возвращаешься к тексту:
тело жилое, в нем же живет жилец
да не один, еще соседи, родня
день ото дня толкотня кровяных телец -
что тебе до меня?
то ли дело
лечь на дно родной речи
глядеть на то, как она зацветает в протоках,
и снова ползти по дну в иле до слов прости, пойду или
мне одиноко
Прямо из общаги МГУ - по свидетельству нашего автора Андрея Новикова-Ланского - тридцать лет назад Михаил Гронас отправился в Америку. И оставил развиваться все процессы, сформировавшие нашу текущую действительность, - без своего пригляда и присутствия - и деиндустриализацию промышленности «низких технологий», и возникновение буржуазии при отсутствии капитализма, всю мимикрию советской ментальности, и десакрализацию агитационных слоганов - превращение их в рекламные ролики, и другие, так сказать, важнейшие события эпохи. Все что сформировало и молодежные сленги, и подспудные значения, и обиняки, все цивилизационные тренды с местными характерными особенностями и, главное, то, что контекст языка социалистической утопии оказался имманентно присущ характеру самого социума - все это поразительным образом ощущается сейчас в текстах Михаила Гронаса, словно он всегда был здесь!
И тридцать лет пригодились как раз для того, чтобы поэтически засвидетельствовать - все эти перемены оказались блефом. Поэтому ни ностальгии, ни трогательных и так свойственных эмигрантской лире реминисценций, у Гронаса в его поэзии нет.
А есть и, каким-то непостижимым образом, воплощенная в тексты сама жизнь, вдохновенно и трагически выраженная совершенно необыкновенным новым поэтическим языком. Каждый слог, каждая цезура цепляет, а строфа сразу и навсегда запоминается:
Вот и мне прокололи ладонь смотрят в нее говорят
долдонь дурак ничего не помнишь
Это чужой язык враг лег на покой стал на постой его
никак не прокормишь
Желтые зубы его лошадей выедают солому из стен
моего глинобитного дома
Я не твой я не так я по-другому а как пока не припомню
Хочется надеется, что само провидение направило судьбу и творчество Михаила Гронаса-позаботиться «о самом языке, оказавшемся способным породить фиктивный мир и впавшем от него (в очередной раз) в грамматическую зависимость» (Бродский).
В Санкт-Петербурге, в конце декабря прошлого года, в помещении интернет-магазина «Порядок слов» при поддержке музея Иосифа Бродского «Полторы комнаты», состоялся проникновенный и возвышенный поэтический вечер Михаила Гронаса -
https://youtu.be/iQjP_udsKtU
Творчество поэта породило множество статей и откликов.
Александр Марков, доктор филологических наук, теоретик культуры и критик отметил: «Новая книга Михаила Гронаса кажется светлее и прозрачнее... расширились возможности поэтической речи… Гронас учит не искусству отвлечения, но искусству привлечения... Мы уже дома, мы уже подхватили какую-то родную вещь или родное слово, хотя бы еще не связали ничего необходимыми метафорами, как в старой лирической поэзии… Ассоциации включаются раньше, чем распоряжение структурами опыта, и Гронас показывает, что эти ассоциации оправданы, потому что сознанию есть куда глядеться, а распорядиться слишком пустыми мирами оно всегда успеет...».
Линор Горалик поэтесса, переводчица восхищена: «Краткая история внимания», кажется мне совершенно потрясающей, - и совершенно цельной книгой, а не «сборником стихов»; у меня осталось впечатление, что в голове у автора существует ясно видимая им космогония, и сама фигура автора в ней - очень малое небесное тело: от всего удаленное, всему открытое, во всем потерянное, ничему не подчиненное - и со всем связанное...».
Обозреватель «Коммерсанта» и поэт Виктор Гулин отметил в своей газете: «Читая тексты сборника в прямой последовательности от первой до последней страницы, попадешь в новое авторское измерение с его парадоксами времени, логики, пространства... Такая вот новая вселенная, которую рассказал Гронас, как некогда Хокинг в своей «Краткой истории времени».
