"свое собственное пространство духа..."
* *
Над акациями, над одиноким тополем в наступающих летних сумерках кружились летучие мыши. В лучах заката, высоко летали ласточки. Дневная жара спадала, повеял ветерок. Андрей раздвинул занавески, распахнул все окна на галерее.
- И где только летучие мыши днем прячутся? - удивился Юра.
- На чердаках.
Круговерть летучих мышей носилась по часовой стрелке, становясь все более плотной. Едва слышно попискивая, мыши на лету хватали мошкару, возносимую над проемом двора остывающим воздухом.
- В проповедь я мало верю, как, впрочем, и во все остальное..
- Чаю хочешь?
- Как же душно! - Юра кивнул, и продолжил мысль, - Задним числом оправдать инерцию твоих разрозненных поступков тебе вряд ли удастся. Вседозволенность ради выживания! У меня просто руки опустились после нашего последнего разговора…
Андрей разлил чай. Возникла пауза, заполненная негромким журчанием кипятка.
- Выпей чаю. Сейчас тебе полегчает. Только перестань мне голову морочить. Служение искусству и работа за деньги - совершенно одно и то же, только разнесенное по времени. Платят не в конце каждого месяца, а только когда преуспеешь. Но те же деньги.
Юра пододвинул к себе розетку с инжировым вареньем и сказал:
- Если ты творишь, чтобы заработать - ты уже не творец. Бескорыстие - первое условие истинного творчества!
- Откуда взялось это глупое правило? Почему именно бескорыстие, а не желание обеспечить себя, свою семью наконец? - возмутился Андрей.
- Надо создавать от избытка музыки и душевных сил. Импульс творения должен быть первозданным, божественным - в самом прямом смысле.
- Вот тебе душно, ты изнемогаешь. А это сам боженька тут и накуролесил - устроил нам такую жару. Божественный или приземленный это промысел, да и сама земля и это жаркое лето которая всех нас так приземлило, что мы шевелится начинаем только к вечеру… Ведь это тоже все не нами с тобой создано.
В темнеющем небе засияла Венера
- Я боюсь только, - Юра опять стал подыскивать аргумент, чтобы все-таки убедить собеседника, - что ты утратишь «великий рассудок», тот самый, батюшковский. В тебе он сейчас молчит.
У нас нет возраста, а есть только разные комплексы временных особенностей. И если я пытаюсь тебя направить на путь истинный, значит и ты можешь убедить меня в чем пожелаешь.
- Ни тебя, ни кого другого я не хочу и не буду ни в чем убеждать! И почему писать стихи, чтобы заслужить одобрение твое и Степана - это пусть истинного творчества, а опубликоваться, и получить деньги - это путь ложный. Мне нужны деньги как раз для того чтобы чувствовать себя свободным!
И все твои убеждения, да и все убеждения в мире, благодаря которым денег получать ни в коем случае нельзя - мне до лампочки. Тогда ты сам купи мои тексты, только подороже и будь здоров! Я буду тогда и дальше «совершенно свободно» писать специально для тебя.
- У меня нет журнала. Но если твои стихи не несут в себе чрезвычайный контекст олимпийского послания, то ты и получишь за них лишь ничтожный гонорар. Да еще право через номер печатать свои переводы в «Лит. Грузии».
- Я только этого и добиваюсь! Печатать переводы из номера в номер! Это мечта!
- Ни в коем случае! Ты себя погубишь и растратишь свой талант, если он у тебя все ж таки есть. Это великий грех! Привилегия призвания, пирамидальное сознание отнюдь не исключает твоего вполне законного желание пообедать. Но в каждом написанном тобой слове - причем не важно, перевод это или твое собственное стихотворение! - содержится потенциал твоей же будущей судьбы.
Нравственная энтропия, который все мы свидетели, влияет на нас гораздо сильнее, чем кажется.
А ты сам льешь воду на мельницу, которая перемалывает наши души!
- Чаю еще будешь? - Андрей попытался сбить собеседника с темы.
- Не мешай! - отмахнулся Юра, - Ты нарочно усредняешься, чтобы действовать в духе наступающего варварства.
- А ты хочешь, чтобы я годами корпел над строфой и нищенствовал?
- Ты должен помнить, что три святых слова в одной строке циничного перевода вернутся к тебе самому, и ты не будешь знать, осталось ли на земле святое место! Ты утратишь доверие к слову, и забудешь смысл, который ты должен был в него вложить. Зачем тогда огород городить?! Тогда все пропало… Ведь мы только озвучиваем и осмысляем слова. На наших глазах, сгоряча много наговорив, предыдущее поколение уже стало землей и влагой. Широкий разврат словесности не должен иметь к тебе никакого отношения.
Не забывай, что Пушкин всегда жив, Ахматова жива!..
- Бог с ними, с великими. Мы, человечки, все одинаковы. Лишь стоим по разным сторонам прилавка - и меняем деньги на товар. Я торгую стихами. Хорошо бы, конечно, получать каждую пятницу партийный паек, но нам с тобой это не грозит
- При чем тут эти вожделенные спецпайки! - огорчился Юра - Я говорю тебе о пространстве, внутри которого ты должен создать еще одно - свое собственное пространство духа.
Ты должен пером создать мир, заглянув в который твои будущие читатели захотели бы в нем поселиться. Раньше ты писал не задумываясь, будут ли опубликованы твои стихи или нет. И неумелые вещи создавались с той раскованностью, которая совершенно необходима для творчества. А теперь ты вроде бы набил руку и тут же обзавелся внутренним редактором, который держит тебя за шкирку.
Этой шкиркобоязнью больна все наша советская литература.
Писать нужно только для себя и для своих ближайших друзей. Твой внутренний цензор губит изначальный замысел, затемняет озарение. Шифровка, эзопов язык, намеки - только заглушают чувства, творческий потенциал уходит на кодировку сигнала, а сам сигнал слабеет, утрачивает первозданность и силу. И все это происходит потому, что ты изначально хочешь свое творчество продавать, придаешь стиху не только товарный вид, но и товарное содержание. Ремесленничаешь, упрощаешь. Это вовсе не мастерство,
а приспособленчество…
-Тьфу! Сил больше нет тебя слушать! - в сердцах сказал Андрей.
- Потому что это легко не слушать и не слышать! Зажал уши - и с плеч долой.
- Что я должен до тебя донести? Что должно быть - по твоему мнению - содержанием текста, изготовленного не на продажу?
- А ты только сообщи, что продаешься, и тут же найдутся люди, которые тебя купят, и подскажут что и как писать - партийные речи да поэмы о постройке химкомбинатов.
Соответствовать своему призванию, братец ты мой, это и есть самое трудное дело. Только бескорыстное служение дает бессмертную тему. И на это надо всю жизнь положить! - засмеялся Юра.