Языки любви
Оригинал взят у anavuajna в Языки любви
Originally posted by ledagarina at Языки любви
Как-то, пытаясь разговорить на тренингах ребят, я просила каждого рассказать случай, за который ей или ему было бы стыдно. Тренинг был на эмоциональную включённость в процессе речи. Потому что зритель или слушатель только во вторую очередь воспринимает вербальный ряд, а в первую - он интересуется эмоциями, которые ты несёшь.
Сейчас я расскажу вам историю, за которую мне стыдно. И если бы я стояла перед вами на сцене, или сидела бы за столом, я бы долго глотала воздух и вертела что-то в руках.
На заре моей половой жизни у меня был чудовищный роман. Не вдаваясь в подробности скажу, что это было очень плохо. Очень унизительно. Почти весь период. И самым страшным моментом был тот, когда мы поспорили, и я стала что-то критиковать в его работе, то в чём был очевидный всем недочёт, с которым он сталкивался уже не в первый раз. Он прекрасно о нём знал. И всё же, его задела моя критика, и он сказал, что немедленно уйдёт, если только я не встану на четвереньки, и не проползу по ковру, говоря "я дура, я дура, я дура". И я сделала это. Мне стыдно за это до сих пор. Вся эта невыносимая история продолжалась несколько лет. Несколько лет мне потребовалось для того, чтобы выйти из неё. С каждым днём мне становилось всё хуже. Кажется, всё что я могла делать тогда - это рыдать, смотреть в одну точку и стричь концы волос. Сейчас я редко вспоминаю. Я просто не могу в той квартире жить. В той, где это всё происходило. И запахи, которые окружали меня в тот момент сейчас являются триггерами для меня. Например, запах арбузного мыла, моментально переносит меня в черноту, тоску и стрижку волос. Хотя, казалось бы, и вовсе никто меня не бил.
Я никогда не обсуждала это с подругами, но самые близкие из них знали, что у меня есть какой-то мудак. А самые опытные ещё и могли сказать, что что-то не так. Могла бы я их услышать тогда? Нет. И даже если бы я услышала, на тот момент я не смогла бы этого изменить. Слишком хороша была манипуляция, слишком цепок плен. Слишком на тот момент я была влюблена.
Кстати, если вы не знали, о реальности своих отношений подруги предпочитают молчать. Скорее всего, вы не услышите от них, то их унижает партнёр, даже если это и так. Слишком мы хотим жить в счастливом мире. Слишком хотим верить, что это - случайность. Слишком хотим производить благоприятное впечатление на друзей. Это важно - быт успешными. Счастливыми. Важно, чтоб о нас думали хорошо. А эти чёртовы подруги напомнят мне о плохом даже тогда, когда я сама захочу это вытеснить или забыть.
В другой раз на какой-то работе меня при всех оскорбили, и сказали, что я должна заткнуться и молчать. Хотя я всего лишь попросила разрешения сделать свою работу хорошо. "Подумаешь, - скажет кто-нибудь, - на нас так орут каждый день". И в тот момент я не могла даже выйти. Не могла уволиться. Не могла заплакать. Ничего не могла. Могла только молчать. И это не значит, что насилие не было осуществлено. Как и то, что я была влюблена, не отменяло насилия по отношению ко мне.
Любая женщина, занимающаяся проституцией, скажет, что занимается этим по своей воле. Что это её выбор. И что она неплохо живёт. Скорее всего, через несколько лет после того, как она оттуда выйдет, она будет говорить по-другому. Но только в том случае, если вы ей близки.
Почти любой человек, переживший насилие, предпочтёт промолчать. И у этого масса причин. Например, когда я работала с Кризисным центром, и предлагала написать пьесу, по имеющимся кейсам, мне сказали, что это невозможно в том числе и потому, что многие женщины до сих пор находятся в опасности, и озвучивание таких материалов в публичном пространстве может быть опасно для их жизни до сих пор.
Это как недавно мне рассказали историю о том, что жена ушла от мужа и забрала дочь. Собиралась замуж второй раз. Он пришёл к ней домой и дочь зарезал. Собственную. Решил отомстить.
Часто для жертвы самое страшное - то, что об этом могут узнать. Позор будет публичным, а помощи - никакой. Так, подруга из Братска рассказывала, что однажды изнасиловали её маму. И мама никогда не рассказывала об этом ни полиции, ни отцу. Но это не значит, что она не плакала после этого каждый день в течении двадцати лет. Ну скажи она - отец будет презирать, переживать, бросит. Ну подай она заявление - и это будет обсуждать вся родня. Длинными вереницами потянутся в чужие уши слухи, и станет видимым то невидимое клеймо, которое ты каждый день носишь с собой.
