Иван Алиханов - "Дней минувших анекдоты..." - послевоенные годы. Глава 10.

[alikhanov]

«Где нет понятия о чести,
там конечно, остается искать одних выгод»

А. П. Ермолов
Возвращение
Институт физкультуры, в котором мы вместе с женой начали работать, располагался в Ортачалах, на левом берегу Куры, и занимал четыре здания: бывшая макаронная фабрика была переоборудована в гимнастический зал, трехэтажный дом был превращен в общежитие для немногочисленных студентов, в одноэтажном здании расположилась военная кафедра, а в здании вычурной постройки, бывшем особняке владельца фабрики Петросова, размещалась администрация, залы фехтования, борьбы, кафедра анатомии и одна аудитория.
В чердачной мансарде моей семье была выделена небольшая комната, и мы стали жить при институте.
Для занятий легкой атлетикой использовался примыкавший к территории института островок.
Директором института был хороший парень, жуликоватый, энергичный и женолюбивый молодой человек Гуло Хоштария. Немногочисленный коллектив преподавателей состоял в основном из бывших спортсменов и хорошо между собой ладил. Учебный процесс протекал ни шатко, ни валко, самой же главной проблемой, как и сегодня, был вопрос пропитания.
Я с увлечением принялся за организацию военной кафедры - вошел в контакт с коллективом и студентами. Получил в военкомате учебное оружие, и даже наладил караульную службу с вечерним разводом и караульным помещением. Однако, мои караульные вместо того, чтобы охранять посты за ночь успевали распилить на дрова две-три парты и утром продавали их в виде связок дров на Авлабарском базаре. Некоторые приезжие студентки ради пропитания занимались древнейшей профессией, и, когда они опаздывали, наш караул не пропускал их в общежитие без взимания плотской дани.
Главным занятием горожан, дающем средства для пропитания, в те годы была торговля на сабурталинском базаре. По воскресным дням эта барахолка привлекала множество людей. Большинство занимались куплей и продажей, меньшинство составляло пеструю группу жуликов всех мастей: воров, аферистов, наперсточников, щипачей и ширмачей-карманников, игроков в три листика и прочей человеческой пены. Ну и конечно, милиция там правила свой бал - взимала дань и с правого, и с виноватого.
В течение недели во многих семьях готовили на продажу товары: варили мыло, ткали косынки, вязали носки, свитера, жакеты, шили брюки, платья, кофты, босоножки, сооружали кипятильники и пр.
читать
По воскресеньям на огромной площади самоорганизовывалась многолюдная ярмарка. Самой шумной ее территорией был обжорный ряд. Из Кахетии крестьяне привозили в больших бочках вино, рядом с ними предприимчивые люди жарили шашлыки и пирожки. Здесь все торжище насыщалось, напивалось и веселилось. Среди пьяных было много калек - инвалидов войны, которых сердобольные крестьяне поили вином бесплатно.
По воскресеньям мы с женой продавали на этом базаре косынки. Технология их изготовления такая. Сначала яркими трофейными красками окрашивались шерстяные нитки. Основа натягивалась на специальные треугольные рамки. Переплетение делалось при помощи больших мешочных игл. За неделю удавалось связать пять-шесть штук, а шли они за 250-350 рублей в зависимости от качества. Изготовителей косынок было много. Покупали их приезжие перекупщики, так что коммерция эта оправдывала себя.
Среди участников этого торжища было много прежних моих знакомых. Например, бывший сосед Коля, внук известного мультимиллионера Мелик-Казарянца, построившего в свое время красивейшее здание города на Головинском проспекте (оно и сейчас украшает главную магистраль города), торговал настольными лампами собственного изготовления. Основание он делал из пластмассовой тарелки, корпус-стаканчик из другой тарелки, на нем же крепился патрон, абажуром была пластмассовая миска, которая при помощи двух кольцеобразных проволочных зажимов крепилась прямо на лампочке - потом такую же конструкцию имели лампы-грибки. Все детали были различных цветов, выходило броско, нарядно. Торговля шла бойко.
