"Я порой прилетаю в родные края, правда, реже раз в десять, чем птицы..." - стихи 1986 года.
О ПОЕЗДКЕ
ИМПЕРАТОРА НИКОЛАЯ ПЕРВОГО
НА КАВКАЗ в 1837 ГОДУ
Был сделан в канцелярию запрос -
В присутствии возможно ль высочайшем
Вельможным инородцам и князьям
Являться на приемы и балы
В привычных им, кавказцам, сапогах.
Был дан ответ, что вроде бы вполне
И позволительно, но все-таки негоже.
Затменье послепушкинской эпохи
Уж наступило.
Лишь фельдъегеря,
Сменяя лошадей, во все концы
Развозят повеленья Петербурга.
***
Не забылось, так простилось -
Нет ни горечи, ни слез.
Все, что с нами приключилось
Жизнь не приняла всерьез.
Но, судьбы читая знаки,
Странным кажется вдвойне -
Что же так пылают маки,
Обжигая сердце мне...
***
Где кружки с надписью "Горздрав",
И где тарелки общепита,
Лишь изобильем женских прав
Была ты с панталыку сбита.
Сначала ты не приняла
Мой быт за чистую монету,
Лишь через месяц поняла,
Что ничего иного нету.
И пусть тебе, мой нежный друг,
Не нужно будет ждать полгода,
Когда на строчку перевода
Смогу купить я хлеб и лук.
***
Безветрие - раздумие природы.
Светило пялит свой палящий глаз.
И, как Циклоп, гладит в недвижны воды -
Земля устала! - кажется с испугу -
Не кружится, и не летит по кругу,
И будет впредь лишь этот душный час…
НА КОНДИТЕРСКОМ ФРОНТЕ в 1986 году.
Стук киянки моей летел в окно, -
Невольно рамы распахнешь в июне.
Все настрого для нас запрещено,
А я корнетик делал из латуни.
И доброхоты нашего двора
Тут вычислили тайный труд надомный -
Латунь конфисковали опера,
И навели порядочек погромный.
Корнетики - http://alikhanov.livejournal.com/101863.html
***
Толкую все о паре пустяков,
Веду все речи, избегая слов -
Разыгрываю глупо и гуманно
Комедию последнего обмана.
13.08.
***
Переполнена кормушка -
Крошит, крошит хлеб старушка.
На нее косится дятел,
По стволу стучит-стучит.
К дармовшине не слетит -
Этот дятел, видно, спятил.
Москва, Серебрянный бор.
***
Мой троюродный брат говорит невпопад,
От стеснительности улыбаясь.
Я молчу, но я тоже теряюсь,
Нашей встрече единственной рад.
Да, в какой-то денек непогожий
Разбросало нас по свету из-под Твери...
Я глаза опущу, ты меня осмотри, -
Нет, совсем мы с тобой не похожи.
Знаю, кто-то ведет, всем нам, юродным, счет:
Отработав и выйдя на пенсию,
Он уже насчитал человек восемьсот
В Феодосии, в Томске, и в Пензе.
Да, могучей могла бы быть наша семья,
Многолюдными были б Горицы.
Я порой прилетаю в родные края,
Правда, реже раз в десять, чем птицы.
Брат, женись, заводи сыновей, дочерей.
Говорят, через многие лета
Обнаружится польза в смешеньи кровей, -
Что ж, надеется будем на это...
Томск, в агитпоезде
СВАТОВСТВО МИХАИЛА БАКУНИНА В ТОМСКЕ
"И пусть не смерть, но смертный приговор
Не властен надо мною! Но позор,
Какой позор до пятого колена!
По всей Европе я навел террор:
Меня страшится Дрезден, гонит Вена,
Там всюду добивался я мгновенно,
Дряхлеющим законам вопреки,
Всего чего хотел! А здесь - руки!
Ее руки я не могу добиться!
Ее отец - меня он не боится!
(А чувствую впервые - я могу!
Она мои безжизненные силы
Вдруг возбудила: организм постылый
Зашевелился.) Вот подстерегу,
Тогда узнаешь, стикулист*, наглец!
Досадно как, что он ее отец.
Нет, ни цари, а он всему виновник -
Зловредный, жалкий, маленький чиновник.
Ах, как бы я сейчас тебя взорвал!
Так кстати подвернулся генерал, -
Протекцию он мне сейчас составит,
И согласится наглеца заставит."
Сановный сват нанес видит не зря,
Уговорит отца:
"Мы бунтаря.
Поженим! Он свободы добивался,
Нельзя преуменьшать его вины.
Но убежден - он по свету метался
В извечных, трудных поисках жены".
Новоневестных проводили скоро
Под своды Воскресенского собора.
ЧЕРЕЗ ЧУЛЫМ
Родились не вчера, умрем не завтра,
Вот через переезд сейчас идем.
Что здесь ты хочешь изменить внезапно? -
Земля под снегом, реки - подо льдом.
