"Оленька, Живчик и туз" - роман звучит в Сети.

[alikhanov]

http://royallib.com/book/alihanov_sergey/olenka_givchik_i_tuz.html
Фразы:
Украденное зеленое платье, которое только что ей абсолютно не шло, вдруг преобразилась - Оленька превратилась в себя самое - в золотую бабочку, порхающую над весенним, покрытым белыми одуванчиками, лугом!

Оленька перевернула еще одну страницу и вдруг на пожелтевшей фотографии она увидела свое собственное лицо!

Гадкий беспризорник, воспользовавшись всеобщим энтузиазмом и шумным неистовством публики, кидающей в воздух трости и зонтики, самым наглым образом лез ей в карман кожанки!

2.

В продолжении долгого ужина, обставленного все с той же церемониальной пышностью, влюбленные обменивались ничего не значащими фразами. Насытившись, господин Фортепьянов вдруг почувствовал себя бесконечно разбитым, напряжение спало, и накатила усталость. Фортепьянов встал и сказал, что ему надо собраться с мыслями и отдохнуть, и чтобы Оленька шла в свою спальню.
Ланчикова еще в лимузине была готова к такому повороту дел и сказала:
- Ророчка, миленький! Я еще не хочу спать. Если ты не возражаешь, я бы очень хотела посмотреть альбомы с твоими семейными фотографиями», - прожив долгие годы со своим персональным фотографом, Оленька знала, что просмотры семейных снимков, а особенно изображений далеких предков очень трогают сердце живущего потомка. Интересоваться родословной - верный шаг к тому, чтобы мимолетная любовь переросла в долговременную привязанность. «Как ни крутись - ты будешь моим, ты уже мой!» - самоутверждалась Оленька, подставляя Ророчке губки для прощального поцелуя.
- Эти альбомы достались мне от деда, а, может быть, даже от прадеда. Кажется, там не только наши семейные реликвии, но и просто старые фотографии начала века. И вообще, дорогая, занимайся чем хочешь. Ты у себя дома. Спокойной ночи! - растрогавшийся Фортепьянов улыбнулся, еще раз поцеловал Оленьку и удалился.
Оказавшись в спальне, в которой всю прошлую ночь она энергично занималась любовью, Оленька тут же направилась к кожаному сундуку, открыла крышку и по очереди вытащила и положила на кровать два больших старинных альбома - в сундуке их оказалось несколько.

Но тут на глаза Оленьки попались пластиковые мешки из бутика, заботливо положенные кем-то из обслуги перед большим зеркалом. Оленька на время отложила фотоальбомы, распаковала мешки и стала примерять платье за платьем.
Оленька поочередно надевала модельные обновки, и в каждой из них она выглядела просто потрясающе.

«Какая же я идиотка!» - все досадовала Оленька, -«Весь день проходить в костромском платье с золотым люрексом! Не сообразила в магазине же переодеться! Впрочем, очень правильно я сделала, что не сменила синее платье. Пусть впечатлительный Ророчка навсегда запомнит, как, рискуя собственной жизнью, я спасла его именно в этом неказистом платьице. С годами это простенькое народное платье станет для Ророчки дороже, чем подвенечное. Впрочем, еще не ясно - стоит ли мне с ним венчаться», - Оленька крутилась перед зеркалом в сиреневом - от Ив Сен Лорана - воздушном облачении и все больше, и все яснее осознавала себе цену - «Никуда ты от меня, магнольчик, не денешься! Мои золотые узоры будут теперь всю жизнь у тебя перед глазами! А появляться в нем я буду только по самым торжественным случаям - по дням нашей первой встречи!»

