Крах музея Акрамовского (рассказ).
КРАХ МУЗЕЯ АКРАМОВСКОГО
Борис Акрамовский, правнучатый племянник Толстого, автор известнейших пьес, а главное «Красной казармы», которая по рассылке Главлита игралась в свое время более чем в 60 театрах страны, был хотя и щуплым, но чрезвычайно тщеславным человеком. Несмотря на недоразумения, происходящие в последнее время с жизнью, а главное с драматургией, Акрамовский был твердо убежден, что герои его произведений, а стало быть и он сам, его имя и творчество имеют непреходящее значение.
Своевременно вложив свои феноменальные гонорары в антиквариат и картины, Акрамовский даже нажился на инфляции, поскольку имел и опыт и вкус к старинным вещам. Оживший рынок московских недвижимости наконец-то предоставил ему давно лелеемую возможность выбрать такую квартиру, которая впоследствии стала бы домом-музеем замечательного русского драматурга.
В первую очередь знаменитый драматург съехал с улицы Коштоянца из-за явного несозвучия названия с поставленной целью. Хотя жена его, привыкшая зимой играть в теннис в зале расположенного рядом МИМО, а летом -на открытых площадках Олимпийской деревни, была категорически против. Женился Акрамовский на студентке ГИТИСа, когда его пьесу играли в учебном театре этого института. Молодая актриса была очень похожа на вторую жену Тютчева, что собственно и послужило основным доводом в пользу брака - ее портрет как нельзя лучше вписывался в будущую экспозицию музея.
Переселивший на Кутузовский проспект, буквально через несколько дней после переезда Акрамовский понял, что ошибся, соблазнившись престижностью месторасположения. Никакого посетителя не заманишь в подъезд жилого дома в испоганенный лифт, да и многочисленные жильцы, конечно, будут против наплыва посторонних в закрытые кодовым замком двери подъезда. Акрамовский продолжил поиски подходящего помещения, сгрудив покамест всю мебель в одной из комнат, окружив ее скарбом помельче - перевязанными пачками будущих экспонатов, афиш, фотографий и книг. Спали с женой порознь на раздвижных креслах больше двух лет, хотя и на Мытную улицу чуть-чуть ни переехали, и в дом напротив Французского посольства - но необходимой основательности и в этих вариантах не было. Чем, например, превосходен музей Скрябина, который Акрамовский взял себе за образец - тем что олицетворяет непрерывность мировой культуры - и толстые кирпичные стены, и филигранные резные этажерки, и золоченные рамки картин, и тяжелый, как письменный стол, рояль, создают природу, саму непреходящую атмосферу творчества, кажется существовавшую здесь всегда и предвосхитившую появления самого Скрябина.
Акрамовский старательно обходил переулок за переулком вокруг Патриарших прудов, подбирая для собственного музея старинный реставрируемый дом. И наконец нашел то, что нужно. Подвиг, совершенный Акрамовским при добывании бесплатного ордера на вселение в отобранный особняк, с одновременной сдачей его квартиры на Кутузовском проспекте, в отличии, например, от военного подвига, требующего только мгновенного, озаренного любовью к Отечеству самопожертвования, был ежемесячным многомесячным подвижничеством. В этот решающий период жизни Акрамовский забросил драматургию, и каждый день с утра до вечера слонялся по управленческим зданиям, по длинным переходам и лестницам, перенося из кабинета в кабинет бумажки, справки, обращения Союза писателей, Пэн-клуба, Литфонда, и всучивая бесчисленным секретаршам, в зависимости от ранга оберегаемых ими московских чиновников, сувенирчики, бонбоньерки и французские духи. Почти год непрерывного хождения - и еще до завершения реставрации особняка, одержимость и несомненная известность Акрамовского сделали свое дело - ему выдали ордер на просторную квартиру. Однако прежде чем переехать, драматург решил заменить мелкий невидный паркет на штучный дубовый. Скрепя сердцем, Акрамовский продал два еще оставшихся эскиза Серова и картину Коровина - опять пришлось пожертвовать частью будущих экспонатов. Когда паркет был снят, обнаружилось, что перекрытие, сделанное из сырых досок со временем несомненно будет деформировать - а необходимую праздничность при посещении любого музея как раз и создает сияющее, отражающее высокие окна зеркало пола. В подоснову пришлось уложить экспортные, высушенные в специальных камерах трехдюймовый толщины доски...