Гронас работает с языком - создает свой синтаксис, чтобы сказать о том и так, о чем нельзя сказать иначе.
Он выходит за привычные принципы построения предложений и слов, дальше знакомых нам лексических значений, изобретает новый способ извлечения смыслов...».
Поэт Василий Бородин (сайт COLTA.RU) поделился: «В новой книге не то чтобы больше строчек-формул, обкатанных, как плоские, годами один о другой бьющиеся в воде камни, - но они тут как будто ТЯЖЕЛЕЕ - особой тяжестью одновременно трагической тревоги и глубокой, спокойной определенности... герой и время, кажется, заключили относительный мир: вера оказалась общей и ушла на ту, уже неотменимую, глубину, из которой светится счастье пусть «предварительной», но надежной спасенности...».
И вот стихи:
***
Небо не то и темнота не та.
На теплой круглой слезе стоит и боится упасть
Кто, скажи мне, кто
Ктот или кта?
Да, я забываю родство,
Но на мне отпечатки
Пальцев твоих, розовоперстый час.
Я городской раствор
Я остаюсь на сетчатке
Я существую сейчас
***
Где то на дне меня меня
Лежит монетка звеня звеня
Когда я прохаживаюсь туда сюда
По совершенно голой земле
По совершенно голой земле
Кто тебя вымыл, земля земля?
Кто тебя вынул, из тьмы изъял
Можно с тобою или нельзя?
Я до угла, а потом долой
Я до угла, а потом домой
Здравствуй, пространство
Привет, рассвет
Как дела, мгла?
***
никому
никому неинтересно
что бормочет кровь, которой тесно
плыть по руслам узким и коротким
черепной коробки
все сердца
все сердца за загородкой
ты один твое сердце неваляшка
ходит легкой неряшливой походкой
фляжка крови
фляжка крови за спиной
* * *
лети меня свет
теням ответ
и ветра ветошь
за окном забывают как будет утро
и я подсказываю первую букву
ни на да
ни на не
ни на и
непохоже
мироздание
ни на бы
ни на будто
снова в комнате я никак не вспомню те слова
которыми там за шторами я сотворил утро
лети меня свет
***
тело жилое, в нем же живет жилец
да не один, еще соседи, родня
день ото дня толкотня кровяных телец -
что тебе до меня?
то ли дело
лечь на дно родной речи
глядеть на то, как она зацветает в протоках,
и снова ползти по дну в иле до слов прости, пойду или
мне одиноко
***
1.
Вот и мне прокололи ладонь смотрят в нее говорят
долдонь дурак ничего не помнишь
Это чужой язык враг лег на покой стал на постой его
никак не прокормишь
Желтые зубы его лошадей выедают солому из стен
моего глинобитного дома
Я не твой я не так я по-другому а как пока не припомню
2.
это ты это я это между нами
это океан с двумя днами
но я - ни на одном
посторожи мою душу
пока я
не вернусь, захлебываясь, спотыкаясь
русская речь
я пройду тебя снова
и выйду на одну остановку
раньше чем смерть
* * *
Небо, на небе еще одно небо,
И небо над ним.
Глядя на них, и я становлюсь не одним.
Не одним, так другим.
Не все ли равно, двойное дно надо мною
Или оно одно?
Заперт и заперт.
Непонятно, где
Восток, где запад,
Какой поклониться звезде.
Выслушать изволь,
Сколь бестолков
Я, бредущий вдоль
Перистых облаков.
И заведи меня за
Ширму заката, сестра,
Куда закатилась слеза.
