часть первая
Кратко воскресаю здесь для того, чтобы попросить всех заинтересовавшихся высказать свои впечатления от свежеиспечённого, очень наглого и нигде ещё не напечатанного разбора "Стихов о неизвестном солдате" Мандельштама:
"СТИХИ О НЕИЗВЕСТНОМ СОЛДАТЕ" ОСИПА МАНДЕЛЬШТАМА:
ОПЫТ БЫСТРОГО ЧТЕНИЯ
Сложнейшие «Стихи о неизвестном солдате» (1937) - это камень Грааля, но и камень преткновения для исследователей творчества Мандельштама. Очень многие мандельштамоведы в какой-то момент своей научной биографии решали для себя - «готов!» - и принимались упоенно анализировать самое длинное и самое темное стихотворение поэта. Было сделано множество ценнейших наблюдений, выявлено несколько убедительнейших подтекстов, однако стихотворение в целом продолжает оставаться загадочным и уж во всяком случае, недопонятым.
И вот мы тоже ощущаем, что не в силах более противиться желанию предъявить результаты собственного (недо)понимания этого эпохального текста, так сказать, urbi et orbi.
Самым удобным способом интерпретации показалось нам построфное комментирующее чтение стихотворения.[i] Отброшенные поэтом строфы и строки привлекались для объяснения темных мест лишь эпизодически. Ловлей подтекстов в этой работе мы тоже почти не занимались, а из наблюдений предшественников самыми существенными для нас оказались два - одно более общее, другое более частное.
Более общее - вчитываясь в строки «Стихов о неизвестном солдате», нужно всё время держать в памяти ключевой микрофрагмент из мандельштамовского «Разговора о Данте» (1933): «Любое слово является пучком, и смысл торчит из него в разные стороны, а не устремляется в одну официальную точку».[ii]
Более частное наблюдение - современники автора «Стихов о неизвестном солдате» хорошо помнили то страшное и символическое впечатление, которое на всё человечество произвело появление в небе аэропланов в годы Первой мировой войны. Теперь и Небо воспринималось не как утешитель и свидетель, а как активный участник кровопролитных сражений. Соответственно, новым смыслом наполнялась привычная для описания войны метафора Апокалипсиса - кары Неба человечеству за его грехи.
Разумеется, очень часто мы будем совпадать в своих гипотезах и выводах с филологами, анализировавшими «Стихи о неизвестном солдате» до нас, а иногда - просто использовать их замечательные находки. После некоторых колебаний и размышлений мы решились в данном варианте работы не загромождать текст бесчисленными ссылками.
Заранее просим прощения у всех без желания обиженных.
* * *
(I) Этот воздух пусть будет свидетелем,
Дальнобойное сердце его,
И в землянках, всеядный и деятельный,
Океан без окна - вещество.
Под «воздухом» здесь, очевидно, подразумевается небо в двух его ипостасях: (а). небо над полем битвы со стучащим «сердцем»-военным аэропланом в эпицентре (в которое, возможно, целится дальнобойное орудие и которое само может выступить в роли дальнобойного орудия) и: (б). небо («воздушный океан»), заполняющее собой окопы и землянки. Оба эти неба, как мы увидим уже в III строфе, отражаются друг в друге, поскольку смерть теперь правит бал и на небе, и на земле, и под землей. И оба призываются в свидетели на грядущем Страшном Суде (ср. идиому: «Призываю небо в свидетели!»).
(II) До чего эти звезды изветливы!
Всё им нужно глядеть - для чего? -
В осужденье судьи и свидетеля,
В океан без окна, вещество…
«Судебная» тема развивается. Картина дополняется образом звезд-доносчиц («изветливы» от «навет»). 3-я - 4-я строки строфы, по-видимому, могут пониматься двояко. Либо: (а). звезды глядят на поле битвы, осуждая не только ее свидетеля (небо), но и самогό судью-Бога (допустившего участие неба в битве); либо: (б). звезды сверху глядят на место «осужденья» «судьи и свидетеля», то есть - на («в») окопы поля битвы.
(III) Помнит дождь, неприветливый сеятель,
Безымянная манна его,
Как лесистые крестики метили
Океан или клин боевой.