Там же повстречался мне школьный товарищ Котик Антонов. Довольно высокий, медлительный, напуганный, нерешительный человек. Котик рано облысел, и обнаружилась его двускатная голова. Говорил Котик с постоянными заминками, причем если дело касалось каких-либо решений, то начинал он разговор с такой формулы: «Я думал, думал, потом подумал, дай, думаю...», при этом он разводил медленно руками, как бы помогая себе «думать-думать». При всем том, вид у него был всегда цветущий. Сейчас ему уже под восемьдесят. Котик занудливо перечисляет свои многочисленные хвори, но на щеках его играет прежний румянец.
По профессии инженер-электрик, Котик постоянно кочевал с одного места работы на другое, так как боялся идти на совместные жульнические сделки с начальством. В момент нашей встречи он работал в ФЗУ имени Камо мастером, и на скудную зарплату содержал престарелую, немного ненормальную мать и племянницу Ингу. Мать Инги - Тарик отсиживала 8-летний срок за то, что прилюдно сказала, что Ленин умер от сухотки мозга, развившейся на почве сифилиса. Чтобы свести концы с концами Котик решил прирабатывать мыловарением. Перед ним на газете лежали непривлекательные на вид темно-коричневые бруски мыла. Рядом торговал другой мыловар, его аккуратно нарезанные светлые куски явно пользовались преимущественным спросом. Меня заинтересовала причина такого различия. Котик объяснил, что сосед кладет в мыло много тальку и от этого оно плохо мылится, а он делает строго по рецепту... Впрочем, Котик скоро бросил свой мыльный бизнес и стал делать чемоданы из бакелита. Но неудачи преследовали его и здесь. Изучив технологию изготовления чемоданов у соседа по дому, он провозился целую неделю и вынес свое детище на базар. Но под лучами южного солнца его чемодан размягчился и потерял форму. А предусмотрительный сосед, как оказалось, соорудил над чемоданами навес. В сердцах Котик пнул остатки своего чемодана ногой и отправился изыскивать новые средства к существованию. Далее Котик рассказывает: «Я думал-думал: потом подумал: ведь я электрик, дай, думаю, начну делать трансформаторы». Он заказал пуансон, чтобы из трансформаторного железа выбивать одинаковые куски для последующей обмотки. Пока делались пуансоны, доставалось железо и медный провод, прошло немало времени, и трансформаторы появились в магазине «Электротехника».
После неудач в торговле, Котик поступил на станкостроительный завод. Как-то его вызвал директор и распорядился немедленно наладить временную проводку до определенного места. Прошло четыре дня. «Я, - говорит Котик, - три ночи не спал, готовил чертеж и спецификацию необходимых материалов». Директору доложили о срыве каких-то работ из-за отсутствия временной проводки. Он вызвал Котика «на ковер» и спрашивает: «Где проводка?» А Котик ему в ответ, как я себе представляю, завел свою обычную волынку: «Я думал, думал, потом подумал, не лучше ли сделать стационарную, и вот приготовил всю документацию». Одним словом, когда перед директором Котик положил чертеж - плод своих ночных бдений, тот в сердцах выругался, протянул ему чистую бумагу и предложил написать заявление об увольнении по собственному желанию.
Однажды Котик, видимо изрядно подумавши, женился. Естественно, часть своей зарплаты он должен был тратить на содержание матери и племянницы, остальное на пропитание в семье своей супруги. Как-то раз он принес в качестве добавки к обеду бутылку лимонада. При розливе ему показалось, что его обделили... Он «думал, думал, потом подумал» и развелся, и стал жить, как прежде, лелея мечту о покупке вентилятора, чтобы летом в его комнате не было бы слишком жарко.
Со времени нашей последней встречи прошло лет 30. Недавно он нашел меня по телефону и радостно сообщил, что ему, наконец, установили телефонный аппарат. Я его пригласил в гости. Котик пришел и битых два часа рассказывал в подробностях о своих многочисленных недомоганиях. Котик уже давно не работает, и главными его недругами стали близкие родственники - старшая сестра, которая вернулась из лагерей блатной бездельницей, и ее дочь, которую он растил, пока та сидела в лагерях - 8 лет. По словам Котика, обе родственницы обворовывают и ругают его - единственного для них родного человека. Впрочем, он получает 105 рублей пенсии и, в общем, доволен жизнью. «А зачем мне больше денег, - говорит Котик, - ведь на них все равно ничего не купишь». Так сложилась судьба моего однокашника.
