"И небо океана роковое вновь осеняет кроткий лик земли..." - стихи с посвящениями.
* * *
Подышим осенью, мой друг,
Покурим у времянки.
Ни здесь ли превратился звук
В «Прощание славянки»?
А космы рыжие берез
Редеют в сизой дымке.
Хоть выложились мы всерьез -
Остались недоимки.
Мы заняли не мелочась,
А не за веру пали.
И жены не прощали нас,
И, не простясь, бросали.
Увязли мы в сырой земле.
А марш звучит далеко -
На уходящем корабле
В порту Владивостока.
http://alikhanov.livejournal.com/36503.html - Валентин Мишаткин.
* * *
Приятель мой, нищий киношник,
Оставленный славой, женой,
Бродяга, хвастун, полуночник,
Заехал однажды за мной.
И с ним мы немедля помчались,
Погнали, пошли, понеслись.
И вроде неплохо набрались.
Но все еще не добрались.
читать
ПУТЬ КНИГИ
Евгению Рейну
Я купил ее в Белом Яру,
В километрах двухстах от Тобольска.
Было ветрено, сумрачно, скользко.
Я промерз на сибирском ветру.
Жажду странствий февральских кляня,
Забежал в магазин от мороза.
Не поэзия вовсе, не проза,
А тепло заманили меня.
И поэтому вместе со мной
Вкруг земного отправился шара,
Кроме дарственного экземпляра,
Еще тот, просквоженный пургой.
Петербургских мостов имена
Прозвучат в ностальгическом тоне -
Я ее подарил в Вашингтоне -
Есть на всех континентах она.
http://alikhanov.livejournal.com/243019.html - "Имена мостов" - книга стихов Евгения Рейна, которую издавали 16 лет.
http://www.youtube.com/watch?v=OS1UWA_tdjc&feature=relmfu - Евгений Рейн в фильме "Блаженство бега"
студия "Лад" РТР - 1992 год - съемка в квартире Рейна на улице Куусинена.
http://alikhanov.livejournal.com/233598.html на семинаре Евгения Рейна в Литинституте.
РЕЧНАЯ СТОЯНКА
Тоне Аксеновой
Мы с тобой заявились только к шапочному разбору,
А тогда нам казалось, бездомникам иногородним,
Что вот-вот под напором
высокая насыпь прорвется,
И мы примем участье и в празднике, и в карнавале,
На который пускают людей по московской прописке.
И решила ты музою стать, я - бессмертным поэтом.
Но четырнадцать лет пролетело, и осень пришла
В эти чахлые рощицы вдоль обмелевшей реки,
Где живем мы в палатках
по разным ее берегам.
Ты осталась такой же,
лишь издали надо всмотреться.
И идешь ты, как прежде,
и грацией полнишь пространство.
Лишь Москва не следит с любопытством,
от ужаса жмурясь,
Чьей ты станешь женой,
откачают тебя или нет.
Сколько строчек прекрасных
тебе, так сказать, посвятили.
Я теперь понимаю - отделались просто стихами,
Оставляя тебя ночевать за порогом судьбы.
Я там тоже шустрил -
мне доверили «Волгу» с фургоном.
Эту белую «Волгу» купили тогда на валюту,
Что в те дни не скупясь выдавали
всемирным поэтам
В Мичигане, в Техасе, на рок- и на поп-вечерах.
И я с гордостью слушал в ночи -
именами без отчеств
Все тревожился воздух
в просторном салоне машины.
День-другой я катался
по темным московским проспектам,
И хозаин загнал ее на толкучке.
* * *
Игорю Шкляревскому
На сотни верст вокруг ни деревеньки нет,
Но кто-то ходит нашею тропой.
Здесь побывал медведь.
"- Ты видишь этот след?
Смотри - он заполняется водой!"
Когда с бревна в ручей
я с рюкзаком упал
И, вынырнув, стал шумно выгребать,
С горящей берестой на помощь ты бежал
И засмеялся - некого пугать.
Пружинил блеклый мох, гудел привычно гнус,
Дым от костра шел в сторону болот.
Что ж столько лет спустя я вновь за нас боюсь -
Ведь нас забрал оттуда вертолет.
http://alikhanov.livejournal.com/109897.html - "В море - в страхе труд, на реке - в страстях..." - о рыбалке с Игорем Шкляревским.
* * *
Виктории Мулловой
Сегодня Москонцерт в бухгалтерском угаре,
Ревизия - мы все у бездны на краю,
А Вы пришли сюда со скрипкой Страдивари,
Чтоб деньги получить за музыку свою.
Бухгалтер возмущен: «Что Вы суете в руки?