А что же случается с благополучателями всех этих ништячков? Ничего. Они живут себе да живут. Все, кто унижает. Насилует. Избивает. Они прекрасно знают, что общество на их стороне. На стороне тишины. На стороне большинства. Никакое физическое и сексуальное насилие невозможно доказать через несколько лет. Так что можно изнасиловать, скажем, свою семилетнюю падчерицу, а следующие пол века спокойно себе пить пивко. Не важно, что это на всю оставшуюся жизнь сломает ей мозг. Пока о насилии молчат - на насильников распространяется презумпция невиновности. И уж если физическое насилие почти недоказуемо и ненаказуемо, то психологическое вы и вовсе не сможете доказать никогда. Лучшее, что вы сможете сделать - это когда-нибудь из него сбежать.
Помните, был анекдот про шлюх в Одессе?
- Правда ли то, что у них в темноте светятся глаза?
- Нет! Иначе в Одессе были бы белые ночи!
А что было бы, если бы светились глаза женщин, подвергавшихся насилию? Хм... Да тогда по всему земному шару стояла бы белая ночь. Удобно ли вам было жить тогда?
А что было бы, если бы у всех, кто осуществляет насилие, эммм... ну, допустим, стоял бы на лбу красный крест? Как бы вы себя повели? Перестали бы общаться с этими людьми? Сделали вид, что не видите креста, Подумали бы "за дело избил"? Не пользовались бы их услугами? Что, даже в том случае, если бы вам ради этого пришлось ходить в магазин за три квартала, или пропускать поезд в метро? Да, боюсь, вам много что пришлось бы тогда пропускать.
И мир бы стал очень неудобным для вас.
Честно сказать, он и сейчас не удобный, просто нам выгодно этого не замечать. Особенно, если это касается конкретных плюшек для нас.
- Бить жену плохо! - с охотой скажете вы. - Но Вася... Вася мой друг. Стану ли я ссориться с Васей, если он кого-то избил? Нет. Нет. Вы что. С Васей я поеду на рыбалку, а потом на шашлыки. А когда я говорю, что насилие это плохо - это я имею ввиду "вообще".
Насилие это вообще плохо только в том случае, если его осуществляет кто-то чужой. А когда я или мои друзья - это норм. И от монополии на насилие никто отказываться не будет. Это, знаете ли, как отказаться от любимых конфет.
А самое страшное знаете что? Что признать внутреннее насилие - это социальная смерть. Скажем, бил Василий жену. Ну или унижал. Успокаивался только тогда, когда доводил её до слёз. И вы так гордо: "Не буду я с тобой, Василий, общаться, хоть и пили мы вместе с восемнадцати лет!" Кто будет после этого лохом, знаете? Вы. Потому что Василий будет уверен, что бил за дело, ваши общие друзья - тоже, и отказаться вам придётся от общения не только с Василием, но и с каждым из них. И в этом случае через какое-то время вы позвоните Василию и скажете "братан, знаешь, я был не прав". И, может быть, Василий вас простит.
Но есть здесь знаете ли, такое жирное НО. НО бороться с насилием невозможно, в том случае, если мы откажемся признавать его везде. Не бывает хорошей смерти, хорошего насилия, хорошего сексизма. Даже если его осуществляют наши друзья.
НО невозможно будет его победить, если мы будем думать ,что кому-то его осуществлять можно, а кому-то - нельзя.
НО каждый раз признавая насилие, мы будем терять привилегии, плюшки и компот.
Это как с выборами. Говоришь, что они сфальсифицированы - ты говно для большинства россиян. Говоришь, что выборы в твоей конторе сфальсифицированы - тебя ещё и уволят, поди. Говоришь Василию, что жену бит нельзя - можешь сам от Василия схлопотать. Возможно, даже, от васильевой Лены, жены.
НО. Здесь мы с вами перемещаемся в открытое пространство, чтоб ситуацию удобнее было разобрать. Итак, мы в деревне Большие Дрищи, Где дядя Коля (пока наш городской Василий отдыхает) пиздит свою Свету-жену. В этот момент туда врывается её дочь Катя вместе с соседскими мужиками, и просит пьяного Колю забрать. Мужики скручивают Колю, относят его за три дома и запирают на сеновал. Катя отпаивает мать. Потом мать идёт и просит мужиков Колю отпустить. Возможно, он убьёт её в следующий раз.
