Предзимье
* * *
Такая долгая зима,
Похоже, не пройдет сама,
И надо что-то делать с нею.
Раз не решился на побег,
Ладонями сгребаю снег
И грею, грею…
* * *
Книги, как упадка знаки,
В надвигающемся мраке
Ходасевич продает -
Холод, голод, красный гнет.
Входят нищие, зеваки,
Чтоб погреться у прилавка.
К пайке малая прибавка
Получается от книг.
Мысль Державина постиг,
И ложится к главке главка.
А в Париже выйдет книга -
Сгусток воли, вестник сдвига.
Там и застит свет не так
Надвигающийся мрак -
Вдруг Европа не барыга.
Но взойдет не то, что сеешь.
И в рассеянье рассеясь,
Сам не видел перемен
И поэтому блажен
Спит в Бьян-Куре Ходасевич.
* * *
В глазах, в душе, повсюду - белизна.
В краю снегов слагаю песни снега,
Пою вослед метелям, ну и смело
Надеюсь на...
А, впрочем, ни на что, кроме следов,
Теряющихся вскоре,
И вовсе незаметных на просторе
Снегов.
* * *
Стоит во льдах река, как под венцом невеста,
Снежок фаты летит, а таинство идет -
Безмолвная река, вспухает, словно тесто,
Над руслом - что есть сил! - приподнимая лед.
И наступает час, который был обещан
При сотворении - сейчас наверняка
Сквозь зимний циферблат пролягут стрелки трещин,
Роженицей надежд загомонит река.
* * *
Чтобы не остаться в дураках,
В четырех был нынче кабаках.
Надо бы, конечно же, в шести -
Тяжело магнитофон нести.
Надо бы полегче приобресть, -
Обхожусь пока что тем, что есть.
Изо рта клубами валит пар -
Я в оркестр - пусти меня швейцар
О любви я песню вам принес -
Ах, какой на улице мороз!
* * *
Зима, зима! - На юг! - За птицами вослед!
Но только от зимы и можешь убежать -
Все тот же ряд актрис и корешки газет,
Их видел сотни раз - так нет, смотри опять.
Покажется - вся жизнь - один большой тираж,
А все дома вокруг - один и тот же блок,
Повторенный стократ… Нет! - Это просто блажь,
А разница была, и стерлась под шумок…
СЕВЕРНЫЙ СОНЕТ
Здесь берег изогнулся, как подкова.
И Сояна стоит на берегу.
Нет, не увижу я нигде такого!
За то, что видел - я навек в долгу.
Здесь больше полугода все в снегу.
Зима долга, морозна и сурова.
Дороги все уходят здесь в тайгу,
И все они ведут в деревню снова.
А летом и спокойна, и добра,
Как небеса, зовет в себя природа.
И длятся дни с утра и до утра.
Живут в деревне в основном три рода -
Нечаевых, Крапивиных, Белых,
И, кажется - земля стоит на них.
ЗИМНИЙ СОНЕТ
Где ж тайный взор души, чтоб прозревать не слово,
Не чувственность свою, а нежный образ твой.
Меня не ослепил блеск снежного покрова,
В снегах я поражен ни снежной слепотой.
Стесненный космос мой зима сужает снова:
Чуть вздрагивает ель над скованной рекой -
Когда же застит лес ночной морозной мглой
Становится ясней, как родина сурова,
За светлой далью дней и за пределом зренья
За пеленою лет, в пространной дымке снов,
Я робостью своей был скован без оков.
И вот теперь всю жизнь все длятся те мгновенья -
Ты убегаешь вдаль, как лыжница скользя.
Ты здесь, ты все же есть, но высмотреть нельзя.
* * *
Промелькнула, пропадая,
Под мостом речушка «Яя».
Глубока ли, широка
Льдом покрытая река?
Стану наледь соскребать -
Нет, сквозь снег не увидать.
Стало смыслом бытия
Доказать что я - есть я.
Самоутвержденья дар,
Словно надпись в свете фар -
Промелькнет во тьме ночной...
Ты есть ты, и бог с тобой.
