Лондонский дневник. Про "Щелкунчика", советское детство и обманутые надежды.
Итак, идея вести онлайн дневник в Лондоне с треском провалилась. По какому-то странному стечению обстоятельств, в сутках оказалось только 24 часа, а разница во времени, высвобождающая раннее утро для тихих игр вроде ваяния всяческих постов, перестала чувствоваться после первого же мероприятия, закончившегося далеко за полночь. Однако о некоторых особенно запавших в душу моментах все же очень хочется написать. Начну с абсолютно выведшего меня из морального равновесия события - посещения балета «Щелкунчик».
"Щелкунчик" в постановке Королевского балета. Акт II.
© Dave Morgan
Вот представьте: 31 декабря, Королевская опера, елка сверкает, в воздухе витает предновогоднее ожидание чуда - в общем, все почти как в кино.
Зрительный зал Королевской оперы. Фото ужасное, я знаю, но не удержалась :)
Танцует первый состав, кордебалет прекрасен, на сцене летают почти что настоящие снежинки. В качестве дополнительного бонуса лично для меня англичане поместили события первого акта не просто в дом какой-то абстрактной семьи в каком-то абстрактном времени. Они очень тонко и тщательно воспроизвели на сцене детали костюмов и обстановки конца 10-х - начала 20-х годов XIX века: того периода, когда Гофман написал свою сказку (а я именно к этому периоду очень неровно дышу, хотя я прекрасно знаю, что его принято ругать, уж не обессудьте).
Щелкунчик в постановке Королевского балета. Сцена празднования Рождества.
© Dave Morgan.
Антракт. Шампанское льется рекой, местная публика пытается поразить тебя знанием репертуара Большого и Мариинки - в общем, ощущение предновогоднего ожидания сказки переходит в осознание того, что ты в эту сказку попал. Ты возвращаешься в зал в восторженном ожидании продолжения трогательной любовной истории, случившейся между прекрасным принцем и простой девочкой, которую он полюбил не из-за красоты, а из-за тонкой душевной организации (вот откуда ноги у «Сумерек» и прочих «50 оттенков серого» растут, но сейчас не об этом). И уже представляешь, как ком будет подступать к горлу во время адажио…
И тут начинается странное. Щелкунчик превращается не в принца. Он расколдовывается просто в обычного парня - племянника Дроссельмейера. В сказочном королевстве он просто гость, такой же как и Мари (которую в данной постановке зовут Кларой, но это не важно). Где-то в глубине души начинает скрестись смутно тревожное чувство, но ты его от себя гонишь. А дальше случается страшное. Оказывается, что никакой любовной истории нет. После танцев сластей дивертисмент продолжается танцами феи Драже и принца Оршада. Очень красивыми, прекрасно поставленными и блестяще исполненными, но лишенными какой-либо эмоциональной нагрузки. Ощущение такое, словно в перевязанной розовыми атласными лентами коробке, которую ты находишь под елкой, оказывается новый ноутбук.
Щелкунчик в постановке Королевского балета. Фея Драже и принц Оршад.
© Dave Morgan
Понимание того, что именно так (исключая то, что Щелкунчик таки становился принцем) все и происходило в первой постановке 1892 года, делу не помогает. Я прекрасно знаю, что Григоровича нынче принято ругать, но убрать из балета Фею Драже с ее принцем и отдать их партии Принцу-Щелкунчику и Мари было гениальным решением, гораздо больше соответствующим музыке Чайковского, чем оригинальное либретто. Ведь его музыка - она не о конфетном королевстве с танцующими сластями. Она о любви - метущейся, страстной, не до конца осознанной, непонятной и в то же время всеобъемлющей и всепоглощающей. Она о взрослении - ведь такая любовь бывает только первой. Она о нежности, о трепетности, о наворачивающихся на глаза слезах… О деревянной кукле, которой в реальности так и остался сказочный принц.