Где перечень сонат? У сметы вышел срок!
Просрочен аттестат! Вам это не смычок!»
Оформлены не так божественные звуки...
http://alikhanov.livejournal.com/223536.html - Виктории Мулловой - "Оформлены не так божественные звуки..." - как было написано это стихотворение.
ДЯДЯ КОЛЯ
Он, старожил и уроженец края,
Не уезжал надолго никуда,
Но так и не прижился здесь, считая:
Жизнь прожита - не велика беда.
Отсталость, как ведется, изживалась,
И благодать дошла до этих мест.
И лишь ему по-прежнему казалось,
Что он несет какой-то вечный крест.
Он, правнук тех чиновников кавказских,
Голубоглазый, сухонький, живой,
Сомнениям своим не дал огласки,
Их так и не решив с самим собой.
Но толковал всегда о чем-то здравом,
Не пользовался внеочередным,
Бесплатным и еще каким-то правом.
Гордился я своим знакомством с ним.
Пенсионера не было счастливей!
И в Доме офицеров окружном
Из года в год он числился в активе,
О стенку безразличья бился лбом,
Кассиршам учинял головомойки.
А для вальяжных офицерских жен
Курировал кружки шитья и кройки
И выписал для них аккордеон.
Неугомонным был он заводилой!
Пожатье легкой, жилистой руки
Вас заряжало бодростью и силой -
Хотелось записаться в те кружки...
А время для него тянулось долго.
Был вдовым он, соседей не любил.
Но крут замес терпения и долга,
И он не коротал свой век, а жил.
В многоязычном, суетном районе,
Где целый день судачат стар и мал,
Где вьются сплетни на резном балконе,
Он только лишь по-русски понимал.
Еще я помню - в месяц листопада
Мы на проспекте встретились ночном
В разгаре репетиции парада.
Шли танки и скрывались за углом.
Они в простор проспекта уходили,
А мы с восторгом преданным своим
На месте оставались и следили,
Вдыхая дизелей тяжелый дым.
А напоследок, уж впадая в детство,
Он все твердил, что ждут преграды нас.
И умер он, оставив мне в наследство
Стол, на котором я пишу сейчас.
ПАМЯТИ СЕМЕНА ШАХБАЗОВА
В курительной ты злобно говорил
О том, что все тебя не понимают,
И что стихов твоих не принимают,
Переводить тебе не доверяют,
Недооценивают слов твоих и сил.
И ты кричал, что доконаешь их,
Халтурных переводчиков московских,
Что сам ты из породы маяковских,
И яростно читал свой жесткий стих.
Ах, бедный Сема, бедной головой
Зачем ты бился о глухую стену?
Какую призывал ты перемену,
Сражаясь с одиозною судьбой?
Неудержим российский плавный слог, -
Преодолев кавказских гор порог,
За ними он таинственно разлиться
Сумел, и очаровывая край,
Волной могучей словно невзначай
Он смыл тебя, поэта-ассирийца.
Но, не умея плавать, к сожаленью,
Не звал на помощь ты, а поднял крик,
Барахтался, противился теченью
И гибели своей приблизил миг.
Ах, почему в том городе беспечном,
В котором мне родиться довелось,
Торговлей ты не занялся извечной,
Не проводил досуг свой бесконечный,
Игральную раскатывая кость?
Ах, почему, не сделавшись таксистом,
Ты растерял нахрапистость и лень, -
Ведь ты бы мог сейчас с веселым свистом,
Прислуживая щедрым аферистам,
Примчаться под балконов длинных сень
На улочку, где пыль, белье и солнце,
И выйти, и небрежно посчитать
Рубли, и отложить в карман червонцы,
И жить, кататься и не умирать.
Мне, может, со столичною моралью
Провинциальных истин не понять.
И вправе ль я с игривою печалью
И холодно и горько рассуждать?
Но мы с тобой из одного района.
Ведь мы вдвоем вопили исступленно
О том, что наша близится пора,
О том, что мы себя еще проявим
И все права тогда свои предъявим,
Когда 5: 0 закончится игра.
Но ты не перенес несчастный случай,
Когда не в нашу пользу этот счет.
Ты проиграл, приятель невезучий.
Ну, а моя игра еще идет.
А те, которым мы тогда кричали
О силе наших перьев и затей,
Они тебя живым не замечали
И смерти не заметили твоей.
Письмо Виктора Конецкого - http://alikhanov.livejournal.com/44797.html
* * *
Виктору Конецкому
Скелет кита на берегу Анголы
Заметный, белый, высохший, тяжелый,
А мимо проплывают корабли.