* * *
что нажито - сгорело: угли
пойду разгребу золу может найду железный рублик (давно не в ходу) или юлу
в бывшем детском углу
а на бывшую кухню не сунешься - рухнет: перекрытия слабые, основания, стояки
мы мои дети мои старики оказались на улице не зная куда и сунуться
впрочем господь не жалеет ни теплой зимы ни бесплатной еды
оказалось, что дом был не нужен снаружи не хуже
и всё потихоньку устраивается
наши соседи - тоже погорельцы
они
отстраивают домишко
не слишком верится в успех этой новой возни: они ж не строители а как и мы погорельцы но дело даже не в том а просто непонятно зачем им дом - будет напоминать о доме
дома о домах люди о людях рука о руке между тем на нашем языке забыть значит начать быть забыть значит начать быть нет ничего светлее и мне надо идти но я несколько раз на прощание повторю чтобы вы хорошенько забыли:
забыть значит начать быть
забыть значит начать быть
забыть значит начать быть
* * *
осень
сломанный мир на обочине стынет
никто не починит
никто не поправит оси
просто:
сиди и поддакивай
пока о тебе разглагольствуют
родство и сиротство
и дарят друг другу подарки
* * *
трубку никто не берёт а как она там орёт надрывается представляешь?
а никто
собственно я звонил сказать именно то
что сказала трубка:
четыре шесть восемь двенадцать звуков
не отличных один от другого
один не важнее другого
только это - ничего другого
* * *
1.
сегодня война
переговоры завтра
но мы-то знаем
что переговоры и есть
поражение
сегодня вода
спасательные суда завтра
но мы-то знаем
что спасением
захлебнёмся
сегодня война
люби меня
сегодня вода
люби меня
сегодня
сегодня война
люби меня
сегодня вода
люби меня
сегодня
2.
если оно и поле -
то с какими-то дырами, прорвами
идёшь идёшь, а уже и тонешь
тонешь тонешь,
а уже идёшь под водой
дышишь через тростинку
дышишь дышишь
выбираешься
почти ничего не помнишь
ПОЧТИ НИЧЕГО НИГДЕ
нищий встретил нищего говорит пойдём что-нибудь поищем что-нибудь найдём может ночь под днищем лодки проведём
давай
обойдёмся без давай останемся вне потому что в окорот
и в обрез того что в огне
или наоборот
почти ничего нигде
сокращён по карточкам роздан наш дневной рацион
завтра останется к звёздам идти на поклон
послезавтра к воде
почти ничего нигде ни о чём не поёт ни на каком языке
о авиационный налёт наших отцов и наш - на языке
* * *
я сегодня остался без тела:
январь
вместо меня блестело:
январь
опусти руку
нашарь
глазное яблоко:
лежит
на глазном дне
обо мне
обо мне
это яблоко
лежит
обо мне
нырни за ним вне
верни меня мне
нырни за ним вне
верни меня мне
нырни меня мне
нашарь
* * *
я сирота и беженец
нету мне прибежища
у меня разорвана
родина врагом
был у меня батюшка
была у меня матушка
а теперь раздавлено
всё это сапогом
на рижском на казанском
и на ленинградском
я теперь живу
и это у меня дом
поэтому печальный
я сирота вокзальный
что у меня разорвана
родина врагом
* * *
слава богу тебе мы любим простое,
голубка, и сердцу не жёстко
и небес распускается свитер по нитке
и на кухне отходит извёстка
потому что дозволено раз заглянуть
разведать дивны ли дела
у тебя за спиной ангелa, ангелa
голубка, и сердцу не жёстко
* * *
какая птица в клюве принесет воды
и на такие дела кто благословит?
и птица и вода и благословит
но не забывай:
переезд
переезд
тот кто должен прийти
придёт по какой дороге?
какого числа?
числам и дорогам -
несть числа
но вот стол -
мы писали
наши пальчики устали
вот пол -
мы плясали
наши пальчики устали
наше тело растолстело
мы переезжаем
и не забывай:
бог пустыни
и кровяной реки
выведи нас отсюда
сюда же
бог пустыни
и кровяной реки
выведи нас отсюда
сюда же
* * *
Неужели не смогу
Лететь вослед тебе во мглу,
Неметь вослед твоим губам.