Оленька продолжила примерку, меняя обнову за обновой, и все больше и больше восторгалась собой.
«Только зеленое платье мне не идет - вот загадка! Платье из натурального шелка, казалось бы прямо на меня сшитое. Не идет, и все тут! Впрочем, Ророчка не покупал это зеленое платье!»
Сверившись с ценником и с чеком, которые оказались в одном из мешков, Оленька тут же убедилась, что она права - зеленое платье куплено не было. Значит, оно попало в мешок случайно? Нет!
Платье украл Фортепьянов!
- Стибрил! Ай, да магнольчик! Украл платье за пять тысяч долларов! - вслух восхитилась Оленька.
Ланчикова сняла, но потом снова надела зеленое платье и посмотрелась в зеркало. Удивительно! Впечатление полностью поменялось! Украденное зеленое платье, которое только что ей абсолютно не шло, вдруг преобразилась - Оленька превратилась в себя самое - в золотую бабочку, порхающую над весенним, покрытым белыми одуванчиками, лугом!
- Какая прелесть! Завтра нарочно весь день буду ходить в нем! Ророчка- клептоман! Воришка, как же я тебя обожаю! - Оленька действительно прониклась сильнейшим чувством к микроцефалу Фортепьянову, уселась в зеленом платье в кресло и, наконец, принялась неторопливо листать альбом.
У Оленьки была давняя привычка - рассматривать собрания собственных фотографий, которые в неисчислимом количестве делал и дарил ей влюбленный в нее Пыльцов. Поэтому, листая семейные черно-белые архивные фотографии семьи Фортепьяновых, Оленька невольно пыталась разыскать себя. Хотя, разумеется, на этих отпечатках столетней давности ее изображения не было, и быть не могло.
Самолеты ей все не попадались, но зато было множество безымянных лиц - дальних родственников Рора Петровича, которые смотрели на нее сквозь тонкий слой пыли. Фотографии или, как тогда их называли, дагерротипы сохранились превосходно. Благообразные люди бесстрастно и надменно, в упор глядели на Ланчикову, и у ней почему то возникло смутное чувство, что она их где-то уже видела. Чтобы стряхнуть наваждение, Оленька зажмурила глазки, но тут же открыла их и опять стала листать альбом. Никаких надписей не было, но зато под каждой фотографией были поблекшие цифры, означающие года - от 1909 до 1916.

Преуспевающие буржуа позировали безымянному фотографу на первых автомобилях- угловатых и похожих на передвижные сарайчики. А вот купцы, сидящие на деревянных, гнутых креслах на лужайках перед собственными домами. А вот предприниматели за рабочими столами, украшенными пузатыми хрустальными чернильницами и первыми массивными телефонами с трубками, похожими на фарфоровые дверные ручки. Пейзажные фотографии вдруг напомнили Ланчиковой старые костромские постройки. «Неужели предки Фортепьянова тоже из Костромы?» - удивилась Оленька. Да! Вот это точно костромская набережная. А вот на фоне стоящих у причала барж, вероятнее всего собственных, фотографируются солидные господа.

Однако, никакого - даже отдаленного! - сходства со скукоженой фортепьяновской физиономией не было ни у одного из запечатленных лиц. А вот на холеных лошадях по манежу скачут офицеры с круглыми, широкими, усатыми лицами. А на теннисном корте, вплотную окруженному какими-то хозяйственными строениями, стоят в цивильной одежде и держат деревянные теннисные ракетки холеные господа и дамы. И у всех в высшей степени аристократические, удлиненные подбородки! Которая же из них дам - бабушка или даже прабабушка Фортепьянова? Наверное, сам Ророчка уже не определит»,

Оленька решила просмотреть еще один альбом, прежде чем отправиться спать, взяла его, но тяжелый альбом стал валиться из рук, и из него выскользнули и упали на ковер несколько бумаг. Любопытная Оленька отложила альбом, развернула бумаги и прочла выписки из метричных книг Богоявленского Костромского собора, а так же удостоверения Костромского городского по воинской повинности присутствия.
«Фортепьяновы тоже родом с Поволжья!» - опять утвердилась Ланчикова. Она внимательно просмотрела фамилии тогдашних - 1913 года призывников. Но никаких Фортепьяновых не призывали в армию по «жребьеметанию» из Костромы.
«Странно - откуда же у Ророчки эти альбомы?» - Оленька перевернула еще несколько страниц, и перед ней наконец открылись фотографии костромского ипподрома, с летающим над полем бипланом Фармана!
«Да этим фотографиям просто цены нет! Надо же, как удивительно! Завтра же выпрошу их у Ророчки. Вот будут рады у нас в Костромском авиаклубе!»