Взлетает водяная пыль прибоя,
И небо океана роковое
Вновь осеняет кроткий лик земли.
А на рыбацком ветреном погосте
Нетленные в земле хранятся кости, -
Над ними крылья черные крестов.
А океан крошит тела и души.
След смерти сохраняется на суше,
А в океане нет ее следов.
Фрегаты оглашают берег голый...
Скелет кита на берегу Анголы
Как чья-то нестареющая весть.
И морякам красивым и беспечным
Он знать дает напоминаньем вечным:
Пусть нет следов, но смерть в пучине есть!
* * *
Актриса! Ваш фильм уже сходит с экрана,
Лишь в клубе каком-то остался сеанс.
Ищу на такси. Нахожу слишком рано.
Сегодня я Вас разлюблю - это шанс.
А вот и неточность - неверный нюанс.
Фильм очень растянут. Сюжет словно рама
Размером с отдушину. Все же упрямо
Его режиссер примеряет на Вас.
Избранница муз да и зрительских масс,
Надежды мои не сбылись - я напрасно
Добрался сюда, чтобы сердцем остыть.
Любить знаменитость смешно и прекрасно.
И буду Вас ждать у афиш и у касс,
Хранить все билеты, иллюзией жить.
(акросонет)
ПОСВЯЩЕНИЕ МАРИНЕ
Прости мне эти первые творенья.
Я по-старинному еще закован в ритм,
И сам себя, как Буратино из полена,
Выстругивал и вдруг - заговорил.
И первые слова. как будто стружки,
Валялись, пахли солнцем и смолой,
А я кричал - я был уже игрушкой,
Хоть деревянной, но уже живой.
А публика в веселом нетерпенье,
Часы продекламируют - «тик-так»,
И новое начнется представленье,
Мой первый, еще кукольный спектакль.
А ты все спишь и будешь спать, покамест
Сквозь шорох разговоров и шагов,
Как поцелуем, звонкими стихами
Я расколю хрустальнейший из снов.
Бродя по лунной прелести дорожек,
Я гладь озер ни разу не сломал.
Не потому ль мне ближе и дороже
Игрушечные, может быть, слова.
Но занавес пополз. Через мгновенье
Исчезнет он. Его меж нами нет!
И с нарисованных небес от удивленья
Тогда повалит настоящий снег.
Журнал "Литературная Грузия" 1970 г.
http://alikhanov.livejournal.com/356681.html - Марина
Подышим осенью, мой друг,
Покурим у времянки.
Ни здесь ли превратился звук
В «Прощание славянки»?
А космы рыжие берез
Редеют в сизой дымке.
Хоть выложились мы всерьез -
Остались недоимки.
Мы заняли не мелочась,
А не за веру пали.
И жены не прощали нас,
И, не простясь, бросали.
Увязли мы в сырой земле.
А марш звучит далеко -
На уходящем корабле
В порту Владивостока.
http://alikhanov.livejournal.com/36503.html - Валентин Мишаткин.
* * *
Приятель мой, нищий киношник,
Оставленный славой, женой,
Бродяга, хвастун, полуночник,
Заехал однажды за мной.
И с ним мы немедля помчались,
Погнали, пошли, понеслись.
И вроде неплохо набрались.
Но все еще не добрались.
читать
ПУТЬ КНИГИ
Евгению Рейну
Я купил ее в Белом Яру,
В километрах двухстах от Тобольска.
Было ветрено, сумрачно, скользко.
Я промерз на сибирском ветру.
Жажду странствий февральских кляня,
Забежал в магазин от мороза.
Не поэзия вовсе, не проза,
А тепло заманили меня.
И поэтому вместе со мной
Вкруг земного отправился шара,
Кроме дарственного экземпляра,
Еще тот, просквоженный пургой.
Петербургских мостов имена
Прозвучат в ностальгическом тоне -
Я ее подарил в Вашингтоне -
Есть на всех континентах она.
http://alikhanov.livejournal.com/243019.html - "Имена мостов" - книга стихов Евгения Рейна, которую издавали 16 лет.
http://www.youtube.com/watch?v=OS1UWA_tdjc&feature=relmfu - Евгений Рейн в фильме "Блаженство бега"
студия "Лад" РТР - 1992 год - съемка в квартире Рейна на улице Куусинена.
http://alikhanov.livejournal.com/233598.html на семинаре Евгения Рейна в Литинституте.
РЕЧНАЯ СТОЯНКА
Тоне Аксеновой
Мы с тобой заявились только к шапочному разбору,
А тогда нам казалось, бездомникам иногородним,
Что вот-вот под напором
высокая насыпь прорвется,
И мы примем участье и в празднике, и в карнавале,
На который пускают людей по московской прописке.