И неужели не отдам
Былого жаркие гроши
Или грядущего аршин
За возмущение орбит -
Так мироздание скорбит
Об умирающей звезде
О ты - нигде и ты - везде.
* * *
Иди за мной, когда земля в зените -
Твоих занятий и твоих событий
Редеет лес, прибой ослабевает -
С тобой соединенья не бывает,
Но и разлуки - тоже не предвидим;
Тобой любим, тобою ненавидим,
Тобой забыт и, стало быть, зарыт
В фундамент твоего ночного дома,
Я снова рядом - ты не упадёшь -
Иди за мной, не зная, что ведомый,
Не зная, что идёшь.
ШАББАТАЙ
- мой детский страх - султан турецкий - песок и прах и струйка дыма все мудрецы отцы народа признали что моя свобода необъяснима
- итак ожиданье исполнилось мирозданье наполнилось мною иду не с войною сразу с победой имя моё исповедуй
- меня зовут суббота я несу вам что-то на кончике языка
и произнесу
- меня зовут суббота я несу вам что-то на кончике языка
и произнесу
- меня зовут суббота я несу вам что-то на кончике языка
и вот
произношу:
* * *
сделай так
чтобы
сей гроб открылся на
ту улицу тот подъезд -
ты
помнишь
у тебя ведь
ключ
не от наружи
нет
от наручников -
открой
руки
и оставь нас
насовсем
ты всё равно всё
запомнишь
ты всё равно -
всё
* * *
настоящее,
прошедшее и будущее -
стариков сепира и ворфа детища-чудища.
по-настоящему
время делится
на ноющее, колющее, тупое
и с тобою.
* * *
скоро скоро на земле
не останется прокорму
не останется простору
куда нам тогда идти?
знают наши старики
как укрыться под землёю
многие из них давно
поселились под землёю
может быть у них спросить?
знают наши рыбаки
как укрыться под водою
многие из них давно
поселились под водою
может быть у них спросить?
а ещё у нас младенцы
знают как куда-то деться
между животом и сердцем
у другого человека
может быть у них спросить?
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Звуков не помню музыки проворной,
Таксомоторной, водопроводной,
Что же с того, что забыты ключи?
Ты меня пустишь, когда б ни явился я,
Кто там небесные? кто ненавистные?
Эти событья недавно описаны -
Раньше ищи.
Раньше, бывало, курили овальные,
И проникать в помещенья подвальные
Нам не мешали ничьи патрули.
Милый шофёр, я вернулся к возлюбленным,
И о моём приближеньи раструблено,
На стол накрыто, и красное куплено -
Вот сюда подрули
* * *
1.
Эти лица новые
без знака и значения,
только что добытые
из мрака и смущения.
И ветр, обуревающий
твой вагон, метро, метро
и поезд, отбывающий
сию минуту.
2.
Прикосновение стоит
Восемьдесят золотых
Ум помутившийся стонет
В восьмидесяти головах
Восемьдесят раз
Я выходил и входил
В восемьдесят глаз
Зорко за мною следил
И не пастух и не пастырь
А постовой
С сумеречной клыкастою
Головой
3.
А кто сидит напротив?
Это мои родные,
Забывшие, что мы братья,
И от этого только ближе.
Я одолжу их облик,
Подержу немного под веком
И пересяду в другую
Прямую чёрную реку
4.
Не танки, не подводы,
Не военные катера
Увозят меня на фронт,
А лифты, такси, метро.
Ты слышишь - уже пора,
Уже звенит серебро
Рожков моей несвободы -
Не забыть бы зонт
* * *
кто я такой чтобы лежать на этой кровати
и целовать твои запястья?