Однако, вернемся к ходу моего повествования. Сразу по возвращении, у городской железнодорожной кассы повстречался я со своим бывшим учителем по наборному делу и товарищем-собутыльником линотипистом Жорой Григоряном. Очередь у кассы выхлестывалась на улицу. Всем надо было куда-то ехать, а транспортная проблема в то время была особенно остра. Естественно, возникли вопросы: «Как живешь, что делаешь?» «Я, - говорит Жора, - обслуживаю пассажиров». Оказалось, «обслуживание» это - обыкновенная афера. Совместно со своим товарищем-алкоголиком они выбирали из очереди жертву, чаще всего женщину. Подслушав, кто-то из них узнавал, куда ей нужно было ехать. Потом следовал такой примерно разговор: «Вы здесь вряд ли быстро дождетесь билета. Я вам смогу помочь. У меня есть знакомый кассир в «Интуристе», у него не всегда имеются купейные билеты, но плацкартный я вам гарантирую». Правда, кассиру нужно будет переплатить десятку, а мне рублей пять». Каждый, стоящий в очереди в то время, мечтал уехать хоть на палочке верхом. Такое предложение было похоже на дивный сон. Жертву, заглотавшую наживку, вели в здание бывшей гостиницы «Ориант», где имелся «сквозняк» - проход через летний ресторан на параллельную улицу. Поначалу несчастную женщину оставляли в вестибюле, а жулик шел «выяснять на месте ли кассир». Затем следовало главное представление. Аферист быстрым шагом, несколько запыхавшись, возвращался и говорил: «На ваше счастье я его застал. Он уже уходил. Я попросил его задержаться на минутку. Давайте скорее деньги за билет и десятку для кассира. Мои пять рублей пока оставьте у себя». Вот он главный момент! Клиенту доверяется его пять рублей. Деньги добыты, и друзья тут же устремляются в кабак.
Я попытался усовестить моего бывшего товарища: «Как это можно отнимать у человека, тем более женщины, находящейся в чужом городе, последние, возможно, деньги?!» На это Жора мне сказал, что «обслуживают» они и местных жителей: «Узнаем, что в таком-то дворе проживает парень по имени, скажем, Вартан, и когда он не бывает дома приходит кто-нибудь из нас. На пальце надо крутить ключ от автомашины. Спрашиваем, нет ли Вартана дома? Мать или жена, естественно, интересуются, зачем мне Вартан. Отвечаю, что везу в машине бочку повидла и хочу моему другу Вартану отложить ведерко или чайник, да и себе нужно, да вот посуды нет... Женщины тут же приносят посуду. Чайник да ведерко толкнешь. Вот тебе и на выпивку деньги. А ты, - спрашивает Жора, - где живешь?» Ну, я сказал адрес, там, мол, и там, в институтской мансарде.
Эта история имела смешное продолжение. Как-то возвратясь к себе в мансарду, я застал тещу, взволнованную и смущенную. Говорит, что приходил мой товарищ - шофер (в руках у него были ключи от машины), спрашивал тебя. Прямо сокрушался, что не застал. Я спросила, что ему надо? Он сказал, что везет в машине бочку сливового повидла и ему нужно две посуды, чтобы поделиться повидлом с Ваней и отложить для себя.
Сценарий оказался безошибочным. Анна Васильевна в предвкушении чая с повидлом поставила чайник на керосинку. «Прошло больше часа, - говорит, - а его все нет. Я отдала ему два эмалированных ведра".
📷
Анна Васильевна Горемычкина, Александра Сергеевна, Иван Иванович Алихановы
Спрашиваю: «Какой он из себя?» По описанию, конечно же, узнаю своего старого собутыльника Жору. Вот каков оказался результат моей проповеди.
А два эмалированных ведра были весьма необходимой частью нашего послевоенного быта.
В то время было очень прибыльно ездить, особенно в Москву и Ленинград. Это был своеобразный «шелковый путь», по которому шел интенсивный товарообмен. Такая возможность часто бывала у спортсменов и, в частности, у наиболее успешно выступавших на союзных аренах грузинских борцов. Поездка была целой эпопеей. Поезд шел кружным путем через Баку трое с половиной суток, что в значительной степени расширяло круг торговых операций.