И решила ты музою стать, я - бессмертным поэтом.
Но четырнадцать лет пролетело, и осень пришла
В эти чахлые рощицы вдоль обмелевшей реки,
Где живем мы в палатках
по разным ее берегам.
Ты осталась такой же,
лишь издали надо всмотреться.
И идешь ты, как прежде,
и грацией полнишь пространство.
Лишь Москва не следит с любопытством,
от ужаса жмурясь,
Чьей ты станешь женой,
откачают тебя или нет.
Сколько строчек прекрасных
тебе, так сказать, посвятили.
Я теперь понимаю - отделались просто стихами,
Оставляя тебя ночевать за порогом судьбы.
Я там тоже шустрил -
мне доверили «Волгу» с фургоном.
Эту белую «Волгу» купили тогда на валюту,
Что в те дни не скупясь выдавали
всемирным поэтам
В Мичигане, в Техасе, на рок- и на поп-вечерах.
И я с гордостью слушал в ночи -
именами без отчеств
Все тревожился воздух
в просторном салоне машины.
День-другой я катался
по темным московским проспектам,
И хозаин загнал ее на толкучке.
* * *
Игорю Шкляревскому
На сотни верст вокруг ни деревеньки нет,
Но кто-то ходит нашею тропой.
Здесь побывал медведь.
"- Ты видишь этот след?
Смотри - он заполняется водой!"
Когда с бревна в ручей
я с рюкзаком упал
И, вынырнув, стал шумно выгребать,
С горящей берестой на помощь ты бежал
И засмеялся - некого пугать.
Пружинил блеклый мох, гудел привычно гнус,
Дым от костра шел в сторону болот.
Что ж столько лет спустя я вновь за нас боюсь -
Ведь нас забрал оттуда вертолет.
http://alikhanov.livejournal.com/109897.html - "В море - в страхе труд, на реке - в страстях..." - о рыбалке с Игорем Шкляревским.
* * *
Виктории Мулловой
Сегодня Москонцерт в бухгалтерском угаре,
Ревизия - мы все у бездны на краю,
А Вы пришли сюда со скрипкой Страдивари,
Чтоб деньги получить за музыку свою.
Бухгалтер возмущен: «Что Вы суете в руки?
Где перечень сонат? У сметы вышел срок!
Просрочен аттестат! Вам это не смычок!»
Оформлены не так божественные звуки...
http://alikhanov.livejournal.com/223536.html - Виктории Мулловой - "Оформлены не так божественные звуки..." - как было написано это стихотворение.
ДЯДЯ КОЛЯ
Он, старожил и уроженец края,
Не уезжал надолго никуда,
Но так и не прижился здесь, считая:
Жизнь прожита - не велика беда.
Отсталость, как ведется, изживалась,
И благодать дошла до этих мест.
И лишь ему по-прежнему казалось,
Что он несет какой-то вечный крест.
Он, правнук тех чиновников кавказских,
Голубоглазый, сухонький, живой,
Сомнениям своим не дал огласки,
Их так и не решив с самим собой.
Но толковал всегда о чем-то здравом,
Не пользовался внеочередным,
Бесплатным и еще каким-то правом.
Гордился я своим знакомством с ним.
Пенсионера не было счастливей!
И в Доме офицеров окружном
Из года в год он числился в активе,
О стенку безразличья бился лбом,
Кассиршам учинял головомойки.
А для вальяжных офицерских жен
Курировал кружки шитья и кройки
И выписал для них аккордеон.
Неугомонным был он заводилой!
Пожатье легкой, жилистой руки
Вас заряжало бодростью и силой -
Хотелось записаться в те кружки...
А время для него тянулось долго.
Был вдовым он, соседей не любил.
Но крут замес терпения и долга,
И он не коротал свой век, а жил.
В многоязычном, суетном районе,
Где целый день судачат стар и мал,
Где вьются сплетни на резном балконе,
Он только лишь по-русски понимал.
Еще я помню - в месяц листопада
Мы на проспекте встретились ночном
В разгаре репетиции парада.
Шли танки и скрывались за углом.
Они в простор проспекта уходили,
А мы с восторгом преданным своим
На месте оставались и следили,
Вдыхая дизелей тяжелый дым.
А напоследок, уж впадая в детство,
Он все твердил, что ждут преграды нас.
И умер он, оставив мне в наследство
Стол, на котором я пишу сейчас.
ПАМЯТИ СЕМЕНА ШАХБАЗОВА
В курительной ты злобно говорил
О том, что все тебя не понимают,
И что стихов твоих не принимают,
Переводить тебе не доверяют,
Недооценивают слов твоих и сил.