завтра найдётся кто-нибудь повороватей
но и понесчастней
господи, пусти меня по́ миру голым
уже получил свою награду
уже допущен языком горлом
к горному винограду
когда глаза сливались с другими глазами не считаясь слезами
не вникая
кому принадлежит какая
* * *
не люби не люби не целуй не целуй никого не веди никогда не веди никуда ты лежишь в коробке́ ты дрожишь налегке в холода
вот болит вот устал но уста это рот да и тот ещё тот ещё то говорит ещё та пустота и осадок с утра то ли рыба на суше то ли голос в воде не надо не надо не слушай
* * *
крошки бродят под столом
и хотят собраться в хлебушек
как живое серебро
негодующих и требующих
налитое через край
бьётся льётся вьётся варево
выбирай или вбирай -
выговаривай
* * *
ни у кого уже никакого добра не осталось
холодно стало, а раньше было теплей -
вот элегия жизни моей
а правило жизни -
избегать в переходах нищих, слепых,
которых сам слепей
когда из метро выходишь воздуха клей
разводить руками
потому что
ни у кого уже никакого добра не осталось
* * *
вчера моя душа, пока я спал,
сходила на разведку, я приснился
двоим: подруге и её мамаше.
подругу я пытался завезти
в Ташкент, подруге я пытался
порезать руки бритвой, а мамаше -
я показался жалким
проводить
родное время в рукавах подземных
и никогда наверх не выходить
* * *
На светлых пластинах небес
Проявляется тьма,
Внедряется бес
В богомольные наши дома.
и родной и родная приходят рыдая и делится клетка грудная
Неба багровый разрез, -
Замечаешь, кума:
Время проходит вразрез
С направленьем ума.
и родной и родная приходят рыдая и делится клетка грудная
* * *
А я лежу раскрыт,
Навыкат и навзрыд,
И после часа ночи,
Холодная вода
Потери и труда
Твои причалы точит.
Заснувший водопад -
Орфей спускался в ад
Подобною тропиной.
И нежный орфелин,
Неведомо чей сын,
Сходил под кров мышиный.
Всё это - ерунда.
Высокая вода
Гуляет на подворье.
Ты мне неразрешим,
Но знаешь, что с вершин
Положено по двое,
И руки подаём,
И падаем в проём,
И лестничная клетка
Вздыхает и грустит,
И где-то шелестит
Поломанная ветка.
* * *
1.
сердце
зарослях артерий сосудов
иссиня-красная жаба
маленькими глотками
лакомую чёрную воду
прозрачная бабушка
окликающая во сне
не живых но мёртвых
жгущее руки занятие
перетягивать времени жгут
безо всякой надежды
2.
Человек делается прозрачным
И его можно увидеть только во сне
Ибо сон - известное дело
А наяву можно услышать как скрипят половицы
Под его стопою
Мы с тобою
Ничему не очевидцы
Скоро вместе
Пойдём на запах солнца
Все земные и небесные вещи
Вовремя приходят и уходят
И всегда всегда
Звенят белые стены града
3.
Перед смертью
Она не покаялась
А поплакалась
Закружилась голова
Русская и еврейская пасха
И холодно и укройте
После смерти
Она вышла во двор
Где рубили мясо
И чистили рыбу
И подумала:
«Неглубокий неглубокий мрак
Собственно видать и так
Но когда глаза пообвыкнут
Вся местность
На знакомой знакомой ладони»
* * *
ах ни ветхозаветно, ни новозаветно не прожить
эти сорок минут -
только шапку надвинуть и плакать.
и куда эти двое меня по дорогам ведут?
это боги спускаются с гор
выходи с головой непокрытой
ибо мы - разговор.