Начнем с попытки объяснения 3-ей - 4-ой строк этой строфы: словосочетание «клин боевой» наводит на мысль, что «крестики», метящие воздушный «океан» - это аэропланы с деревянными («лесистыми») крыльями и фрагментами корпуса. Но «лесистые крестики» - это, без сомнения, и деревянные могильные кресты. Таким образом, небо и земля как место гибели и даже возможного упокоения сражающихся солдат вновь и уже более явственно предстают в стихотворении отраженными друг в друге (еще яснее об этом будет сказано в V строфе). Если принять эту интерпретацию, то «дождь» из первой строки третьей строфы без насилия над текстом превратится в «неприветливого сеятеля» сбрасываемых с аэроплана бомб, без разбора дарующих свою страшную «безымянную манну» находящимся внизу солдатам. Тогда эпитет «безымянная» (смерть) из второй строки этой строфы встает в один ряд с эпитетом «неизвестный» (солдат) из заглавия всего стихотворения.
(IV) Будут люди, холодные, хилые,
Убивать, холодать, голодать -
И в своей знаменитой могиле
Неизвестный положен солдат.
В этой строфе для нас самое интересное - соотношение прошедшего и будущего времен. Ничто не мешало Мандельштаму начать третью строку со слова «хоть», и тогда бы смысл высказывания был предельно ясным: люди всё равно будут убивать друг друга, хотя трагический символ прошедшей войны (могила неизвестного солдата), казалось бы, мог послужить для сражающихся предостережением. Но у Мандельштама, кажется, речь идет о другом: люди еще только «будут» убивать друг друга на полях сражений, а «неизвестный солдат» уже «положен» в своей «знаменитой могиле». Подобно тому, как одно пространство (земля) в стихотворении отражается в другом (в небе), а небо - в земле, будущее в «Стихах о неизвестном солдате» отражается в прошлом, а прошлое - в будущем (ср. далее в финальной строфе стихотворения: «…и столетья // Окружают меня огнем» - и предшествующие, и грядущие).
(V) Научи меня, ласточка, хилая,
Разучившаяся летать,
Как мне с этой воздушной могилой
Без руля и крыла совладать.
В этой строфе (где впервые в стихотворении появляется «я») план укрупняется: перед нами уже не обобщенные поле битвы, звезды, дождь, люди, а конкретный падающий самолет и погибающий в нем летчик. Особое внимание обратим на словосочетание «воздушной могилы» из 3-ей строки этой строфы, в котором сконденсировано, намеченное ранее со(противо)поставление земли и неба. Поскольку теперь убивают и в небе, прямо там можно хоронить, как раньше хоронили в земле (к которой неуклонно приближается «ласточка»-аэроплан). Не обойтись в данном случае и без указания на многократно отмеченный подтекст - «Демон» Лермонтова с его строками: «На воздушном океане // Без руля и без ветрил // Тихо плавают в тумане // Хоры стройные светил».
(VI) И за Лермонтова Михаила
Я отдам тебе строгий отчет,
Как горбатого учит могила
И воздушная яма влечет.
Еще один крупный план. Цитата из «Демона» ассоциативно притягивает в стихотворение упоминание о Лермонтове - поэте и воине, за судьбу которого автор (тоже поэт) готов дать «строгий отчет» читателю (или Богу на Страшном Суде?) Здесь впервые в «Стихах о неизвестном солдате» намечается собственное местоположение Мандельштама относительно участников всех прошлых и будущих войн. Он - рассказчик о трагических событиях. Авиационный термин уже и того времени «воздушная яма» перекликается в строфе с «воздушной могилой» из предыдущего четверостишия.
(VII) Шевелящимися виноградинами
Угрожают нам эти миры,
И висят городами украденными,
Золотыми обмолвками, ябедами,
Ядовитого холода ягодами
Растяжимых созвездий шатры -
Золотые созвездий жиры…
Здесь - возвращение общего плана. Изображаются звезды - символ карающего неба, доносчики на Страшном Суде («ябеды») и, возможно, - похожие на падающие звезды, сбрасываемые с аэропланов бомбы. Кроме того, поэт развивает, возникшую еще в зачине стихотворения тему еды и голода на войне («всеядный» (I) - «манна» (III) - «голодать» (IV) - «виноградинами», «ягодами», «жиры» (VII)). Но, наверное, самое главное для нас - это отметить впервые заявленную в комментируемом фрагменте тему губительного света, падающего на землю с неба, не света жизни (традиционная интерпретация этого мотива в поэзии), а света смерти. В VII фрагменте содержится ответ на вопрос II строфы: «для чего» звездам «нужно глядеть» на поле боя? Для того чтобы угрожать человечеству карой небесной.
[i] Как известно, стихотворение Мандельштама насчитывает множество редакций. Мы разбирали его по тексту, напечатанному в издании: Мандельштам О. Э. Полное собрание сочинений и писем: в 3-х тт. Т. 1. М., 2009. С. 228 - 231.