И ты кричал, что доконаешь их,
Халтурных переводчиков московских,
Что сам ты из породы маяковских,
И яростно читал свой жесткий стих.
Ах, бедный Сема, бедной головой
Зачем ты бился о глухую стену?
Какую призывал ты перемену,
Сражаясь с одиозною судьбой?
Неудержим российский плавный слог, -
Преодолев кавказских гор порог,
За ними он таинственно разлиться
Сумел, и очаровывая край,
Волной могучей словно невзначай
Он смыл тебя, поэта-ассирийца.
Но, не умея плавать, к сожаленью,
Не звал на помощь ты, а поднял крик,
Барахтался, противился теченью
И гибели своей приблизил миг.
Ах, почему в том городе беспечном,
В котором мне родиться довелось,
Торговлей ты не занялся извечной,
Не проводил досуг свой бесконечный,
Игральную раскатывая кость?
Ах, почему, не сделавшись таксистом,
Ты растерял нахрапистость и лень, -
Ведь ты бы мог сейчас с веселым свистом,
Прислуживая щедрым аферистам,
Примчаться под балконов длинных сень
На улочку, где пыль, белье и солнце,
И выйти, и небрежно посчитать
Рубли, и отложить в карман червонцы,
И жить, кататься и не умирать.
Мне, может, со столичною моралью
Провинциальных истин не понять.
И вправе ль я с игривою печалью
И холодно и горько рассуждать?
Но мы с тобой из одного района.
Ведь мы вдвоем вопили исступленно
О том, что наша близится пора,
О том, что мы себя еще проявим
И все права тогда свои предъявим,
Когда 5: 0 закончится игра.
Но ты не перенес несчастный случай,
Когда не в нашу пользу этот счет.
Ты проиграл, приятель невезучий.
Ну, а моя игра еще идет.
А те, которым мы тогда кричали
О силе наших перьев и затей,
Они тебя живым не замечали
И смерти не заметили твоей.
Письмо Виктора Конецкого - http://alikhanov.livejournal.com/44797.html
* * *
Виктору Конецкому
Скелет кита на берегу Анголы
Заметный, белый, высохший, тяжелый,
А мимо проплывают корабли.
Взлетает водяная пыль прибоя,
И небо океана роковое
Вновь осеняет кроткий лик земли.
А на рыбацком ветреном погосте
Нетленные в земле хранятся кости, -
Над ними крылья черные крестов.
А океан крошит тела и души.
След смерти сохраняется на суше,
А в океане нет ее следов.
Фрегаты оглашают берег голый...
Скелет кита на берегу Анголы
Как чья-то нестареющая весть.
И морякам красивым и беспечным
Он знать дает напоминаньем вечным:
Пусть нет следов, но смерть в пучине есть!
* * *
Актриса! Ваш фильм уже сходит с экрана,
Лишь в клубе каком-то остался сеанс.
Ищу на такси. Нахожу слишком рано.
Сегодня я Вас разлюблю - это шанс.
А вот и неточность - неверный нюанс.
Фильм очень растянут. Сюжет словно рама
Размером с отдушину. Все же упрямо
Его режиссер примеряет на Вас.
Избранница муз да и зрительских масс,
Надежды мои не сбылись - я напрасно
Добрался сюда, чтобы сердцем остыть.
Любить знаменитость смешно и прекрасно.
И буду Вас ждать у афиш и у касс,
Хранить все билеты, иллюзией жить.
(акросонет)
ПОСВЯЩЕНИЕ МАРИНЕ
Прости мне эти первые творенья.
Я по-старинному еще закован в ритм,
И сам себя, как Буратино из полена,
Выстругивал и вдруг - заговорил.
И первые слова. как будто стружки,
Валялись, пахли солнцем и смолой,
А я кричал - я был уже игрушкой,
Хоть деревянной, но уже живой.
А публика в веселом нетерпенье,
Часы продекламируют - «тик-так»,
И новое начнется представленье,
Мой первый, еще кукольный спектакль.
А ты все спишь и будешь спать, покамест
Сквозь шорох разговоров и шагов,
Как поцелуем, звонкими стихами
Я расколю хрустальнейший из снов.
Бродя по лунной прелести дорожек,
Я гладь озер ни разу не сломал.
Не потому ль мне ближе и дороже
Игрушечные, может быть, слова.
Но занавес пополз. Через мгновенье
Исчезнет он. Его меж нами нет!
И с нарисованных небес от удивленья
Тогда повалит настоящий снег.
Журнал "Литературная Грузия" 1970 г.
http://alikhanov.livejournal.com/356681.html - Марина