"Хотелось записаться в те кружки…" - философская лирика 1981 года.
***
В костюмерной варьете ем второе.
Пудра, пыль, шумит за дверью зал.
До чего я докатился, чем я стал -
Сам собою.
Как-бы кто-нибудь об этом ни проведал -
Чем дышал я, и кого я здесь любил,
Что я слушал, и о чем я говорил,
Где обедал.
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Вновь запахи двора восходят вдоль балконов -
Там жарят шашлыки, здесь кипятят белье.
Я вспоминаю свод неписаных законов,
Вживаюсь, торопясь в родное бытие.
Но ничего уже я здесь не понимаю,
А если что спрошу - так тоже невпопад.
И вжиться не могу, хотя живу не с краю,
Но чуждым стал родной когда мне уклад.
Еще не так давно все получалось с лету -
Умел я бросить взгляд, запомнить, записать,
И, сдав в журнал, успеть к ночному самолету -
Я двигался вперед, работал, так сказать.
Я слушал посвист нарт вдоль твердой глади наста,
И на закат смотрел бесстрастно, как помор.
И старожилом я сумел прослыть, так часто
Пришлось пересекать мне северный простор.
Сноровку приобрел, прижился, свыкся с делом,
Косил, полол, сгребал лопатою бурты -
Кружила жизнь меня в каком-то танце белом,
И я любил её летящие черты...
А дома ощутил себя я чужеродным,
И смутно чую я глубинные слои.
Поверхностным я был, а вовсе не свободным, -
Есть что-то на слуху, но нет уже в крови.
А глубина и там - на севере - повсюду, -
Её не замечал, а мчался день-деньской,
И думал: здесь побыл, теперь я там побуду,
Посмотрим, что же там произойдет со мной…
Тбилиси. 7 марта 1981 г.
Первая публикация в сборнике "Весенние голоса" 1984 год, изд-во "Современник".
***
Наверно, дольше всех эпоха наша длилась,
И вот ни только кончилась - она уже забылась.
***
Лишь путь открылся коридорный,
И мы вовсю пустились прыть.
На счастье легок шаг проворный,
И мы успели жизнь прожить.
СОВЕТ №1
Если ты, как и я, вдруг окажешься здесь -
Среди тысяч и тысяч людей,
В середину пассажиропотока не лезь -
С краю ты проберёшься скорей.
Здесь с речной быстриной вовсе схожести нет -
Оглянись со ступеньки своей:
Все еще не протиснулся сквозь турникет
Тот, с кем выбежал ты из дверей.
***
Туда-сюда сную, вступаю в зрелость.
На севере, в поморское окно
Я заглянул - взаправду там вертелось,
Наматывая нить, веретено.
И тотчас внес я в книжку записную
Вот этот путевой, поспешный стих,
Что мельком заглянул я в жизнь иную,
И столь же странен был мой вид для них.
Первая публикация - в журнале “Кругозор”
***
Мы к выводу пришли вчера,
Отбросив мнения иные:
Что биография Петра -
Сама история России.
Сегодня день уже не тот,
В ином все показалось свете.
Вот Меньшиков вошел в черед -
Апраксин, Брюс и Шереметьев.
А завтра, может, мы придем
К тому, что в самом деле странно:
Пусть тьма в истории имен, -
Она проходит безымянно.
ДЯДЯ КОЛЯ
Он, старожил и уроженец края
Не уезжал надолго никуда,
Но так и не прижился здесь, считая,
Жизнь прожита - не велика беда.
Отсталость, как ведется, изживалась,
И благодать дошла до этих мест.
И лишь ему по-прежнему казалось,
Что он несет извечный русский крест.
Он, правнук тех чиновников кавказских,
Голубоглазый, сухонький, живой,
Сомнениям своим не дал огласки,
Их так не решив с самим собой.
Но толковал всегда о чем-то здравом,
Не пользовался внеочередным
Бесплатным и еще каким-то правом -
Гордился я своим знакомством с ним.
Пенсионера не было счастливей!
И в Доме офицеров окружном
Из года в год он числился в активе,
О стенку безразличья бился лбом,
Кассиршам учинял головомойки,
А для вальяжных офицерских жен
Курировал кружки шитья и кройки
И выписал для них аккордеон.
Неугомонным был он заводилой!
Пожатье легкой жилистой руки
Вас заряжало бодростью и силой -
Хотелось записаться в те кружки…
А время для него тянулось долго
Был вдовым он, соседей не любил.
Но крут замес терпения и долга,
И он не коротал свой век, а жил
В многоязычном, суетном районе
Где целый день судачит стар и мал,
Где вьются сплетни на резном балконе
Он только лишь по-русски понимал.
Еще я помню - в месяц листопада
Мы на проспекте встретились ночном
В разгаре репетиции парада -
Шли танки и скрывались за углом.
Они в простор проспекта уходили,
А мы с восторгом преданным своим
На месте оставались и следили,
Вдыхая дизелей тяжелый дым.
А напоследок, уж впадая в детство,
Он все твердил, что ждут преграды нас.
И умер он, оставив мне в наследство
Стол, на котором я пишу сейчас.
Тбилиси.
Первая публикация в альманахе «День поэзии 1982»
редактор сказал, что это стихотворение антологическое, а оно оказалось пророческим.
* * *
История - выдумка слабых сердец.
Но все же останься, хоть пьесе конец.
Билеты, программки белеют в проходе,
Учебный сезон твой уже на исходе,
Игра твоя принята за образец.
Останься, - а значит - не жди, уезжай,
В любой захолустный какой-нибудь край, -
Прислушайся к голосу распределенья.
Искусство потребует только терпенья,
Ты в жертву себя ему не предлагай.
Но ты пробивать собираешься брешь,
Но ты проедать собираешься плешь,
И я все равно тебя не образумлю.
Ты будешь ложиться, как на амбразуру,
И будет водить тебя за нос помреж.
Им не до тебя, хоть они и лгуны.
Да, падаешь больно, свалившись с луны.
И от невезения нету лекарства.
Ты скажешь:
- Должны же кончаться мытарства.
И я соглашусь: - Да, конечно, должны.