Вечером 1 января, вернувшись в с новогоднего обеда, плавно перетекшего в поздний ужин, смотрела на ютьюбе нашего Щелкунчика с Васильевым и Максимовой. Плакала во время адажио. Тем, кто не повзрослел на постановке Григоровича, наверное, этого никогда не понять.
"Щелкунчик" в постановке Большого театра. Владимир Васильев и Екатерина Максимова.
Фото Владимира Пчелкина.
"Щелкунчик" в постановке Королевского балета. Акт II.
© Dave Morgan
Вот представьте: 31 декабря, Королевская опера, елка сверкает, в воздухе витает предновогоднее ожидание чуда - в общем, все почти как в кино.
Зрительный зал Королевской оперы. Фото ужасное, я знаю, но не удержалась :)
Танцует первый состав, кордебалет прекрасен, на сцене летают почти что настоящие снежинки. В качестве дополнительного бонуса лично для меня англичане поместили события первого акта не просто в дом какой-то абстрактной семьи в каком-то абстрактном времени. Они очень тонко и тщательно воспроизвели на сцене детали костюмов и обстановки конца 10-х - начала 20-х годов XIX века: того периода, когда Гофман написал свою сказку (а я именно к этому периоду очень неровно дышу, хотя я прекрасно знаю, что его принято ругать, уж не обессудьте).
Щелкунчик в постановке Королевского балета. Сцена празднования Рождества.
© Dave Morgan.
Антракт. Шампанское льется рекой, местная публика пытается поразить тебя знанием репертуара Большого и Мариинки - в общем, ощущение предновогоднего ожидания сказки переходит в осознание того, что ты в эту сказку попал. Ты возвращаешься в зал в восторженном ожидании продолжения трогательной любовной истории, случившейся между прекрасным принцем и простой девочкой, которую он полюбил не из-за красоты, а из-за тонкой душевной организации (вот откуда ноги у «Сумерек» и прочих «50 оттенков серого» растут, но сейчас не об этом). И уже представляешь, как ком будет подступать к горлу во время адажио…
И тут начинается странное. Щелкунчик превращается не в принца. Он расколдовывается просто в обычного парня - племянника Дроссельмейера. В сказочном королевстве он просто гость, такой же как и Мари (которую в данной постановке зовут Кларой, но это не важно). Где-то в глубине души начинает скрестись смутно тревожное чувство, но ты его от себя гонишь. А дальше случается страшное. Оказывается, что никакой любовной истории нет. После танцев сластей дивертисмент продолжается танцами феи Драже и принца Оршада. Очень красивыми, прекрасно поставленными и блестяще исполненными, но лишенными какой-либо эмоциональной нагрузки. Ощущение такое, словно в перевязанной розовыми атласными лентами коробке, которую ты находишь под елкой, оказывается новый ноутбук.
Щелкунчик в постановке Королевского балета. Фея Драже и принц Оршад.
© Dave Morgan
Понимание того, что именно так (исключая то, что Щелкунчик таки становился принцем) все и происходило в первой постановке 1892 года, делу не помогает. Я прекрасно знаю, что Григоровича нынче принято ругать, но убрать из балета Фею Драже с ее принцем и отдать их партии Принцу-Щелкунчику и Мари было гениальным решением, гораздо больше соответствующим музыке Чайковского, чем оригинальное либретто. Ведь его музыка - она не о конфетном королевстве с танцующими сластями. Она о любви - метущейся, страстной, не до конца осознанной, непонятной и в то же время всеобъемлющей и всепоглощающей. Она о взрослении - ведь такая любовь бывает только первой. Она о нежности, о трепетности, о наворачивающихся на глаза слезах… О деревянной кукле, которой в реальности так и остался сказочный принц.
Вечером 1 января, вернувшись в с новогоднего обеда, плавно перетекшего в поздний ужин, смотрела на ютьюбе нашего Щелкунчика с Васильевым и Максимовой. Плакала во время адажио. Тем, кто не повзрослел на постановке Григоровича, наверное, этого никогда не понять.
"Щелкунчик" в постановке Большого театра. Владимир Васильев и Екатерина Максимова.
Фото Владимира Пчелкина.