Ты веришь, так сказать, в метаморфозы, -
Что вдруг проснется дремлющий карась.
Но впереди шесть месяцев морозы,
Зима, считай, еще не началась.
Что из того, что мы слонялись возле
Зимовий, и пропели там вразброд? -
Еще совсем недавно бревна вмерзли,
И на Чулыме нарастает лед.
Исчезнет звук пустого разговора,
И нас с тобой сюда не позовут,
Когда весной, чтоб избежать затора
Вот этот зимник на реке взорвут.
* * *
Промелькнула, пропадая,
Под мостом речушка «Яя».
Глубока ли, широка
Льдом покрытая река?
Стану наледь соскребать -
Нет, сквозь снег не увидать.
Стало смыслом бытия
Доказать что я - есть я.
Самоутвержденья дар,
Словно надпись в свете фар -
Промелькнет во тьме ночной, -
Ты есть ты, и бог с тобой...
Томская область, ночью в автобусе.
УЛИЦА ВЕРЫ ВОЛОШИНОЙ
И снова спрашиваю мать -
Как вы пробились воевать?
Мать говорит: «Пришли вдвоем,
Забраковал нас военком.
Я тут же принялась реветь,
Но военком сказал: «- Не сметь!
Умеешь мотоцикл водить -
Повестки будешь развозить».
Я с каскою на голове
Помчалась по пустой Москве.
А Вера, уж такое дело,
На третьем курсе заболела,
Но скрыли мы - не знал никто -
Она не сдала ГТО!
Сказалась не больной - голодной,
Врачи ее признали годной.
Перед глазами, как живая,
Она мне машет из трамвая
И по ветру летит коса...
Так в подмосковные леса,
В тыл фрицам, под огонь засады,
Послали девушек отряды.
В плен Веру раненную взяли
Под Крюково.
Ее пытали,
Сломить подругу не смогли -
Ее повесили враги».
НЕРОН
В загуле имперского бреда,
Чего добивался Нерон?
Зачем ремесло кифареда
Упорно осваивал он?
Бессмертье, богатство, величье
Дала непосредственно власть.
А тут соловьиное, птичье
Тщеславие - жалкая страсть.
В стремленье своем оголтелом
Сжег Рим площадной лицедей.
Певцом-кифаредом хотел он
Остаться во мненье людей.
Но даже пожара подсветка
Не сцене пришлась, а судьбе.
И только презрения метка
Проступит на царственном лбе.
1986 год.
Опубликовано - «Литературная газета» 2003 г.
ИМПЕРАТОРА НИКОЛАЯ ПЕРВОГО
НА КАВКАЗ в 1837 ГОДУ
Был сделан в канцелярию запрос -
В присутствии возможно ль высочайшем
Вельможным инородцам и князьям
Являться на приемы и балы
В привычных им, кавказцам, сапогах.
Был дан ответ, что вроде бы вполне
И позволительно, но все-таки негоже.
Затменье послепушкинской эпохи
Уж наступило.
Лишь фельдъегеря,
Сменяя лошадей, во все концы
Развозят повеленья Петербурга.
***
Не забылось, так простилось -
Нет ни горечи, ни слез.
Все, что с нами приключилось
Жизнь не приняла всерьез.
Но, судьбы читая знаки,
Странным кажется вдвойне -
Что же так пылают маки,
Обжигая сердце мне...
***
Где кружки с надписью "Горздрав",
И где тарелки общепита,
Лишь изобильем женских прав
Была ты с панталыку сбита.
Сначала ты не приняла
Мой быт за чистую монету,
Лишь через месяц поняла,
Что ничего иного нету.
И пусть тебе, мой нежный друг,
Не нужно будет ждать полгода,
Когда на строчку перевода
Смогу купить я хлеб и лук.
***
Безветрие - раздумие природы.
Светило пялит свой палящий глаз.
И, как Циклоп, гладит в недвижны воды -
Земля устала! - кажется с испугу -
Не кружится, и не летит по кругу,
И будет впредь лишь этот душный час…
НА КОНДИТЕРСКОМ ФРОНТЕ в 1986 году.
Стук киянки моей летел в окно, -
Невольно рамы распахнешь в июне.
Все настрого для нас запрещено,
А я корнетик делал из латуни.
И доброхоты нашего двора
Тут вычислили тайный труд надомный -
Латунь конфисковали опера,
И навели порядочек погромный.
Корнетики - http://alikhanov.livejournal.com/101863.html
***
Толкую все о паре пустяков,
Веду все речи, избегая слов -
Разыгрываю глупо и гуманно
Комедию последнего обмана.
13.08.
***
Переполнена кормушка -
Крошит, крошит хлеб старушка.
На нее косится дятел,
По стволу стучит-стучит.
К дармовшине не слетит -
Этот дятел, видно, спятил.
Москва, Серебрянный бор.
