Часовой эфир в теле-радиокомпании «Русский Мир».
Часовой эфир в теле-радиокомпании «Русский Мир», на все русские диаспоры - прочитанные стихи:
***
Пока я вспоминал Тифлис,
Где дед, отец хлебнули лиха,
Росою птицы напились,
Уже созрела облепиха.
Клевать, клевать! - шумят, зовут,
Взлетают сойки из-под кочек.
Неспешно в памяти идут
Года, - смотрю в проемы строчек.
Узнал, и вспомнил, и забыл -
Кромешный год пришелся на год.
Утешусь вспархиваньем крыл
К созвездьям ярких желтых ягод…
БРАТЬЯ БЕРЕНСЫ
И верою и правдой комиссарам
Евгений служит, но теряет флот.
Брат Михаил эскадры уведет,
Чтобы войну решить одним ударом,
На Балтику вернувшись через год.
Но у Туниса не прожить задаром -
И вот по царским, по долгам, по старым
Француз за уголь предъявляет счет.
И русский флот уходит за долги -
Друзья-французы хуже, чем враги.
Родные братья, ссориться не смейте,
А сохраняйте флот и корабли! -
Их силуэты у чужой земли
Растаяли на Бизертинском рейде...
* * *
Эта лестница в Лицее -
центробежной силы взлет! -
вверх все звонче, все яснее,
вниз - к Державину ведет…
* * *
На разных мы брегах родного языка -
И разделяет нас великая река.
Сумею одолеть едва-едва на треть.
Я буду на тебя издалека смотреть.
И буду говорить, твердить, как пономарь,
Какие-то слова, что говорились встарь.
* * *
Как же значительно было тогда
Ехать верхом в Арзрум.
Видимо в лайнерах наша беда -
Стал верхоглядом ум.
Будем на пляже лежать, загорать,
И улетать невзначай.
Как же значительно было сказать
Черному морю: "Прощай!"
1980 г.
* * *
«Ты сам свой высший суд.»
А. С. Пушкин
Вновь сам свои стихи ты судишь беспристрастно,
И видишь, что они написаны прекрасно!
Но все же никогда не забывай о том,
Что судишь ты себя не пушкинским судом.
Хотя в душе твоей восторг и торжество -
Твой суд не превзошел таланта твоего.
1980 г.
Антону Васецкому
***
Вся жизнь моя заполнена с краями.
Ты спрашиваешь - был ли я на БАМе?
- Что значит был?
Я только там и был.
***
Подняв, как крест, победный Красный стяг -
В агитпоход - пусть все еще девятый,
Я направлялся в приполярный мрак,
Сияньем комсомолии объятый.
Глашатай смысла, я не замолкал,
Мой голос и призывен, и свободен:
Вперед! На Север! На лесоповал!
В десятый раз вернем мы Крест Господень!
* * *
На читинской грузовой,
Где заждались эшелоны,
Только волей непреклонной
Жизнь идет в мороз лютой.
Минус сорок. Ветер, снег,
Гарь и горки ледяные -
В них колодки тормозные,
Отработавшие век.
Работяга бьет - размах
Скрадывает телогрейка.
В тех колодках нержавейка, -
Бьет за совесть, ни за страх.
Наледь скалывает, бьет,
Лом в руках его летает, -
Будущее приближает,
Сокрушая ломом лед...
***
Мимолетен сентябрь в Туруханском краю,
Осень длится едва ли неделю,
И пока добредешь от причала к жилью,
Дождь сменяется мокрой метелью.
Приведет к магазину дощатый настил,
По грязи доберусь и до почты.
Каждый домик всем видом своим повторил
И рельеф, и неровности почвы.
Никогда не сказать на страницах письма
Этот ветер, что чувствуешь грудью.
Деревянные, низкие эти дома,
Обращенные к небу, к безлюдью...
***
Гей, Верещагино!
Свора голодных собак лает в тайгу.
Мы уходим в верховье.
Вот уже отблеск воды слепит глаза мне,
Желтые пятна наплыли на крайние избы,
Осени смутная грусть дымкой восходит...
Все отдаляется - глинистый берег пологий,
Темные срубы, поленицы, лодки,
Сети на кольях, бревна у самой реки...
Долго смотрю, и никто не посмотрит нам вслед.