Перед отъездом закупались ходовые товары - знаменитые косынки, шерстяные шали, те, у кого были сады, брали с собой яблоки. По пути в Баладжарах закупалась пищевая соль. Набирали ее мешками. Был такой случай, где-то около Ростова в вагон зашел милиционер и обнаружил на верхней полке огромный брезентовый чувал с солью. Спрашивает: «Чья соль?» - «Неизвестно», - отвечаем. Попытался стянуть, но куда там - в мешке пудов 10 соли! Повертелся милиционер и ушел ни с чем.
А «шелковый путь» продолжался. Проезжаем Северный Кавказ: Тихорецкую, Краснодар, Крыловскую, Армавир... Вдоль поезда бегут женщины с курами жареными, сырами, тащат мед, вареную картошку, огурцы свежие и соленые, помидоры, простоквашу, молоко, сметану. Их целая армия. Жалкие милицейские силы мечутся между ними в попытках помешать торговле... Накупаем всякой снеди и начинаем шикарно обжираться. При этом, ужасно страдали те из борцов, которым следовало сгонять вес. За Ростовом начиналась встречная торговля - продажа соли и покупка рыбы. Наконец - станция Марцев! Какая вкусная копченая рыба продавалась здесь! Лещи, чабаки, рыбцы, шемая, осетровый балык. Шемая или рыбец - прозрачны, словно светятся изнутри. Сдираешь шкурку, запах такой, что захлебываешься слюной. Нежная, малосоленая, жирная... Но тут пока не до гастрономических наслаждений - надо продавать соль. Весь путь по Донбассу идет интенсивная торговля солью - стаканами, банками, ведрами, мешками. Нужно здесь же сбывать косынки и шали. Все довольны, все при деле. Свободный рынок в миниатюре. Кроме того, мы, спортсмены не можем питаться на жалкие командировочные гроши. Да и милиция не в накладе - кого оштрафует, у кого натурой возьмет.
В первопрестольной или в Ленинграде тех ребят, у кого имелись яблоки, нужно было подбросить на рынок. А затем надо было всем успеть накупить всяческого товара, что было поручено женой, родственниками, знакомыми, а так же ходовой товар для продажи на сабурталинском рынке: калоши, туфли, маркизет, ситец, шерстяные ткани, обувь, чулки, трофейные шмотки, электротовары. Все надо успеть, да еще согнать вес и успешно выступить на соревнованиях. Последнее нам, как правило, удавалось выполнить отлично!
В поездке борцов и тренеров обычно сопровождают «спортивные руководители», желающие прокатиться. Выступать на ковре им не надо, поэтому все свое время они посвящают коммерческим операциям. Однажды поехал с нами в качестве предста0вителя такой здоровый детина по имени Тамаз. Возвращаемся мы после соревнования. Наш представитель сидит в гостинице удрученный, чуть не плачет. «В чем дело, Тамаз? Кто тебя обидел?» - спрашивают ребята. Его печальная повесть достойно бы приумножила страницы рассказов О. Генри про веселых аферистов Питерса и Такера. Вот что рассказал нам Тамаз:
«У ЦУМа подошел ко мне иностранец и спросил у меня, не знаю ли я, где продают бриллианты. Я говорю - наверное, ювелирном отделе.
А иностранец говорит мне, что, мол, он плохо говорит по-русски и поэтому перепутал: ему нужно не купить, а наоборот - продать бриллиантовую брошь и показал мне ее.
Тут Тамаз достал из кармана брошь и показал ее нам.
- Ты , купил бриллиантовую брошь? - удивились ребята.
-Нет, - отвечает, - это длинная история. Слушайте дальше. Я говорю ему, что не знаю, где покупают брильянты, и в свою очередь спрашиваю у него, нет ли у него электробритвы «Филипс» или каких-нибудь шмоток на продажу. Иностранец мне отвечает, что есть. Но все шмотки лежат в номере гостиницы «Центральная», где он сейчас живет. Договоримся, мол, встретимся - много чего есть на продажу. Но сейчас ему срочно надо продать эту брошь.
А говорит он по-русски плохо, и поэтому мы едва понимаем друг друга.