[ii] Мандельштам О. Э. Полное собрание сочинений и писем: в 3-х тт. Т. 2. М., 2010. С. 166.
"СТИХИ О НЕИЗВЕСТНОМ СОЛДАТЕ" ОСИПА МАНДЕЛЬШТАМА:
ОПЫТ БЫСТРОГО ЧТЕНИЯ
Сложнейшие «Стихи о неизвестном солдате» (1937) - это камень Грааля, но и камень преткновения для исследователей творчества Мандельштама. Очень многие мандельштамоведы в какой-то момент своей научной биографии решали для себя - «готов!» - и принимались упоенно анализировать самое длинное и самое темное стихотворение поэта. Было сделано множество ценнейших наблюдений, выявлено несколько убедительнейших подтекстов, однако стихотворение в целом продолжает оставаться загадочным и уж во всяком случае, недопонятым.
И вот мы тоже ощущаем, что не в силах более противиться желанию предъявить результаты собственного (недо)понимания этого эпохального текста, так сказать, urbi et orbi.
Самым удобным способом интерпретации показалось нам построфное комментирующее чтение стихотворения.[i] Отброшенные поэтом строфы и строки привлекались для объяснения темных мест лишь эпизодически. Ловлей подтекстов в этой работе мы тоже почти не занимались, а из наблюдений предшественников самыми существенными для нас оказались два - одно более общее, другое более частное.
Более общее - вчитываясь в строки «Стихов о неизвестном солдате», нужно всё время держать в памяти ключевой микрофрагмент из мандельштамовского «Разговора о Данте» (1933): «Любое слово является пучком, и смысл торчит из него в разные стороны, а не устремляется в одну официальную точку».[ii]
Более частное наблюдение - современники автора «Стихов о неизвестном солдате» хорошо помнили то страшное и символическое впечатление, которое на всё человечество произвело появление в небе аэропланов в годы Первой мировой войны. Теперь и Небо воспринималось не как утешитель и свидетель, а как активный участник кровопролитных сражений. Соответственно, новым смыслом наполнялась привычная для описания войны метафора Апокалипсиса - кары Неба человечеству за его грехи.
Разумеется, очень часто мы будем совпадать в своих гипотезах и выводах с филологами, анализировавшими «Стихи о неизвестном солдате» до нас, а иногда - просто использовать их замечательные находки. После некоторых колебаний и размышлений мы решились в данном варианте работы не загромождать текст бесчисленными ссылками.
Заранее просим прощения у всех без желания обиженных.
* * *
(I) Этот воздух пусть будет свидетелем,
Дальнобойное сердце его,
И в землянках, всеядный и деятельный,
Океан без окна - вещество.
Под «воздухом» здесь, очевидно, подразумевается небо в двух его ипостасях: (а). небо над полем битвы со стучащим «сердцем»-военным аэропланом в эпицентре (в которое, возможно, целится дальнобойное орудие и которое само может выступить в роли дальнобойного орудия) и: (б). небо («воздушный океан»), заполняющее собой окопы и землянки. Оба эти неба, как мы увидим уже в III строфе, отражаются друг в друге, поскольку смерть теперь правит бал и на небе, и на земле, и под землей. И оба призываются в свидетели на грядущем Страшном Суде (ср. идиому: «Призываю небо в свидетели!»).
(II) До чего эти звезды изветливы!
Всё им нужно глядеть - для чего? -
В осужденье судьи и свидетеля,
В океан без окна, вещество…
«Судебная» тема развивается. Картина дополняется образом звезд-доносчиц («изветливы» от «навет»). 3-я - 4-я строки строфы, по-видимому, могут пониматься двояко. Либо: (а). звезды глядят на поле битвы, осуждая не только ее свидетеля (небо), но и самогό судью-Бога (допустившего участие неба в битве); либо: (б). звезды сверху глядят на место «осужденья» «судьи и свидетеля», то есть - на («в») окопы поля битвы.
(III) Помнит дождь, неприветливый сеятель,
Безымянная манна его,
Как лесистые крестики метили
Океан или клин боевой.
Начнем с попытки объяснения 3-ей - 4-ой строк этой строфы: словосочетание «клин боевой» наводит на мысль, что «крестики», метящие воздушный «океан» - это аэропланы с деревянными («лесистыми») крыльями и фрагментами корпуса. Но «лесистые крестики» - это, без сомнения, и деревянные могильные кресты. Таким образом, небо и земля как место гибели и даже возможного упокоения сражающихся солдат вновь и уже более явственно предстают в стихотворении отраженными друг в друге (еще яснее об этом будет сказано в V строфе). Если принять эту интерпретацию, то «дождь» из первой строки третьей строфы без насилия над текстом превратится в «неприветливого сеятеля» сбрасываемых с аэроплана бомб, без разбора дарующих свою страшную «безымянную манну» находящимся внизу солдатам. Тогда эпитет «безымянная» (смерть) из второй строки этой строфы встает в один ряд с эпитетом «неизвестный» (солдат) из заглавия всего стихотворения.