слёзы - чище
так и надо дышать -
наполняться болезнью, бедой
на высоком кладбище
* * *
незачем тебе
ходить по общаге
копеечкой ковырять стену
пинать коробки
на краю добра
горит твоё сердце
дым от лица имя отца огня
жалко того что
не случилось
* * *
под мостами скрываются зэки
и те кого жалко
они подымают тяжёлые веки
тянут руки привыкшие жать кровавую жатву
по городу ходят цыгане
их красное печенье замешано на обмане
они меня обязательно заманят
и изранят
так я думал
* * *
Песня во рту, будь не песня, а горькая вода, желчь.
Ни жечь, ни жалить не надо: просто течь -
Как течь в борту.
Ибо вот: по грудь, по лоб.
Нет не жуть какая-нибудь, не потоп,
А уверенность терпеливых вод
В том, что прилив.
А что поделаешь,
Скажи,
Что поделаешь?
Сложи
Оружие.
В такие дни -
Тони.
* * *
Пуста подзорная труба,
Пусты гроба,
Покойники ушли в кусты -
Мостить мосты.
Лишь тот, кто мог пустой башкой
Как мастерком
Повыскрести весь верхний слой
Под потолком -
Лишь тот и выберется вон,
Через дыру.
А я не он, а я не он -
И я умру.
* * *
ох проколота моя лодочка
в двух местах ядовитой иголочкой
водички не вычерпать ковшиком
не унять уговорами штормика
не нанять удалого матросика
чтобы вывел на сухонький бережек -
нет таких денежек
* * *
мир утлый минутный небезопасный смотри: уже утро давай зайдем внутрь
внутри - запасы тысячелетние, утварь, всё - непоследнее
там-то я и составлю карту твоих морщин и буду водить отряд любопытных ресниц сверху вниз
ниц
* * *
я стою на границе тела
и хочу раствориться в сердце
только, сердце, быстрее,
быстрее, ещё быстрее,
давай кто первый истлеет,
отсюда до вон того дома
* * *
Несколько лиц на самом дне...
Несколько дней у самых границ...
Ничего-то я не умею хранить:
всё гниёт в моём погребе.
Ох, братишки, чтобы не начало гнить,
надо выбрасывать вовремя.
* * *
свет небес:
снег
легкий год:
двое
легкий бог:
с нами
на весах:
дождь
на часах:
снег
на глазах:
лес
вверх и вниз:
ход
по нему:
лез
вверх и вниз:
двое
* * *
веди нить, портной,
единить со мной
ткань чужих родов
или городов
крепче шей - ищи
шейные хрящи,
позвоночник вдень
вышей ночь и день,
выше и прочней
чтобы не сносить
до дыр до бахромы
до похорон зимы
* * *
день ото дня отличить не умел
хотя их граница очерчена мелом
на чёрной доске, ногой на песке,
телом на теле
хотя между ними таможни, таможни
и когда проезжаешь границу дней
пограничник в купе стучится сильней
сердце бьётся тревожней
RELIGIO
Наша вера - бульдожья.
Увидим кого святого
Челюстями - цап - и готово!
И по бездорожью,
по грязи
тащат нас за собой.
Не теряем надежду,
ибо нет связи
надёжней
чем между
челюстями
и тем что попалось между.
* * *
шесть утра
дожил
сдюжил
ура
семь утра
в комнату входит
мура
и мурыжит
иже
нарицается
тоже
мурой
умой
лик
мой
вода
корни
зуба
и корни
дуба
требуют ухода
свежее
бельё
моё
лежит в шкафу
взять с собой в ванную
майку нерваную
фу
восемь утра
я не пойду туда
и не пойду никуда
фу
и не пойду
и не пойду
и не пойду
никуда
* * *
отпусти меня, не сжимай, плюнь на фига тебе такой безобразный лунь? а всё жмёшь меня, ждёшь когда приду, в рот суёшь еду, в грудь суёшь ерунду -
ослобони меня, слышь, у меня в голове завелась мышь
или две
* * *
брат, пусти меня обратно
- не пущу не пущу
брат, прости меня обратно
- не прощу не прощу
брат, мне холодно и хладно
- ну и что? ну и кто?