* * *
Я принесу домой тебя, декабрь, -
Сухие ветки, стебли и траву,
В тоске по воле, городской дикарь,
Я наломаю, выдерну, сорву…
Но воссоздастся только тишина,
А если звук возникнет, расхрабрясь, -
Заснеженная заскрипит сосна,
Чуть шевельнувшись в дымке декабря.
ФАКТУРА
Сквозь стекло головной боли,
И раздвинув слегка занавески,
Я смотрел на тебя, как смотрю,
Сквозь прозрачную первую наледь
На январское светлое утро.
Но я вижу только стекло.
* * *
Расстелюсь я мхом зеленым по земле сырой,
Буду каждую песчинку чувствовать спиной.
Будет вянуть лист осенний на груди моей.
После ляжет снег тяжелый - и на много дней!
Буду жить с землею вместе, с белым светом - врозь.
Пусть найдет меня под снегом одинокой лось.
СМЕШЕНИЕ
Чувствуя тяжкий, дымящийся запах
По ветру души летят, как песок
Гришка Отрепьев канает на запад,
Хлюст Тухачевский бежит на восток.
И в пролетарской ощеренной пасти
Лопнет Кронштадт ледяной скорлупой.
Гришка, славянские множа напасти,
Прахом из пушки взлетит за Москвой...
ТРИУМФ
Возле арки триумфальной
Длился наш роман банальный.
Встретились под ливнем летним,
И расстались в снегопад -
Почему же первый взгляд
Кажется сейчас последним?..
Был трамвай забит цветами,
И в пространстве между нами
Ветер роз, туман гвоздик, -
Мы смеемся, едем, любим,
Дышим, чувствуем и губим,
Проживаем краткий миг.
Визг колес на повороте,
Остановка - нам сходить.
Торопиться нужно плоти,
А душе - неспешно жить…
Из забвенья возникая,
В громыхании трамвая,
Промелькнет та ночь вдвоем
Только через жизнь - потом…
Мы бежали средь зимы,
От восторга стало жарко,
Я решил пройти под аркой -
И разжали руки мы!
Всюду хмарь и непогода.
Крикни в спину, не молчи!..-
Арка светиться в ночи
Подворотней небосвода…
Я под аркой проходил -
Под дугой небесных сил -
И торжественные своды
Вдруг разверзлись, скомкав годы…
На мороз надел треух,
Тем и кончился триумф…
* * *
Говорила мне мать: «Ты не просто пиши, а твори,
Чтоб за строчкой твоей возникали явленья и лица.
Ведь не даром в Москву я пешком добралась из Твери,
Раскулаченных дочь, чтоб хоть как-то за жизнь зацепиться…»
Кто б сказал мне тогда, что подборкам я радуюсь зря,
Я ведь даже сейчас - самым поздним числом! - не поверю.
Раз уж мать до Москвы сквозь метели дошла января
Не из самой Твери, а из дальней деревни под Тверью.
* * *
Русь, родина - тобой не наглядеться,
Поговори со мною, и скажи -
Что каждой пядью надо дорожить.
Твоих границ святые рубежи
Так сузились, что окружают сердце…
ОЧЕРЕДЬ ЗА ГОНОРАРОМ
В «ДЕНЬ ПОЭЗИИ»
Пройдя маршрутом лет суровых,
Желая просвещенной слыть,
Россия граждан непутевых
Своих решила подкормить.
Спешили мы со всей столицы,
Стояли, прислонясь к стене,
Свои выпрастывая лица,
Из-под заснеженных кашне.
Там «Юности» один из замов
Стоял без кресла, просто так.
В углу угрюмо ждал Шаламов,
А Смеляков курил в кулак.
И шел совсем не по ранжиру
Один поэт вослед другим.
Так начавший стареть Межиров
Был лишь за Самченко младым.
И Мориц бедную пугая
Ухмылкою грядущих мер,
Ее в упор не замечая,
Стоял боксер и браконьер.
И даже прямиком оттуда,
Вновь улетавшие туда,
Своих мехов являя чудо,
Там становились иногда.
В тот зимний день шутила муза,
Долистывая календарь.
Стоял там я, не член Союза,
За мной - Луконин, секретарь.
О, государственной заботы
Благословенные года.
И за недолгие щедроты
Мы благодарны навсегда.