Пока я рассматривал брошь, к нам подходит солидный такой мужчина и тоже смотрит на эту брошь. Мой собеседник спрашивает и у подошедшего, не знает ли тот, где продают и покупают бриллианты. Солидный мужчина ответил, что как раз идет в ту сторону и может отвести нас в нужное место. Тут я напомнил иностранцу о нашем договоре встретиться у него в гостинице, но он ответил, что сейчас у него совсем нет времени, он спешит, а если я хочу, то могу пойти с ним. Как только он продаст брошь, а он тут же пойдет вместе со мной в «Центральную» гостиницу. Тогда я решил пойти вместе с ними, и вскоре мы направились в какой-то подъезд, перед входом в который было множество табличек с названиями различных учреждений. Наш попутчик, солидный мужчина, говорит нам, что у него здесь работает знакомый ювелир.
Мы втроем начинаем подниматься по лестнице, и тут навстречу нам спускается человек в костюме и с галстуком. Солидный человек сразу обращается к нему. Вот, говорит, мы как раз идем к вам. Однако ювелир отвечает, что сейчас он очень торопится, его ждут, и у него нет ни секунды свободного времени. Я вернусь, говорит, через час, тогда и приходите в комнату 405 на 4-м этаже, и я вами займусь.
- Может вы все-таки хотя бы посмотрите товар - стоит ли нам вас ждать? - попросил его иностранец и показал ему брошь.
Тут этот спешащий ювелир остановился, достал лупу из кармана и стал рассматривать брошь, потом даже поднялся на один лестничный пролет вверх, подошел к окну, и при ярком свете внимательно стал рассматривать изделие. Как-то так получилось, что я вместе с солидным человеком последовал за ним, а иностранец, владелец броши, чуть замешкался, не стал подниматься по лестнице, а остался стоять внизу и следить за нами.
Ювелир, наконец, рассмотрел эту брошь, и говорит нам - то есть мне и этому солидному господину: «Ну что ж, прекрасная вещица, бразильские бриллианты, но заплатить за нее наличными мы сможем совсем немного. Не больше десяти тысяч. Приходите через час, но только не целым кагалом. Пусть брошь принесет кто-нибудь один из вас на четвертый этаж в комнату 405. Запомните». Потом посмотрел на часы и повторил: «Через час. Точно» - и поспешил вниз по лестнице.







Тогда солидный человек, пока мы еще не спустились с лестничной площадки к владельцу броши, вдруг на ухо мне предложил:
-Давай скажем этому чудаку-иностранцу, что за брошь предлагают семь тысяч рублей, а три тысячи разделим с тобой поровну.
Спустились мы с лестницы, отдали владельцу его брошь, и мой компаньон говорит ему, что за брошь дают семь тысяч, но нужно ждать один час. Иностранец нас поблагодарит и говорит, что он вспомнил, что у него есть еще одно очень важное свидание, но через час он вернется и сам продаст эту брошь за семь тысяч. Мы вышли на улицу, и тут мой компаньон останавливает иностранца, и говорит ему:
- Одну минуточку!
Потом отводит меня в сторону и спрашивает, есть ли у меня деньги. Я говорю, что у меня есть шесть тысяч. Он говорит:
- Тысяча у меня найдется.
Мы снова подходим к иностранцу, и солидный человек предлагает сразу купить е него брошь, если он уступит нам рублей 200.
Иностранец отвечает:
- Ладно, я очень спешу. Давайте деньги, - берет у нас 6800 рублей и, уходя, говорит мне:
- Встретимся у гостиницы «Центральная» на улице Горького в семь часов вечера. Я буду ждать тебя на улице.
Мы с солидным человеком стали прогуливаться и дожидаться, чтобы через час подняться в комнату 405. Наконец вернулись в здание, поднялись на 4-ый этаж вместе, и мой компаньон говорит, чтобы я отдал ему брошь, поскольку ювелир просил, чтобы к нему заходил только один человек. Я ответил, что лучше я сам понесу брильянты - в душе я не очень-то доверял этому солидному человеку.
Тот сразу же со мной согласился и сказал, что будет ждать меня внизу. «Доверяет мне», - подумал я...
Захожу я в комнату 405. Там полно людей сидят за столами, что-то пишут, считают. Спрашиваю, у них:
-Где тут у вас покупают бриллианты?