это я твой брат пернатый на погибели женатый в час невыгодный рождённый замерзаю охлаждённый ног не чувствую и пяток рог не чувствую и маток смерть колени обнимает смерть последнее снимает вот я гол и вот я наг брат скорей со мною ляг
* * *
пусто мне, пусто. сети пустые и письма пустые пришли,
дети, которых нашли, убежали обратно в капусту,
в смете нули там, где прибыли, и там, где расходы - нули,
ой, куда же мы прибыли, куда же нас завели
все ухищренья искусства, затеи безделья, зелья какие-то,
привораживающие порошки -
оказались вредны для башки.
то-то теперь посмеётся над нами цунами,
то-то теперь ураган на рога нас подымет и на смех,
зря мы незрячи, зря не стояли мы насмерть,
то-то теперь полежим как старорежимные клячи,
выклянчивая на старость чего у других осталось.
* * *
долго ли коротко ли
больно ли холодно ли
темнеет светает
дорога до бога видна
тебе не подняться голос твой бледен
но друг
ты слышишь как воды на кухне
шефство берут
над тишиной над тишиной
возлюбишь, о брате, простое наличие
об отсутствии заплачешь как стена
стенания добрые по телефону друзей
шефство берут
над тишиной над тишиной
* * *
а теперь опять подробнее:
помню
как сижу в детском садике на раскладушке
и ко мне по коридору приближается воспитательница толстая так что кажется что это несколько человек
идут в обнимку
а я пытаюсь
обхватить руками свою ногу в толстом месте
и у меня почти получается
и я тогда думаю
вот мне мало лет и вот я сейчас думаю что-то но важно что я вот так же буду потом потом думать
а это буду всё равно я и буду совсем другой в голове но останусь мной и когда потом буду думать то вернусь сюда в детский садик и себя увижу и это буду я и вот я тогда думаю что я тогда вижу себя но позже и это один человек тот же то есть я протянут и уже неизменен
и дальше возраст не важен всегда буду тот же
и сам себя оттуда пойму в ту сторону и в эту это уже я
* * *
я помню как я начинался моему появленью сопутствовали такие явленья как дождь и асфальт промокший пахнет лучше всего на свете и оставь меня там не тащи меня дальше ни в лифт ни по лестнице я хочу здесь я хочу скоро или пришли кого-нибудь из тех за кем я обычно хожу и послушно тогда побреду
* * *
дорогие сироты,
вам могилы вырыты
на зелёной пажити
вы в могилы ляжете
и очень нас обяжете
очень нас обяжете
* * *
и опять:
меня у меня не отнять
да кто ж отнимает?
человека такого - нема
все же всё понимают
просто - зима
белые ладошечки
на голову кошечке
потрогала под окнами
продрогла и подохла
или умерла
и все дела
а ты такой бояка
ляг-ка
в доме тепло
окна заделаны ватою
двойное стекло
матовое -
граница на замке
* * *
а для святых твоих был величайший свет
и величайший снег был для твоих прохожих
и всякий человек сложился бы как ножик
когда бы не глядел кому-нибудь вослед
* * *
за сушей за морем засушен заморен голем ли жид ли лежит болен
что поделаешь, чебурашка?
схаркиваешь полтела. вскакиваешь: вспотела
рубашка.
и во всём этом идея одинокой болезни мол эллина иудея жись - слизь, которой велено заниматься лелеять.
и вот взлелеяна.
и вот за какие-то
двадцать
минут
вся вышла
вся - тут.
***
дом обесточен мир не светел подними листочек с полу
напиши кому позвонить в случае ночи и положи так чтобы
я заметил
я ведь никаких передач не слушаю и не знаю что делать
в этом случае говорят что самое лучшее спать лечь -
так ли?
извини что я тебя этим мучаю, беспокою и все такое...
Сюжеты:
Сергей Алиханов представляет лучших стихотворцев России