ВОЛЬНАЯ ИСПАНИЯ
(Горная вершина на Кавказе -на панораме вторая слева под № 15)
Нет, не флаги белые* - ореол названия
Вижу над горой.
«Вольная Испания», вольная Испания -
Мы опять с тобой!
Зубы и признания на допросах выбили,
Но года летят.
Пропадая без вести, вовсе мы не выбыли
Из Интербригад!
Мы пройдем по площади вслед за пионерами,
В сердце горн звучит.
Вся страна в волнении - что за Пиренеями,
Как дела, Мадрид?
Как дела на западе, как дела на севере,
На востоке как?
И бойцы в расщелине вновь вздохнут о клевере
Между двух атак.
* «Белые флаги» - снежные сдувы со склонов гор.
Москва - первые две строфы,
вторые две строфы - Леселидзе.
***
Все залы во дворце в цветных шелках -
Насыщенно небесных, желтых, красных.
Два дня я рыскал в поисках напрасных
По магазинам - все держал в руках
Линялые еще до стирки шмотки,
Невыносимо блеклые колготки.
А надо было накупить цветных,
Чтоб по весне, как джинсы сменит юбка,
Шла, щеголяя ножками, голубка
В подарках ослепительных моих!..
Как бы ни так, или ни тут то было,
На - выкуси, - есть в языке сполна
Подобных выражений, и язвила
Мне жизнь сама, бесцветна и грязна...
Петергоф.
ПОСЛЕ СЕВЕРНОЙ ВОЙНЫ
Сожмет виски бессонной крови шум,
Но мысль не вырвется из круга -
Приходит раньше имени на ум
Порядок цифр - вызваниваю друга.
Ты позвонишь, я на экран нажму,
А это значит - я еще не помер.
Покажется порой, мне самому
Пожизненно присвоен только номер.
А ветер донесет до нас с тобой
Не голоса - вибрации мембраны,
И сервисы эпохи цифровой
Врачуют нашей мнительности раны...
А Петр был занят Северной войной.
Монарха то и дело беспокоя,
Ночами офицеры и гонцы,
Мешая спать, слонялись по покоям.
Казарменный порядок во дворцы
Ввел Петр.
Дал нумерацию постелям
И запретил их без толку менять...
На цифры не пристало нам пенять -
Судьбу петровых слуг и мы разделим.
http://alikhanov.livejournal.com/890694.html ***
Поднялись бы Державина власы,
Когда б услышал он такие речи:
"Как дам раза - просыплешься в трусы".
Кто наши души исподволь калечит?
Когда закостенелым языком
Казарменные подпирают своды,
Я слышу в разговорчике твоем
Нелепое поветрие свободы.
* * *
Какое множество романов
О Первой мировой:
Вот среди унтеров-болванов
Простецкий парень с хитрецой.
А вот герой читает сводки,
И не дождавшись перемен,
Бежит в Швейцарию на лодке,
Которую дает бармен.
А вот песереди Европы
Несчастный паренек лежит,
Сдает, потом берет окопы
И будет, наконец, убит.
А вот проснувшись спозаранку,
Туман увидев за окном,
Вновь офицер бредет по замку
И размышляет о былом.
Все утешенья бесполезны,
Когда распалось бытие, -
Война разверзлась, словно бездна,
И все провалится в нее...
Тбилиси.
Романы -
“Приключения Бравого солдата Швейка”
“Возвращение в Брайсхед”
“На Запвдном фронте без перемен”
“Прощай, оружие”
“Август 14-го”.
* * *
Мне снится волейбол и восходящий мяч,
Я прыгаю за ним, а мяч уходит в небо...
ВО ГЛУБИНЕ ХОЛСТА...
Истопник и бомжиха забрались в мою мастерскую,
подобрали ключи, выдавили окно.
Я за ними слежу, мешать не рискую -
они краски кладут на полотно.
Не ходили в учениках, не были самоучками,
Заранее все знают назубок.
Кроссовки пришлепнуты липучками,
как пространство - мазками наискосок.
Нет азбучных истин,
никто не оробел -
что выходит из-под кисти,
тем и заполняйте пробел.
Я бы прогнал их без всяких,
но они заявились неспроста:
если уйдут - сразу иссякнет
существующее во глубине холста.
(в поезде из Ленинграда)
* * *
Руины рода...
Голос подам из-под обломков, -
С обидою на предков, с надеждой на потомков.
Нелепо то и это,
И голос без ответа.
(Аким Салбиев - актер много раз игравший роль Пушкина в кино и режиссер - вышел и прочел это стихотворение на моем авторском вечер в ЦДЛ в 1990 году - чем меня очень поразил - мы предварительно об этом не договаривались - как это обычно бывает.)
* * *
С душой открытой говори,
Слова становятся судьбой. -
Но главное - чтоб словари
Все время были под рукой.
Всегда святое ремесло
Должно даваться тяжело.
А строчку тотчас запиши
С крылатой легкостью души…
Это стихотворение опубликовано в “Литературной газете” в 2005 году.
* * *
Не делай вид, что изменился ты -
Годами унижений, суеты,
Твоя душа давно сформировалась,
И недоверье в кровь твою впиталось.
Свобода бесконечно запоздала,
Когда она ни с самого начала…
* * *
Где дом стоял - нет больше ничего.
Но строить стены не начну сначала,
Хоть землю жаль, и деда моего,
Зарытого у Беломорканала.
По воле было, стало по судьбе.
След заметен великой круговертью.
И дом бы рухнул сам бы по себе,
И дед бы умер собственною смертью.
Что было внове - стало вдруг старо,
Когда ж околемались недобитки,
И стали жить, да наживать добро,
И внуки оказались не в убытке.
И вот мы прикатили по лугам -
Старухи в деревеньке встрепенулись:
"- Гляди-ка, раскулаченные к нам
На "Жигулях" вернулись..."
1980-1987 гг.
- Кто вы? - спросили старушки.
Я ответил:
- Анны Горемычкиной внуки. А дом-то наш где?
- А, раскулаченные вернулись - определились они, - вон там стоял, - указали, и продолжили разговор между собой.
На месте дома моего деда, среди травы, виднелись развалины.
(Стихотворение писалось 7 лет.)
http://alikhanov.livejournal.com/340354.html * * *
- Жигарев! Саша! Я уже здесь!
Брось ты высматривать лица в потоке.
Раз уж в эфир мы сумели пролезть,
Значит не зря обивали пороги.
Что я несу?! На язык мне типун!
То, что ты умер - не помню, хоть тресни...
Ты же все время шел на тягун,
Сердцем своим педалируя песни.
Тают в эфире наши следы.
Душу вложил ты в радиоволны.
Пусть хоть припев долетит до звезды,
Неунывающей глупости полный.
В этот расхристанный шум бытия
Мы ненадолго сумели вписаться...
"Жигарев! Саша! Это же я!" -
Надо же снова так обознаться...
* тягун - подъем на языке велогонщиков.
***
Сломало вихрем тополь во дворе -
нет кроны и остался голый ствол,
и наша жизнь в том мае, в той поре
в том времени, где белый тополь цвел!