Mar 25, 2019 12:47
"Умеешь мотоцикл водить - повестки будешь развозить..." - 100 лет матери.
УЛИЦА ВЕРЫ ВОЛОШИНОЙ
И снова спрашиваю мать -
Как вы пробились воевать?
Мать говорит: «Пришли вдвоем,
Забраковал нас военком.
Я тут же принялась реветь,
Но военком сказал: «- Не сметь!
Умеешь мотоцикл водить -
Повестки будешь развозить».
Я с каскою на голове
Помчалась по пустой Москве.
А Вера, уж такое дело,
На третьем курсе заболела,
Но скрыли мы - не знал никто -
Она не сдала ГТО!
Сказалась не больной - голодной,
Врачи ее признали годной.
Перед глазами, как живая,
Она мне машет из трамвая
И по ветру летит коса...
Так в подмосковные леса,
В тыл фрицам, под огонь засады,
Послали девушек отряды.
В плен Веру раненную взяли
Под Крюково.
Ее пытали,
Сломить подругу не смогли -
Ее повесили враги».
* * *
Она еще живет, выходит на дорогу,
По всей глухой версте заросшую травой.
Вернулась в отчий дом и, напоследок, к богу -
Нет больше стариков на всей Руси святой.
Из всех земных трудов осталась ей прополка,
От голода ее спасает огород.
Молитвами без слов седая комсомолка
Не просит ничего и никого не ждет.
* * *
Мой троюродный брат говорит невпопад,
От стеснительности улыбаясь.
Я молчу, но я тоже теряюсь,
Нашей встрече единственной рад.
Да, в какой-то денёк непогожий
Разбросало нас по свету из-под Твери.
Я глаза опущу, ты меня осмотри, -
Нет, совсем мы с тобой не похожи.
Знаю, кто-то ведет
Всем нам, юродным, счет.
Отработав и выйдя на пенсию,
Он уже насчитал человек восемьсот
В Феодосии, в Томске и в Пензе.
Да, могла быть могучею наша семья,
Многолюдными были б Горицы…
Я порой прилетаю в родные края,
Правда, реже раз в десять, чем птицы.
Брат, женись, заводи ты сынов, дочерей.
Говорят, через многие лета
Обнаружится польза в смешенье кровей, -
Что ж, надеяться будем на это.
* * *
Где дом стоял - нет больше ничего,
Но строить стены не начну сначала,
Хоть землю жаль и деда моего,
Зарытого у Беломорканала.
По воле было, стало по судьбе.
След заметен великой круговертью.
И дом бы рухнул сам бы по себе,
И дед бы умер собственною смертью.
Что было внове, стало вдруг старо.
Когда же оклемались недобитки
То стали жить да наживать добро,
А внуки оказались не в убытке -
Когда мы прикатили по лугам,
Старухи в деревеньки встрепенулись:
«Гляди-ка, раскулаченные к нам
На «Жигулях» вернулись...»
* * *
Верхневолжьем, среди перелесков, полей
Я на родину матери ехал моей.
Я плотины и памятники миновал,
И места по рассказам ее узнавал.
Вот и Кимры, где ярмарка прежде была,
Торговала, гуляла, пила да сплыла.
А тогда день-деньской продавали на ней
Тес и мед, осетров, лошадей, соболей.
Здесь опять в воскресенье собрался народ,
Ах, глаза б не глядели - что он продает!..
По Горицам пройду.
Здесь три раза на дню
Узнаю я по дугам надбровным родню.
А Мартынцево близко. Бегут зеленя.
Вон, под вязами!
Сердце обгонит меня...
* * *
Говорила мне мать:
«- Ты не просто пиши, а твори,
Чтоб за строчкой твоей
возникали явленья и лица.
Ведь не даром в Москву
я пешком добралась из Твери,
Раскулаченных дочь,
чтоб хоть как-то за жизнь зацепиться…»
Кто б сказал мне тогда,
что подборкам я радуюсь зря,
Я ведь даже сейчас -
самым поздним числом - не поверю.
Раз уж мать до Москвы
сквозь метели дошла января
Не из самой Твери,
а из дальней деревни под Тверью.
* * *
Прощай, родимый дом, прощай, моя квартира.
Здесь длилась жизнь семьи, и вот она прошла.
Чтоб удержаться здесь нам рода не хватило,
Нас много меньше тех, которым несть числа.
Нам столько нанесли кровавого урона,
Отняли у семьи, не передав стране.
И вот нас меньше их, которым нет закона,
Вернее, сам закон на ихней стороне.
И письма, и счета, и пачку облигаций
Из ящиков стола все вытрясли в мешки.
А среди них конверт, где реабилитаций
С синюшным гербом лжи ненужные листки.
И вновь вся наша жизнь вдруг превратилась в небыль.
Все речи этих лет как длинный приговор.
И в беженецкий скарб вдруг превратилась мебель,
Когда ее за час вдруг вынесли во двор.
Дубовая кровать, резная спинка стула,
К которым так привык еще мой детский взгляд,
Что с ними делать мне здесь посреди разгула,
Который вновь кружит, ломая все подряд.
Но я построю дом, дождусь цветенья сада.
Меня не разделить с моей больной страной.
Ведь я и есть теперь последняя преграда,
И хаос у меня клубится за спиной.
МАТЬ
Читала, радовалась, пела,
Росла и крепла со страной.
С живой Волошиной сидела
За школьной партой за одной.
Ты все парады начинала,
Вручала Сталину цветы.
И ты всегда собой венчала
Из физкультурников торты.
Такая преданность и сила
Была в твоем лице простом,
Что даже Мухина слепила
С тебя колхозницу с серпом.
На танцы бегала в пилотке,
Платочек синий был мечтой.
И танцевали патриотки
Лишь под оркестр духовой...
Когда до пятачка с картошкой
Родная сузилась земля,
На мотоцикле под бомбежкой
Пакеты мчала из Кремля,
И за Кавказом оказалась.
Когда закончили бои,
Держава твердо опиралась
На плечи гордые твои.
И вот опять в большой разрухе,
Всем помогала, как могла.
Но у России для старухи
Не оказалось ни краюхи,
Ни даже теплого угла.
И ощущая виноватой
Себя, сама не зная в чем,
Под флаг под звездно-полосатый
Ты добралась почти ползком.
Забыв года чересполосиц,
Вновь молодою стала мать,
И в океан авианосец
Тебя уходит защищать.
* * *
Где шелковицы растут, чуть подальше
На костре мы бак с бельем кипятили.
В мире не было ни злобы, ни фальши -
Как же весело, как славно мы жили!
Мыльной пены на костер лилось много,
Прогорит огонь, по новой почнем все.
Кто бы знал, что дней не счесть лишь у Бога,
А у нас их - раз и обчелся.
мать,
100 лет,
память