(IV) Будут люди, холодные, хилые,
Убивать, холодать, голодать -
И в своей знаменитой могиле
Неизвестный положен солдат.
В этой строфе для нас самое интересное - соотношение прошедшего и будущего времен. Ничто не мешало Мандельштаму начать третью строку со слова «хоть», и тогда бы смысл высказывания был предельно ясным: люди всё равно будут убивать друг друга, хотя трагический символ прошедшей войны (могила неизвестного солдата), казалось бы, мог послужить для сражающихся предостережением. Но у Мандельштама, кажется, речь идет о другом: люди еще только «будут» убивать друг друга на полях сражений, а «неизвестный солдат» уже «положен» в своей «знаменитой могиле». Подобно тому, как одно пространство (земля) в стихотворении отражается в другом (в небе), а небо - в земле, будущее в «Стихах о неизвестном солдате» отражается в прошлом, а прошлое - в будущем (ср. далее в финальной строфе стихотворения: «…и столетья // Окружают меня огнем» - и предшествующие, и грядущие).
(V) Научи меня, ласточка, хилая,
Разучившаяся летать,
Как мне с этой воздушной могилой
Без руля и крыла совладать.
В этой строфе (где впервые в стихотворении появляется «я») план укрупняется: перед нами уже не обобщенные поле битвы, звезды, дождь, люди, а конкретный падающий самолет и погибающий в нем летчик. Особое внимание обратим на словосочетание «воздушной могилы» из 3-ей строки этой строфы, в котором сконденсировано, намеченное ранее со(противо)поставление земли и неба. Поскольку теперь убивают и в небе, прямо там можно хоронить, как раньше хоронили в земле (к которой неуклонно приближается «ласточка»-аэроплан). Не обойтись в данном случае и без указания на многократно отмеченный подтекст - «Демон» Лермонтова с его строками: «На воздушном океане // Без руля и без ветрил // Тихо плавают в тумане // Хоры стройные светил».
(VI) И за Лермонтова Михаила
Я отдам тебе строгий отчет,
Как горбатого учит могила
И воздушная яма влечет.
Еще один крупный план. Цитата из «Демона» ассоциативно притягивает в стихотворение упоминание о Лермонтове - поэте и воине, за судьбу которого автор (тоже поэт) готов дать «строгий отчет» читателю (или Богу на Страшном Суде?) Здесь впервые в «Стихах о неизвестном солдате» намечается собственное местоположение Мандельштама относительно участников всех прошлых и будущих войн. Он - рассказчик о трагических событиях. Авиационный термин уже и того времени «воздушная яма» перекликается в строфе с «воздушной могилой» из предыдущего четверостишия.
(VII) Шевелящимися виноградинами
Угрожают нам эти миры,
И висят городами украденными,
Золотыми обмолвками, ябедами,
Ядовитого холода ягодами
Растяжимых созвездий шатры -
Золотые созвездий жиры…
Здесь - возвращение общего плана. Изображаются звезды - символ карающего неба, доносчики на Страшном Суде («ябеды») и, возможно, - похожие на падающие звезды, сбрасываемые с аэропланов бомбы. Кроме того, поэт развивает, возникшую еще в зачине стихотворения тему еды и голода на войне («всеядный» (I) - «манна» (III) - «голодать» (IV) - «виноградинами», «ягодами», «жиры» (VII)). Но, наверное, самое главное для нас - это отметить впервые заявленную в комментируемом фрагменте тему губительного света, падающего на землю с неба, не света жизни (традиционная интерпретация этого мотива в поэзии), а света смерти. В VII фрагменте содержится ответ на вопрос II строфы: «для чего» звездам «нужно глядеть» на поле боя? Для того чтобы угрожать человечеству карой небесной.
[i] Как известно, стихотворение Мандельштама насчитывает множество редакций. Мы разбирали его по тексту, напечатанному в издании: Мандельштам О. Э. Полное собрание сочинений и писем: в 3-х тт. Т. 1. М., 2009. С. 228 - 231.
[ii] Мандельштам О. Э. Полное собрание сочинений и писем: в 3-х тт. Т. 2. М., 2010. С. 166.