На меня смотрят, как на сумасшедшего.
- Какие бриллианты? О чем вы говорите? Здесь учреждение. Бухгалтерия.
Я сразу как-то не разобрался в чем дело, и говорю им:
- Один ювелир с галстуком сказал, что через час купит у меня эти брильянты, - и показываю им брошь.
Думаю, я ведь тоже по-русски говорю не очень, и поэтому они меня не понимают. Тут старший по комнате закричал на меня:
- Закройте дверь с той стороны и поищите себе сумасшедший дом! Может быть, там вам помогут.
Только тут я, наконец, сообразил, что меня обманули. Выскочил в коридор, бегом вниз, в вестибюль. Ну, конечно, там никого нет. Вышел я на улицу, нашел ювелирную мастерскую - показал брошь. В мастерской мне сказали, что такие броши за 12 рублей продаются в любом магазине. Я им опять объясняю, что один специалист рассмотрел эту брошь, и определил что это бразильские бриллианты.
- Ну, - говорит, - пойдите, найдите этого специалиста, и продайте ему эту брошь.
Заканчивая свой рассказ, глупый Тамаз предложил нам:
- Ребята, если кто хочет купить иностранные шмотки, пойдем со мной в «Центральную» гостиницу, там в семь часов будет ждать меня этот иностранец...
Я подумал тогда: «Бедный мой бывший сослуживец по тифлисской типографии спившийся линотипист Жора Григорян! Как же тебя обскакали московские жулики! Здесь разыгрывают целые спектакли в трех действиях!»
Меж тем, всесильная торговля пробилась и в спортивную борьбу. Был такой борец Столяров, который мог простоять на мосту 20 минут. Чисто выиграть у него было невозможно. За победу по очкам тогда давался 1 штрафной балл, и этот балл мог оказаться решающим для определения мест в финале. Чтобы добиться чистой победы, с ним надо было договариваться заранее. Самонадеянный борец Константинов сказал Столярову: «Я тебя и так положу». Однако, положить на лопатки не смог, Столяров стоит на мосту, матерчатая покрышка ковра вся промокла от пота. Тут Константинов соглашается: «Ложись, - говорит, - дам, что попросишь». А Столяров отвечает: «Добавь еще пол-литра, тогда лягу». «Нет, - говорит Константинов, - я тебя, сволочь, и так дожму». Однако время идет, Константинов соглашается на «пол-литра». «Нет, - говорит Столяров, - за сволочь добавишь два». Пока шел торг, время истекло, и оба выскочили из дальнейших соревнований. После схватки неунывающий Столяров заявил: «Ничего, в будущем будет сговорчивей». Конечно, всегда были схватки с заранее обговоренным результатом, и это заставляло федерацию борьбы все время изменять правила соревнований.
Обратный путь из Москвы в Тбилиси тоже проходил не без хлопот.
На Северном Кавказе покупались жареные куры, а в Азербайджане - осетры и икра. Часть купленного оставалась для нужд дома и семьи, а изрядная доля попадала на сабурталинский рынок.
Однако, время шло, барахолка захирела, и теперь на ее месте воздвигнут Дворец Спорта.
Обезлюдели и опустели веселые, щедрые станции Северного Кавказа, и изобильное Марцево. Долго боролась командно-административная система с производителями пищи, отравляла реки, изводила рыбу, штрафовала и арестовывала. И сейчас едешь по этой железной дороге, а вдоль нее пустыня, и ни кто не встречает пассажиров на придорожных станциях. Нет веселых, говорливых женщин, что выносили всяческую снедь к поезду, нет даже деревянных прилавков, на которых она лежала. Исчезла вовсе рыба и в Марцево, и в окрестностях Баку.
Недавно на Сабурталинском базаре всю зиму и осень продавались огромные осетровые замороженные головы (из них можно приготовить холодец), а сама рыба и икра где-то припрятываются, превращаются в валюту и съедаются аппаратными вельможами. А вот и сквозной дороги давно уже нет, ни через Баку, ни через Сочи. Война сначала одна, потом другая закрыла и разрушила этот некогда длинный и веселый путь…
Конечно, всякий мой приезд в столицу был связан с радостным событием - встречей с Александром Яковлевичем, который очень интересовался моей судьбой. Однажды, приехав в Тбилиси, Александр Яковлевич отыскал мое жилище и, видимо, был удручен его убогим видом. Потом к нам в мансарду приехала его дочь Тамара и предложила мне занять ее пустующую квартиру. Они с Гиви, который был заместителем директора винного завода «Самтрест» Грузии в Москве, жили на квартире отца на улице Горького 6, прописались там, а сам Александр Яковлевич, как и прежде, жил в Заречье.