И это происходит не потому что Света - дура. Не потому, что Света его любит. Не потому что у неё нет возможности в другом месте жить. И не потому, что Коля кормил трёх её детей. Хотя все эти четыре варианта возможны, и даже вполне могут накладываться один на другой. И уж точно это не значит, что ей нравится, что он её бьёт, или она хочет, чтобы он её убил. Это происходит потому, что в её голове борются две идеи. Одна - дочери Кати, которая говорит, что отец её убьёт. Другая - та, с которой её растили. О том, что жена должна терпеть. Что от хорошей жены муж не уйдёт. Что женщина без мужа - неудачница. Что если они расстанутся - это будет значить, что она плохо хранила домашний очаг. И побеждает вторая идея. Побеждает этот миф. И Коля, напополам с мифом убивает её. И садится. А если б не убил и не сел - то хороший бы для всех был человек. А не насильник никакой. Просто вот так вот он проявлял свою любовь.
- И что же делать?! - возмущенно спросите вы. - Жертвы, значит, молчат. И даже активистки молчат. И даже феминистки - молчат. А насилие, значит, есть? То есть, ты хочешь сказать, что если все наёмные работники не выходят на площади с требованиями повысить зарплату, или, на худой конец, не вступают в профсоюз - это значит, что их всё равно угнетают? Уж не лжёшь ли ты нам? А как же те трудяги, которых силком на правительственные митинги заставляют ходить? Что же, неужели они идут туда не по велению души? Так мы сейчас у них спросим!
И вы, взявши факел, и залезя на броневик, врываетесь на завод "Культяпкатехнокор", подлетаете к самой затюканой работнице, и спрашиваете: "Вот вы, в зелёном, уж не угнетают ли тут вас?" А работница нервно смаргивает, и говорит: "Нет. Не жалуюсь. Всё у нас хорошо". Потому что вы, с броневиком, через пять минут уедете, а ей ещё детей надо кормить.
И вы слезете с броневика, потушите и уберёте в кладовку факел, и будете более пристальны. Возможно, вы станете думать, что люди, идущие из-под палки на митинг - жертвы безвыходности и систематического насилия. Возможно, вам будет казаться, что почти у всех, кто вас окружает горят глаза, а на лбу - кресты.
Originally posted by ledagarina at Языки любви
Как-то, пытаясь разговорить на тренингах ребят, я просила каждого рассказать случай, за который ей или ему было бы стыдно. Тренинг был на эмоциональную включённость в процессе речи. Потому что зритель или слушатель только во вторую очередь воспринимает вербальный ряд, а в первую - он интересуется эмоциями, которые ты несёшь.
Сейчас я расскажу вам историю, за которую мне стыдно. И если бы я стояла перед вами на сцене, или сидела бы за столом, я бы долго глотала воздух и вертела что-то в руках.
На заре моей половой жизни у меня был чудовищный роман. Не вдаваясь в подробности скажу, что это было очень плохо. Очень унизительно. Почти весь период. И самым страшным моментом был тот, когда мы поспорили, и я стала что-то критиковать в его работе, то в чём был очевидный всем недочёт, с которым он сталкивался уже не в первый раз. Он прекрасно о нём знал. И всё же, его задела моя критика, и он сказал, что немедленно уйдёт, если только я не встану на четвереньки, и не проползу по ковру, говоря "я дура, я дура, я дура". И я сделала это. Мне стыдно за это до сих пор. Вся эта невыносимая история продолжалась несколько лет. Несколько лет мне потребовалось для того, чтобы выйти из неё. С каждым днём мне становилось всё хуже. Кажется, всё что я могла делать тогда - это рыдать, смотреть в одну точку и стричь концы волос. Сейчас я редко вспоминаю. Я просто не могу в той квартире жить. В той, где это всё происходило. И запахи, которые окружали меня в тот момент сейчас являются триггерами для меня. Например, запах арбузного мыла, моментально переносит меня в черноту, тоску и стрижку волос. Хотя, казалось бы, и вовсе никто меня не бил.
Я никогда не обсуждала это с подругами, но самые близкие из них знали, что у меня есть какой-то мудак. А самые опытные ещё и могли сказать, что что-то не так. Могла бы я их услышать тогда? Нет. И даже если бы я услышала, на тот момент я не смогла бы этого изменить. Слишком хороша была манипуляция, слишком цепок плен. Слишком на тот момент я была влюблена.