Оленька перевернула еще одну страницу и вдруг на пожелтевшей фотографии она увидела свое собственное лицо!
Оленька стояла на ипподроме в кожаном шлеме, скрывающем ее чудесные волосы, а вокруг нее ликовала публика!
- Быть такого не может! - воскликнула Ланчикова.
Откуда у нее эти поднятые на лоб летные очки корявой конструкции, так похожие на современные очки сварщика?! Такие очки она никогда не носила! Оленька потрогала свой лоб - и у особы на фотографии форма лба была точно такой же. И глаза, это ее глаза!
- Как я могла оказаться тут, в этом старом альбоме?! Вернее, как я могла оказаться в 1913 году на нашем костромском ипподроме?-вслух поразилась Оленька.
На дагерротипе была изображена именно она - Ланчикова! - в этом не было и не могло быть никакого сомнения! Именно она стояла среди восторженной, приветствующей ее ипподромной публики, а на заднем плане был все тот же биплан Фармана. Значит это она - Оленька Ланчикова только что летала над старым костромским ипподромом! Но такого быть не могло! Под фотографией была цифра - 1913 год.
Бред какой-то!
Оленька вытащила дагерротип из паспарту и стала внимательно его рассматривать.
Поразительно! Как эти зрители похожи на тех, которые в дни ее юности собирались на соревнования авиамоделистов. И вот оказалось, что именно она, Ланчикова, или ее прямая дальняя родственница храбро летала еще в 1913 году над костромским ипподромом на этом допотопном, продуваемом всеми ветрами, самолетике! В том, что это именно она у Ланчиковой не было никакого сомнения!
Оленька стала всматриваться в лица людей, окружавших ее на фотографии. И вдруг рядом с собой она заметила коротышку-беспризорника, с маленькой головы которого сползал на сторону широкий, не по размеру, картуз. Гадкий беспризорник, воспользовавшись всеобщим энтузиазмом и шумным неистовством публики, кидающей в воздух трости и зонтики, самым наглым образом лез ей в карман кожанки!
Неизвестный фотограф, сам того не подозревая, запечатлел воришку в момент карманной кражи!
Оленька возмутилась, перевернула отпечаток и на оборотней стороне обнаружила почти стершуюся надпись фиолетовыми чернилами:
«Тут я зелененькую умыкнул.»
- Вот так фантасмагория! - опять вслух сказала Оленька, и еще внимательней стала рассматривать дагерротип.
Оленька со всех сторон оглядела наглого воришку, словно это было объемное, стереографическое изображение. И тут в крохотном, плюгавом и нищем беспризорнике Ланчикова узнала самого господина Фортепьянова!
Так оно и есть!
Оленька прикрыла мятый картуз сияющим брильянтовым пальчиком - и ей ухмыльнулась задорная и маленькая, самодовольная и хамская физиономия юного Ророчки! Оленька изо всех сил всмотрелась в дагерротип и тут ей показалась - нет! Это произошло на самом деле! Наглец Ророчка самым вызывающим образом ей подмигнул! Оленька даже щелкнула по ухмыляющейся физиономии магнольчика-магната жемчужным ноготочком!
- Ну и рожа! Вот он - твой настоящий родственничек! Ничтожный карманник! Форточник! Вот ты каков - Ророчка собственной персоной! А все эти семейные старинные альбомы - присвоенные тобой семейные архивы уничтоженных купцов и предпринимателей! - сообразила наконец Ланчикова.
«Но кто же эта летчица, или как их тогда называли, авиатрисса? Моя прабабка! Удивительное совпадение! Значит, Ророчка в начале века украл у меня, вернее, у моей прабабки, зелененькую - три рубля, а теперь на них раскрутился, и стал магнатом! А я - летчица в четвертом поколении! - вынуждена задницей вертеть перед этим ничтожным карманником, и за уши его от бомб оттаскивать! Воришка, прохиндей, ничтожество!»
Оленька в волнении стала соображать, что бы ей такого сейчас учинить.
- Сейчас Ророчка ты у меня попляшешь! - утвердилась Оленька, машинально перевернула еще страницу и тут она была сражена окончательно. Ее догадка оказалась верной! В альбом была вклеена совершенно ветхая газетная вырезка - под шапкой «Московских новостей» от 28 апреля 1913 года шел заголовок:

«Перелетъ Берлинъ - Парижъ!
«ланчикова на моноплане Фоккера!» - но почему-то с маленькой
буквы.
- Боже мой! Эта летчица - я сама - мое первое воплощение! Недаром я всю жизнь мечтаю полететь в Париж!
Это меня самое гадкий Фортепьянов обокрал на костромском ипподроме!
Значит и весь этот архив тоже мой! Жулик Ророчка сохранил его только из-за этой случайной фотографии! - Оленька пришла в ярость:
- Как же ловко пройдоха устроился! Залез в карман и украл у меня три рубля, альбомы стибрил, меня отъимел, зеленое платье тоже украл и сейчас довольный спит-посапывает! Ну, я тебе покажу!
Оленька пробежала глазами заметку под кричащим заголовком. Это был отрывок из бортового журнала:
«Ганновер 24.7.1913 год. Вылетели из Ганновера. Сквозь облака вижу прелестную деревню. Сейчас буду накачивать бензин, чтобы не застрять в дороге. Карта показывает горы, но я их не вижу - мешает сильный туман. Аппарат идет вправо и влево. Часто попадаем воздушные ямы. Над нами совсем низко черное густое облако. Сильный дождь. Болит лицо. Нас ужасно швыряет. Леса и горы мы пролетели, Бельгия за нами, мы уже во Франции...»
(На самом деле фамилия первой русской авиатриссы была Голанчикова - но первый слог на газетном обрывке был оторван или стерся за давностью лет).