Однако я опять забежал далеко вперед.
Работа начальника военной кафедры меня увлекала. Осенью 1944 года я выиграл первенство Грузии по французской борьбе в среднем весе - до 79 кг.
С нового учебного года на должность начальника кафедру был прислан подполковник запаса Федоров.
Меня и по сей день удивляет - почему в военных учебных заведениях средних строевых командиров готовят люди, у которых в памяти только заскорузлые «премудрости» строевого и боевого уставов. На военные же кафедры приходят отставные полковники и генералы, вышедшие в отставку командиры соединений, которые вообще ничего не знают о современной войне, да и заниматься такими пустяками как подготовка курсантов считают ниже своего достоинства!
Подполковник Федоров был бездельник и болтун. Приходя на военную кафедру, я становился жертвой его бесконечных россказней, которые вынужден был выслушивать - работать стало невозможно. Долго так продолжаться не могло, и я написал рапорт. Директор института очень обрадовался моему решению: «Я как раз хотел тебе предложить другую работу. Ты знаешь предмет «Теория и методика физического воспитания«?» Я ответил, что не знаю. На это директор парировал: «Никто не знает этот предмет. Есть книжка. Вечером прочтешь, утром расскажешь». Так я стал первым заведующим «кафедрой теории и методики» и единственным читателем скучнейших книг о прекрасном деле - о методах физического совершенствования человека.
Скучные учебники - это наше национальное бедствие! Унылые страницы книг отвращают школьников и студентов от занятий практически по всем гуманитарным наукам. Для лекционной работы трудно пережевываемая жвачка текста требует перевода на человеческий, понятный язык. Когда же перестанут заказывать учебники людям, которые относятся к предмету как патологоанатомы? Крепость Академии педагогических наук несокрушимо отбивает все атаки истинных педагогов и популяризаторов. Кажется, так будет вечно!
В стране, где до 60% детей школьного возраста страдают различными болезнями, вызванными недостатком двигательной активности (это официальная советская статистика- а в настоящее время, когда среди молодежи развилась массовая наркозависимость, исчезли тысячи и тысячи бесплатных детских секций и спортивных школ - официальная статистика вдруг улучшилась и у нас стало только 50% больных призывников) на физическое воспитание вместо двух часов в день, которые необходимы по гигиенической норме и биологической потребности, отводится всего два часа в неделю(!) скучнейшей школьной физкультуры. А в учебниках по теории и методике все толковали о том, что «наша» система физического воспитания, основана на передовом учении марксизма-ленинизма, и поэтому является самой передовой и прогрессивной…
А пресловутая сдача нормативов ГТО, которая всегда существовала только на бумаге, охватывает все возрасты и обеспечивает гармоничное, всестороннее физическое совершенство каждого советского человека...
Эту немыслимую галиматью в течение полугода я доводил до сведения наших голодных студентов.
Однако, слава богу, и этой моей деятельности пришел конец. Меня вызвал милый человек Федор Афанасьевич Схиртладзе - председатель Комитета по делам физкультуры и спорта Грузии, извинился и попросил уступить мою должность прибывшему из Баку на постоянное жительство в Тбилиси бывшему его учителю Льву Моисеевичу Кравчику, а мне предложил выбирать новое занятие. Так я стал аспирантом и взялся работать над темой: «Пути совершенствования техники спортивной борьбы». В 1951 году в № 1 журнала «Теория и практика физической культуры» была опубликована моя первая статья на эту тему. Только через 33 года, преодолев препятствия в основном из завалов человеческой зависти, мне удалось первым в Союзе защитить докторскую диссертацию на материале спортивной борьбы. В 1945 году я доложил ход своей работы на институтской научной конференции. Любопытно вспомнить некоторые доклады, сделанные на том же научном форуме, которые свидетельствуют, с одной стороны, о нашей наивности, а с другой - о тогдашне лысенковском уровне спортивной науки в стране.