Кстати, если вы не знали, о реальности своих отношений подруги предпочитают молчать. Скорее всего, вы не услышите от них, то их унижает партнёр, даже если это и так. Слишком мы хотим жить в счастливом мире. Слишком хотим верить, что это - случайность. Слишком хотим производить благоприятное впечатление на друзей. Это важно - быт успешными. Счастливыми. Важно, чтоб о нас думали хорошо. А эти чёртовы подруги напомнят мне о плохом даже тогда, когда я сама захочу это вытеснить или забыть.
В другой раз на какой-то работе меня при всех оскорбили, и сказали, что я должна заткнуться и молчать. Хотя я всего лишь попросила разрешения сделать свою работу хорошо. "Подумаешь, - скажет кто-нибудь, - на нас так орут каждый день". И в тот момент я не могла даже выйти. Не могла уволиться. Не могла заплакать. Ничего не могла. Могла только молчать. И это не значит, что насилие не было осуществлено. Как и то, что я была влюблена, не отменяло насилия по отношению ко мне.
Любая женщина, занимающаяся проституцией, скажет, что занимается этим по своей воле. Что это её выбор. И что она неплохо живёт. Скорее всего, через несколько лет после того, как она оттуда выйдет, она будет говорить по-другому. Но только в том случае, если вы ей близки.
Почти любой человек, переживший насилие, предпочтёт промолчать. И у этого масса причин. Например, когда я работала с Кризисным центром, и предлагала написать пьесу, по имеющимся кейсам, мне сказали, что это невозможно в том числе и потому, что многие женщины до сих пор находятся в опасности, и озвучивание таких материалов в публичном пространстве может быть опасно для их жизни до сих пор.
Это как недавно мне рассказали историю о том, что жена ушла от мужа и забрала дочь. Собиралась замуж второй раз. Он пришёл к ней домой и дочь зарезал. Собственную. Решил отомстить.
Часто для жертвы самое страшное - то, что об этом могут узнать. Позор будет публичным, а помощи - никакой. Так, подруга из Братска рассказывала, что однажды изнасиловали её маму. И мама никогда не рассказывала об этом ни полиции, ни отцу. Но это не значит, что она не плакала после этого каждый день в течении двадцати лет. Ну скажи она - отец будет презирать, переживать, бросит. Ну подай она заявление - и это будет обсуждать вся родня. Длинными вереницами потянутся в чужие уши слухи, и станет видимым то невидимое клеймо, которое ты каждый день носишь с собой.
А что же случается с благополучателями всех этих ништячков? Ничего. Они живут себе да живут. Все, кто унижает. Насилует. Избивает. Они прекрасно знают, что общество на их стороне. На стороне тишины. На стороне большинства. Никакое физическое и сексуальное насилие невозможно доказать через несколько лет. Так что можно изнасиловать, скажем, свою семилетнюю падчерицу, а следующие пол века спокойно себе пить пивко. Не важно, что это на всю оставшуюся жизнь сломает ей мозг. Пока о насилии молчат - на насильников распространяется презумпция невиновности. И уж если физическое насилие почти недоказуемо и ненаказуемо, то психологическое вы и вовсе не сможете доказать никогда. Лучшее, что вы сможете сделать - это когда-нибудь из него сбежать.
Помните, был анекдот про шлюх в Одессе?
- Правда ли то, что у них в темноте светятся глаза?
- Нет! Иначе в Одессе были бы белые ночи!
А что было бы, если бы светились глаза женщин, подвергавшихся насилию? Хм... Да тогда по всему земному шару стояла бы белая ночь. Удобно ли вам было жить тогда?
А что было бы, если бы у всех, кто осуществляет насилие, эммм... ну, допустим, стоял бы на лбу красный крест? Как бы вы себя повели? Перестали бы общаться с этими людьми? Сделали вид, что не видите креста, Подумали бы "за дело избил"? Не пользовались бы их услугами? Что, даже в том случае, если бы вам ради этого пришлось ходить в магазин за три квартала, или пропускать поезд в метро? Да, боюсь, вам много что пришлось бы тогда пропускать.
И мир бы стал очень неудобным для вас.
Честно сказать, он и сейчас не удобный, просто нам выгодно этого не замечать. Особенно, если это касается конкретных плюшек для нас.
- Бить жену плохо! - с охотой скажете вы. - Но Вася... Вася мой друг. Стану ли я ссориться с Васей, если он кого-то избил? Нет. Нет. Вы что. С Васей я поеду на рыбалку, а потом на шашлыки. А когда я говорю, что насилие это плохо - это я имею ввиду "вообще".