- Я сама полечу в Берлин! - утвердилась Оленька, вырвала из альбома ветхий газетный листочек, положила в сумочку и тут задумалась.
Быть такого не может, чтобы этот старинный дагерротип попался ей на глаза совершенно случайно!
Оленька опять всмотрелась в лицо летчицы, похожей на нее как две капли воды, и сфотографированной с Ророчкой за 60 лет до ее появления на свет.
И эта фотография, и ветхий газетный обрывок, получены ею из прошлого неспроста! Это тайный знак! Это послание Провидения, которое Оленьку о чем-то предупреждает!
- Когда же я полечу над Европой? - вслух спросила Ланчикова, и тут же ответила себе самой, - Сейчас! Прямо сейчас! Сию же секунду! Этой же ночью! Мы вылетаем немедленно!
Оленька приняла решение, и вдруг почувствовала - если она действительно этой же ночью не полетит в Берлин, а потом в Париж, случиться нечто ужасное. Она или полетит в Париж, или умрет. А если умрет не она, так умрет ее бедный Веничка! Он погибнет обязательно! Его задушат удавкой в черном «Мерседесе»! Чтобы спасти Веничку, ей надо этой же ночью вылететь в Европу!
И тут перед внутренним зрением Оленьки представилась страшная картина: она вдруг явственно увидела, как в каком-то подмосковном лесу, при свете чадящего костра, разведенного из валежника, смоченного бензином из канистры, переодетый, слюнявый мент роет в лесу яму, которая предназначена для ее Венички! В этой яме Веничка сгинет бесследно и навсегда! И чтобы спасти Веничку от этой безымянной лесной могилы, ей надо лететь, срочно брать курс на Берлин!»
Оленька перестала волноваться и принялась действовать - она положила в сумочку удивительный дагерротип и погляделась в зеркало - зеленое платье сидело на ней превосходно! Она прямиком направилась в спальню Фортепьянова, зажгла яркую люстру, тотчас схватила спящего Ророчку за ухо, и принялась тянуть изо всех сил.
- Что случилось? Нас опять взрывают? - спросонья, ничего не понимая, спросил господин Фортепьянов.
Оленька, ни говоря не слова, за ухо выволокла Ророчку из постели и бросила ему на колени одежду.
Фортепьянов торопливо стал одеваться.
- Мы сейчас же едем на аэродром и немедленно улетаем! - распорядилась Оленька.
- Куда? Зачем? На какой аэродром? Что случилось? Началась национализация? Или уже гражданская война? - Фортепьянов, натягивая брюки, непрерывно задавал вопросы.
- Придется тебе, мой хороший, за все расплатиться. И чем быстрее - тем лучше! - Оленька отпустила ухо, но послушный Фортепьянов оделся без принуждения.
- Где стоят твои самолеты? - строго спросила Оленька.
- В Мячково.
- Мы вылетаем этой же ночью! - распорядилась Оленька, - Едем быстрее! Мы должны угнать самолет.
- Зачем их угонять, когда там все самолеты мои? - возразил, окончательно проснувшись, Фортепьянов.
- Тем лучше! Поторапливайся! - негодуя, командовала Оленька.
Рор Петрович поглядел на свою обезумевшую девочку, и тут понял главное - если он сейчас не послушается Оленьки, то прекрасная сумасбродка этой же ночью уедет, уйдет, улетит от него, и вернуть ее он никогда больше не сможет. Фортепьянов уже не представлял без Оленьки свою дальнейшую жизнь, и поэтому магнольчик улыбнулся и потянулся Оленьку поцеловать.
Оленька, поторопила магната:
- Быстрее! У нас нет ни одной лишней минуты!

Фортепьянов набрал номер телефона и стал отдавать приказания.

Тут Оленька разрешила Ророчке себя поцеловать и подставила щеку. И Ророчка поцеловал Оленьку, и почувствовал себя таким молодым и счастливым, что ему действительно вдруг захотелось угнать свой собственный самолет, взмыть в ночное, звездное небо, и лететь с Оленькой, лететь с этой изумительной, чокнутой блондинкой, сидящей за штурвалом «Сессны», потому что следуя немыслимой логике всего, что с ним произошло за эти два дня, этот ночной полет был для него единственным путем спасения.
еще -
https://alikhanov.livejournal.com/1112744.html