Подполковник Федоров сделал «научное» сообщение: «Атеистическая направленность изменения конструкции мишенных опор». Для сдачи нормативов ГТО по стрельбе из малокалиберной винтовки недалеко от института было облюбовано защищенное крутым берегом Куры место, где мы оборудовали временный тир. Для установления мишеней, которые наклеивались на фанерные щиты, туда каждый раз относились (и приносились назад) колы с прибитой поперечной планкой.
- Маршируя на стрельбище, - отметил в своем сообщении подполковник, - студенты наряду с «мелкашками» несут в положении «на плечо» еще и крестовины. Такое шествие некоторые темные, приверженные религиозным предрассудкам обыватели, принимали за крестный ход. Некоторые старушки, как я не раз замечал, осеняли и себя и нас крестным знамением. Известно, что в районе Ортачал население преимущественно мусульманское, поэтому вполне могли быть провокации на религиозной почве. С другой стороны - попадись мы на глаза партийным руководителям района, и в отношении нашего института могли быть сделаны оргвыводы. Оставлять же колы на стрельбище нельзя из-за топливного кризиса в городе. Положение казалось безвыходным... Но, в конце концов, выход был найден. Вот он!
С этими словами Федоров поднял над кафедрой крестовину, как фокусник, легким движением другой руки повернул поперечину, совместил ее с опорным колом и продолжил:
- Вместо трех гвоздей, которыми крепилась поперечина, я употребил один! Таким образом, цель была достигнута одновременно с троекратной экономией гвоздей.
Другой столь же содержательный доклад был сделан преподавателем грузинского языка, под названием «О влиянии грузинского языка на русский». Чтобы быть кратким, приведу его аннотацию:
«При длительном совместном проживании людей разных национальностей естественно возникает взаимопроникновение культур. Известно, что в словаре иностранных слов около 20 000, принятых в русском языке. Мои исследования могут несколько дополнить этот словарь принятыми в русском языке грузинскими словами. На первую находку меня натолкнуло выражение «Ни зги не видно». В русском языке нет слова «зга» (не имел, видимо, возможности наш языковед заглянуть в толковый словарь Даля, «зга» - это поддужное колечко, в которое продевается недоуздок). Означает это выражение - «не видать дороги». По-грузински «дорога» - «гза». Таким образом, это грузинское слово в несколько искаженном виде попало в русский язык. Другое слово «пеший» и производные от него «пехота», «пешком» не имеют этимологического объяснения. Несомненно, слово «пехота» произошло от грузинского «пехи», что означает «нога» («pedis» - нога по-гречески).
Третий, не менее содержательный доклад, касался применения песочных часов в судействе боев на шпагах в соревнованиях по офицерскому пятиборью, длительность которых ограничена одной минутой и так далее (с секундомерами был дефицит).
Боже мой! В течении 40 лет я был участником множества конференций, но запомнились мне только эти нелепые доклады!
Я продолжал заниматься борьбой и в 1945 году вновь завоевал звание чемпиона Грузии по французской, а затем и по вольной борьбе. Продолжал готовить я кое-какие материалы для диссертации. Но тут вернулся из армии бывший заведующий этой кафедры коммунист и зануда Кузовлев. Кравчик был переведен на должность заместителя директора по учебной части, а Кузовлев стал моим руководителем. Мои заготовки по борьбе он отложил в сторону, заявив, что не может быть руководителем темы, в которой не разбирается, и предложил мне заняться новой - «Метание гранат в горах». Не зная, как к ней приступить, я начал с того, что поехал зимой в Бакуриани и фотографировал студентов, метавших по моей просьбе гранаты вверх и вниз на лыжном трамплине. Помимо этого я делал съемки Всесоюзных соревнований по слалому.
По приезде в Тбилиси я зашел в редакцию газеты «Молодой сталинец» и показал ответственному секретарю Лазарю Андреевичу Пирадову мои фотографии, и он сразу же предложил мне вакантную должность фотокорреспондента
Книга отца несколько раз полностью оцифрованы - https://yandex.ru/search/?lr=213&text=иван%20алиханов%20дней%20минувших%20анекдоты&src=suggest_Pers