Насилие это вообще плохо только в том случае, если его осуществляет кто-то чужой. А когда я или мои друзья - это норм. И от монополии на насилие никто отказываться не будет. Это, знаете ли, как отказаться от любимых конфет.
А самое страшное знаете что? Что признать внутреннее насилие - это социальная смерть. Скажем, бил Василий жену. Ну или унижал. Успокаивался только тогда, когда доводил её до слёз. И вы так гордо: "Не буду я с тобой, Василий, общаться, хоть и пили мы вместе с восемнадцати лет!" Кто будет после этого лохом, знаете? Вы. Потому что Василий будет уверен, что бил за дело, ваши общие друзья - тоже, и отказаться вам придётся от общения не только с Василием, но и с каждым из них. И в этом случае через какое-то время вы позвоните Василию и скажете "братан, знаешь, я был не прав". И, может быть, Василий вас простит.
Но есть здесь знаете ли, такое жирное НО. НО бороться с насилием невозможно, в том случае, если мы откажемся признавать его везде. Не бывает хорошей смерти, хорошего насилия, хорошего сексизма. Даже если его осуществляют наши друзья.
НО невозможно будет его победить, если мы будем думать ,что кому-то его осуществлять можно, а кому-то - нельзя.
НО каждый раз признавая насилие, мы будем терять привилегии, плюшки и компот.
Это как с выборами. Говоришь, что они сфальсифицированы - ты говно для большинства россиян. Говоришь, что выборы в твоей конторе сфальсифицированы - тебя ещё и уволят, поди. Говоришь Василию, что жену бит нельзя - можешь сам от Василия схлопотать. Возможно, даже, от васильевой Лены, жены.
НО. Здесь мы с вами перемещаемся в открытое пространство, чтоб ситуацию удобнее было разобрать. Итак, мы в деревне Большие Дрищи, Где дядя Коля (пока наш городской Василий отдыхает) пиздит свою Свету-жену. В этот момент туда врывается её дочь Катя вместе с соседскими мужиками, и просит пьяного Колю забрать. Мужики скручивают Колю, относят его за три дома и запирают на сеновал. Катя отпаивает мать. Потом мать идёт и просит мужиков Колю отпустить. Возможно, он убьёт её в следующий раз.
И это происходит не потому что Света - дура. Не потому, что Света его любит. Не потому что у неё нет возможности в другом месте жить. И не потому, что Коля кормил трёх её детей. Хотя все эти четыре варианта возможны, и даже вполне могут накладываться один на другой. И уж точно это не значит, что ей нравится, что он её бьёт, или она хочет, чтобы он её убил. Это происходит потому, что в её голове борются две идеи. Одна - дочери Кати, которая говорит, что отец её убьёт. Другая - та, с которой её растили. О том, что жена должна терпеть. Что от хорошей жены муж не уйдёт. Что женщина без мужа - неудачница. Что если они расстанутся - это будет значить, что она плохо хранила домашний очаг. И побеждает вторая идея. Побеждает этот миф. И Коля, напополам с мифом убивает её. И садится. А если б не убил и не сел - то хороший бы для всех был человек. А не насильник никакой. Просто вот так вот он проявлял свою любовь.
- И что же делать?! - возмущенно спросите вы. - Жертвы, значит, молчат. И даже активистки молчат. И даже феминистки - молчат. А насилие, значит, есть? То есть, ты хочешь сказать, что если все наёмные работники не выходят на площади с требованиями повысить зарплату, или, на худой конец, не вступают в профсоюз - это значит, что их всё равно угнетают? Уж не лжёшь ли ты нам? А как же те трудяги, которых силком на правительственные митинги заставляют ходить? Что же, неужели они идут туда не по велению души? Так мы сейчас у них спросим!
И вы, взявши факел, и залезя на броневик, врываетесь на завод "Культяпкатехнокор", подлетаете к самой затюканой работнице, и спрашиваете: "Вот вы, в зелёном, уж не угнетают ли тут вас?" А работница нервно смаргивает, и говорит: "Нет. Не жалуюсь. Всё у нас хорошо". Потому что вы, с броневиком, через пять минут уедете, а ей ещё детей надо кормить.
И вы слезете с броневика, потушите и уберёте в кладовку факел, и будете более пристальны. Возможно, вы станете думать, что люди, идущие из-под палки на митинг - жертвы безвыходности и систематического насилия. Возможно, вам будет казаться, что почти у всех, кто вас окружает горят глаза, а на лбу - кресты.