***
Мой троюродный брат говорит невпопад,
От стеснительности улыбаясь.
Я молчу, но я тоже теряюсь,
Нашей встрече единственной рад.
Да, в какой-то денек непогожий
Разбросало нас по свету из-под Твери...
Я глаза опущу, ты меня осмотри, -
Нет, совсем мы с тобой не похожи.
Знаю, кто-то ведет, всем нам, юродным, счет:
Отработав и выйдя на пенсию,
Он уже насчитал человек восемьсот
В Феодосии, в Томске, и в Пензе.
Да, могучей могла бы быть наша семья,
Многолюдными были б Горицы.
Я порой прилетаю в родные края,
Правда, реже раз в десять, чем птицы.
Брат, женись, заводи сыновей, дочерей.
Говорят, через многие лета
Обнаружится польза в смешеньи кровей, -
Что ж, надеется будем на это...
Томск, в агитпоезде
СВАТОВСТВО МИХАИЛА БАКУНИНА В ТОМСКЕ
"И пусть не смерть, но смертный приговор
Не властен надо мною! Но позор,
Какой позор до пятого колена!
По всей Европе я навел террор:
Меня страшится Дрезден, гонит Вена,
Там всюду добивался я мгновенно,
Дряхлеющим законам вопреки,
Всего чего хотел! А здесь - руки!
Ее руки я не могу добиться!
Ее отец - меня он не боится!
(А чувствую впервые - я могу!
Она мои безжизненные силы
Вдруг возбудила: организм постылый
Зашевелился.) Вот подстерегу,
Тогда узнаешь, стикулист*, наглец!
Досадно как, что он ее отец.
Нет, ни цари, а он всему виновник -
Зловредный, жалкий, маленький чиновник.
Ах, как бы я сейчас тебя взорвал!
Так кстати подвернулся генерал, -
Протекцию он мне сейчас составит,
И согласится наглеца заставит."
Сановный сват нанес видит не зря,
Уговорит отца:
"Мы бунтаря.
Поженим! Он свободы добивался,
Нельзя преуменьшать его вины.
Но убежден - он по свету метался
В извечных, трудных поисках жены".
Новоневестных проводили скоро
Под своды Воскресенского собора.
ЧЕРЕЗ ЧУЛЫМ
Родились не вчера, умрем не завтра,
Вот через переезд сейчас идем.
Что здесь ты хочешь изменить внезапно? -
Земля под снегом, реки - подо льдом.
Ты веришь, так сказать, в метаморфозы, -
Что вдруг проснется дремлющий карась.
Но впереди шесть месяцев морозы,
Зима, считай, еще не началась.
Что из того, что мы слонялись возле
Зимовий, и пропели там вразброд? -
Еще совсем недавно бревна вмерзли,
И на Чулыме нарастает лед.
Исчезнет звук пустого разговора,
И нас с тобой сюда не позовут,
Когда весной, чтоб избежать затора
Вот этот зимник на реке взорвут.
* * *
Промелькнула, пропадая,
Под мостом речушка «Яя».
Глубока ли, широка
Льдом покрытая река?
Стану наледь соскребать -
Нет, сквозь снег не увидать.
Стало смыслом бытия
Доказать что я - есть я.
Самоутвержденья дар,
Словно надпись в свете фар -
Промелькнет во тьме ночной, -
Ты есть ты, и бог с тобой...
Томская область, ночью в автобусе.
УЛИЦА ВЕРЫ ВОЛОШИНОЙ
И снова спрашиваю мать -
Как вы пробились воевать?
Мать говорит: «Пришли вдвоем,
Забраковал нас военком.
Я тут же принялась реветь,
Но военком сказал: «- Не сметь!
Умеешь мотоцикл водить -
Повестки будешь развозить».
Я с каскою на голове
Помчалась по пустой Москве.
А Вера, уж такое дело,
На третьем курсе заболела,
Но скрыли мы - не знал никто -
Она не сдала ГТО!
Сказалась не больной - голодной,
Врачи ее признали годной.
Перед глазами, как живая,
Она мне машет из трамвая
И по ветру летит коса...
Так в подмосковные леса,
В тыл фрицам, под огонь засады,
Послали девушек отряды.
В плен Веру раненную взяли
Под Крюково.
Ее пытали,
Сломить подругу не смогли -
Ее повесили враги».
НЕРОН
В загуле имперского бреда,
Чего добивался Нерон?
Зачем ремесло кифареда
Упорно осваивал он?
Бессмертье, богатство, величье
Дала непосредственно власть.
А тут соловьиное, птичье
Тщеславие - жалкая страсть.
В стремленье своем оголтелом
Сжег Рим площадной лицедей.
Певцом-кифаредом хотел он
Остаться во мненье людей.
Но даже пожара подсветка
Не сцене пришлась, а судьбе.
И только презрения метка
Проступит на царственном лбе.
1986 год.
Опубликовано - «Литературная газета» 2003 г.