К концу пятого года после выезда с улицы Коштоянца, эпопея подошла к концу. Дом-музей был вчерне готов - обставлен испанской мебелью из настоящего дерева, увешан афишами, портретами, костюмами актрис, фотографиями наиболее удачных сцен.
Одержимый драматург перевел дух и вспомнил о жене, которая последние годы, не выдержав походно-спартанского быта, жила у своей матери, и даже устроилась на работу - стала вести драмкружок в Клубе Электромеханического завода, поскольку и гонорары, и деньги от продажи антиквариата тратились только на ремонт музея.
- Катя, дорогая, - позвонил ей наконец умиротворенный Акрамовский, - все готово, приезжай.
- Это ты что ли, Боря? А рабочих как же без пригляда оставил? - с язвинкой спросила жена.
- Нет больше рабочих, все сделано.
- А когда снова переезжать будешь?
- Катя, все определилось, ремонт закончен. Приезжай, будем спокойно жить.
-Ладно, заеду, посмотрю на твои достижения.
Однако, нетерпеливая Екатерина, не дождавшись открытия музея, давно уже нашла у себя в заводском клубе Василия - учителя народных ремесел, который после занятий по-простому удовлетворял ее потребности в мужском общении. Василий жил в общежитии, поэтому они любили друг друга по-артистически, запершись в студии, меж расставленных общественных мольбертов, на столах возле гипсовых голов Цезаря и Клеопатры, или на полу в укромном уголке за сценой, наспех расстелив свернутые старые кулисы.
Придя в гости к известному мужу, Екатерина прошла по хоромам, и как бы невзначай, спросила:
- Ты хоть прописал меня тут?
- Разумеется!
-Значит, только мы с тобой и будем здесь жить? - все еще чувствуя себя посетительницей, утвердилась Катя.
- Кто же еще? Это теперь наш дом, - ответил драматург.
А сам, между тем, работал в холле, возле нужд, поскольку в музейный залах ему не писалось.
- Видел бы ты, чего построил мой дурак, - сказала, разогнувшись, Катя своему любовнику. - Мы тут с тобой по партам лазаем, а этот стручок афиши развесил, сидит в креслах, на них смотрит.
- А ты право на его жилплощадь имеешь?
- Конечно имею.
- Так разведись с ним, тогда мы и себе выменяем квартиру, - сказал, оправляясь, Василий.
Когда известный драматург вернулся домой с несколькими букетами роз с последней премьеры, он увидел еще одну мизансцену, подготовленную его женой, обозленной долгими годами бездомности. Расположившись на диване, Екатерина положила специалиста по народным промыслам таким образом, чтобы вошедший муж сразу мог оценить всю несоизмеримость Васиных достоинств с драматургическими. Сама же Екатерина не столько пользовалась, сколько наигрывала Васиным инструментом, зная, что наибольшее впечатление он производит находясь не столько внутри, сколько снаружи. Покамест любовник лежал, Акрамовский полез было в драку, но как только Василий приподнялся, обманутый супруг истерически объявил о немедленном разводе. Написав по запарке заявление в суд, драматург и помыслить не мог, что паскудная парочка замахнулась на его музей. А когда сообразил, то нанял адвоката, и по его совету стал волынить с разменом, предлагать отступные, избрав тактику проволочек.
Екатерина же, не понимая, что она рушит, украла у драматурга паспорт. И когда Акрамовский, чтобы собраться с силами перед решающей схваткой, поехал на рыбалку, вероломная женщина произвела мгновенный размен.
Охрана вселившегося в музей бизнесмена не пустила Акрамовского с его спиннингом и рюкзачком даже на порог, вручив ему ключ и адрес в подмосковном городе Кратове, куда уже свезены были его пожитки и экспонаты. Всего 45 минут на электричке от Выхино, сразу за Люберцами.
Из окна виден лес. Поднимет глаза Акрамовский, посмотрит в этот лес и пишет, строчит.
Дай Бог, может, и самого Шекспира переплюнет.