Устаревшие реалии
* * *
Живу урывками. То от чего-то спрячусь,
То снова появлюсь среди людей.
В нарядах на разгрузку овощей
И в списках на парад я все же значусь.
Я все же есть. И от меня скажите
Поклон отцу, поехав в те края.
У агитпунктов школ и общежитий
Встречается фамилия моя.
Когда подборку открывал в журнале -
Какой восторг охватывал меня!
Как ликовал, как радовался я!
Но все мои успехи миновали.
Нет ни списков на парад, ни сезонных принудительных работ на овощебазах.
читать
ПАСТОРАЛЬ
Жить люблю я среди вас
И не для отвода глаз
Заниматься вместе с вами
Только общими делами.
Есть у нас гитара, мяч,
Песня весело поется.
Никогда нас не коснется
Отрезвленье неудач.
Хлеб, парное молоко.
Как трудиться здесь легко -
Выбрать здесь для нас сумели
Достижимые лишь цели.
Жизни радуюсь, живу
И печали я не знаю.
Нашей цели достигаю,
Скашивая всю траву.
Дни идут, какие дни!
И конец любой стерни -
Воплощение успеха,
Славы, солнечного смеха.
Лебеду и молочай
Я выпалывал из грядки.
Жизнь моя была в порядке,
Радость была через край.
Но достигнутая цель
Грань событий знаменует.
Через несколько недель
Единение минует,
Общности уходит хмель.
Вижу вновь: вот я - вот он.
Общий только небосклон.
Я опять один.
Как прежде,
Доверяюсь я надежде,
Но не жду я ничего,
Ощущаю дней тревожность,
Принимаю невозможность
И несбывчивость всего.
Принудработа чиновников в совхозах - во время которой написано это стихотворение - отменена.
ТИФЛИССКИЕ ЮВЕЛИРЫ
Когда клиентов ждут худые ювелиры
Брильянты их гнетут по этой жизни сирой,
Без оформления лежащие в столах.
Тогда они идут в хинкальную, в пивную,
И там они клянут судьбу свою шальную, -
Под богом им ходить - есть риск во все делах.
Средь шумных продавцов, средь спекулянтов грузных,
Средь помидорных гор, среди холмов арбузных
На темных лицах их тревоги скрытой тень.
О, золото, когда ж ты в деньги обратишься,
О этот вечный страх, когда ты прекратишься,
Клиенты, где же вы?! Какой опасный день!
Я перстень закажу с таинственной печаткой,
Из мастерской пойду с опасливой оглядкой:
Кто соглядатай здесь? - смотрю я невзначай.
О, золото! Своей безумной, страшной власти
Нас не лишай, и как ты нам дало напасти,
Как ты дало нам страх, так нам свободу дай!
Золото - особенно "на металлических счетах" - сейчас можно покупать и продавать даже через "он лайн" банк. Мой сокурсник, который мне и сделал этот перстень, затянул с оформлением "золотого лома" и за пару-другую грамм золотых опилок в рабочем столе, обнаруженных при внезапной ревизии-проверке, получил реальных срок.
* * *
Иногородний и невыездной,
Давно пленен каким-то странным пленом,
Читаю, что меня ноябрьский пленум
Вновь одарил свободой неземной.
Благодарю дарителей свобод
За словеса, рожденные в собранье.
Они теперь стучат в моем сознанье,
Как шаг солдатский в каземата свод.
В первый раз за границу я выехал в 41 год - даже работая в Спорткомитете СССР, был невыездным, так как однажды просрочил оплату комсомольских взносов, и "характеристику на выезд" мне не подписал "секретарь комсомольской организации" и следом и "парторганизации"
* * *
Иосифу Бродскому
Западный полюс словесности русской
Под небывалой сегодня нагрузкой -
Стонут широты, как провода.
Сил направленье: оттуда - сюда.
Ваша тоска обогнет океаны,
Ваши печали здесь нам желанны,
Как кислорода тайный глоток,
Гальванизирующие, как ток
1977 г.
Хранение стихов Иосифа Бродского было уголовным преступлением. Я читал и переписывал их у Евгения Рейна, когда он жил на Куусинена, а я был его соседом - жил возле ресторана "Серебряный бор".
* * *
Нет и не будет свободных мест -
Занято все - и внутри и окрест.
Двери закрыты. На много веков
Список составлен очередников.
Но сократится в инстанции квота,
Значит, из списка выпадет кто-то.
Может быть, вовсе отменят его.
Может, не будет вообще ничего.
Никаких "очередников" - особенно на автомобили - сейчас нет (я стоял в очереди на "Жигули" четыре года, но так и не дождался - очередь не подошла - и по знакомству купил "жигуль" у "второго секретаря Большого Союза" - бывшего инструктора Краснопресненского райкома,
которого "бросили на места" - то есть послали непосредственно работать в организацию, которую он и так курировал по территориальному принципу, будучи номенклатурным работником).
Все эта иерархия тоже полный атавизм.
* * *
В сумятицу свою вношу я лепту.
Очищу апельсин, подам пальто,
Перекручу магнитофона ленту -
Опять не то.
Мелодий нет - остались только ритмы.
Так нет судьбы, есть гости и звонки,
Шаги, движенья губ, жужжанье бритвы,
Шум улицы, пожатие руки.
Технические реалии устаревают прежде всего -ленточных магнитофонов давно нет.
* * *
В ресторанчике шепоты, хрипы,
Аромат уголовной травы.
Человечики звездные - хиппи
На окраине режимной Москвы.
Это первые капли потопа.
Этих маленьких, жалких людей
Занесло сквознячком из Европы
И уже за замазать щелей.
Звездные человечики - хиппи - устарели. Значит, так же устареют "эмо", "готы" и пр.
* * *
Возьму я профсоюзную нагрузку,
Но все-таки останусь налегке.
Я говорю сегодня ни на русском,
Но новом аппаратном языке.
А мой язык становится латынью.
Он умирает, и, прощаясь с ним,
Сознание свое располовиню
И сохраню ненужную святыню,
Как сохранил свои догматы Рим.
Вряд ли сейчас кому-то поручают на работе "Профсоюзную нагрузку"
* * *
Черноморских вытрезвителей телефонные номера
Записаны в книжке твоей.
Мадонна! Когда меня загребут опера
Ты заплатишь 15 рублей.
Тебе полагается храм возвести,
Чудодейственность принимая в расчет.
Хотя меня уже не спасти,
Но вызволить можно еще.
Вытрезвителей как спецучреждений - больше нет.
* * *
Недавно, кривясь от злорадной ухмылки,
Я гнал по подстрочнику стих о бутылке.
Она там плывет мимо звезд в океане,
В ней тайна, а путь ее спрятан в тумане.
Потом я наклейки привычные смыл,
И пару авосек сдавать потащил.
И нет океана и звезды во мгле,
И бури бушуют в далекой пустыне.
И только прилавки и тексты отныне
Меня ожидают на этой земле.
Раздобыть подстрочники и подписать "Совписом" договор на перевод - было пределом мечтаний. Двадцать лет - с 1968 по 1987 годы - я каждый день переводил стихи - в основном с грузинского, а так же с белорусского, аварского, туркменского...
Перевел десятки тысяч строк.
Только в Москве было девять тысяч профессиональных поэтов-переводчиков, живущих с переводческой работы - в это трудно поверить.
Устаревшие реалии - http://alikhanov.livejournal.com/716377.html