1983 год. Енисейская тетрадь
* * *
Живу в стране на агитпоездах, -
Всегда в пути, точнее, на путях.
Я комсомолом поднят спозаранку,
И по райцентру или полустанку
Спешу в общагу, в школу и в ДК, -
Вы вспомните меня наверняка!
* * *
Петропавловск на вахте с утра,
Здесь на суше морские порядки.
Мысль пространственная Петра
Облетала и сопки Каматки.
И среди европейски забот,
Донесеньям казацким внимая,
Предвосхитил он поздний черед
Океанского дальнего края.
Петропавловск, ты как часовой
Под буденовкою вулкана,
Здесь стоишь у ворот океана -
Спит страна у тебя за спиной.
ПО ПУТЕВКАМ БЮРО ПРОПАГАНДЫ СОВ. ЛИТЕРАТУРЫ
Средь фрезерных станков,
сверлильных, шлифовальных,
Я не читал стихов
осенних и печальных..
* * *
На этой океанской широте,
где в сотни верст ветра берут разбег,
в какой невыносимой тесноте
работает и служит человек.
В отсеке узком, в трюме, в цехе узком -
великое терпенье в духе русском!
ДАЛЬНЕВОСТОЧНЫЙ НАРЯД
Тот, что слева, прищурясь, глядит в океан -
Что там чайки ныряют в волнах?
Тот, что справа, на сопки глядит сквозь туман.
Пальцы твердо лежат на курках.
А по центру с овчаркой спешит старшина,
Ничего не заметил пока.
Но шумит, набегая на берег, волна,
И рыча, рвется пес с поводка.
И недаром собака тревожит его -
Лишь врага здесь учуять могла -
Ведь на запад на тысячи верст никого,
И на север лишь тундра и мгла.
И ни звука, ни промелька не упустив,
Вновь вернутся в означенный срок.
А на мокрый песок наступает прилив
И смывает следы от сапог.
* * *
Завсегдатай задворок, заворачивая за углы,
Я в любых городах находил переулки такие
Где запах олифы, и визг циркулярной пилы,
Где товарные склады и ремесленные мастерские.
И со сторожем я заводил разговор не пустой
А настырно просил его жизни открыть подоплеку.
А сторож молчал - он смотрел на огонь зимой,
А летом - на реку, протекающую неподалеку.
Я сшивал бытия разноцветные лоскутки,
Радовался, что душа накопит простора.
А потом оказалось - можно лишь посидеть у реки,
И нельзя передать ни журчания, ни разговора...
Барнаул
* * *
Я по тебе уже тоскую, Ангара,
Хотя еще смотрю на струи ледяные,
Прозрачные насквозь, чистейшие в России.
Прощай, я ухожу, мне улетать пора.
Я видел много рек, но всех прекрасней ты.
И ни одной из них не видел я начала,
Лишь ты стремишь свой бег,
из-подо льдов Байкала
Бегуньей уходя со стартовой черты...
На берегах Десны.
Поднимем влёгкую копейку,
а то и рубчик,
умаслить бы и нам злодейку -
пиши, голубчик.
За совесть, страх, за что-то третье,
из той же песни,
была же разница в столетиях,
но в чем? - хоть тресни.
Всегда удавка, да уздечка,
тут ипотека -
вновь римское словцо-словечко,
исчадье века.
А на ловца бежит зверюга
и лапой сзади, -
как некогда, утешит друга
опять Саади:
раз волокут тебя на плаху -
во всем покайся,
и на груди рвани рубаху,
и тем спасайся…
Бюст и покорность, и щегольство
хранит упорно,
а понимание, недовольство
не так уж скорбно -
на встречных лицах, вечных ликах
готовность к мукам,
но скепсис всех друзей великих
доверим звукам:
чтоб шелестом листвы и крыл
былое стерло.
Октябрь... "Октябрь уж наступил..."
опять на горло…
* * *
Вновь в первых числах года
Перечитаю Пушкина.
Нет ближе
На свете человека мне, чем он.
Ни с кем я так счастливо не смеюсь.
Никто так верно мне не объяснит
Зачем живу я.
Смутные печали,
Желания, любовь - весь русский мир
прекрасней и ясней!
Спасибо, Пушкин!