Дацкой ли?
С улицы опять доносится грохот. Я вздрагиваю и отрываюсь от монитора. На мгновение замираю в недоумении, пытаясь собрать себя из кусочков внешнего мира: кровать вокруг завалена вещами, пятки гладит ветер, в открытое окно заглядывает макушка дерева. На круглых синих часах, покрытых толстым слоем пыли, три пополуночи.
Еще один трамвай громыхает мимо: красно-белый вагончик, полный людей с татуированными плечами и банками крепкой "Охоты" в загорелых руках.
Пустое небо становится все темнее, от криво подвешенной луны пахнет одеколоном.
В ответ на очередной развеселый грохот я аккуратно запечатываю уши музыкой, закрываю глаза и вытягиваю из окружающего хаоса первое, что ложится в руки. В моей левой ладони - девятка мечей, а в правой - черешневый лак для ногтей.
От мизинца к большому крашу ногти в тон жестокости, вывернутой из колоды. Растопыриваю пальцы, слушаю музыку - хорошо, что я не понимаю итальянский.
Из синего неба на кровать беззвучно падает бумажный самолетик. Вздрагивает на сквозняке, по крыльям бегут ровные строчки. Разворачиваю листочек в клеточку и читаю: "Всяк должен узнать себе, сиречь свою природу, чего она ищет, куда ведет, - и ей последовать… Конь ли еси? - Носи седока. Вол ли еси? - Носи ярем. Пес ли борзый? - Лови зайцы. Дацкой ли? - Дави медведя".
Не глядя извлекаю из окружающего мира тридцать капель коньяка, опрокидываю в рот, морщусь: еще совсем недавно я его любила. С отвращением закусываю долькой луны, пахнущей скверным одеколоном.
- Я дацкой! - говорю вслух. - Я дацкой, а вовсе не медведь!
Правой рукой нахожу кружку с холодным чаем, а левой вытягиваю из колоды Солнце.
Отыскиваю глазами циферблат - три часа пополуночи - и начинаю думать.
Еще один трамвай громыхает мимо: красно-белый вагончик, полный людей с татуированными плечами и банками крепкой "Охоты" в загорелых руках.
Пустое небо становится все темнее, от криво подвешенной луны пахнет одеколоном.
В ответ на очередной развеселый грохот я аккуратно запечатываю уши музыкой, закрываю глаза и вытягиваю из окружающего хаоса первое, что ложится в руки. В моей левой ладони - девятка мечей, а в правой - черешневый лак для ногтей.
От мизинца к большому крашу ногти в тон жестокости, вывернутой из колоды. Растопыриваю пальцы, слушаю музыку - хорошо, что я не понимаю итальянский.
Из синего неба на кровать беззвучно падает бумажный самолетик. Вздрагивает на сквозняке, по крыльям бегут ровные строчки. Разворачиваю листочек в клеточку и читаю: "Всяк должен узнать себе, сиречь свою природу, чего она ищет, куда ведет, - и ей последовать… Конь ли еси? - Носи седока. Вол ли еси? - Носи ярем. Пес ли борзый? - Лови зайцы. Дацкой ли? - Дави медведя".
Не глядя извлекаю из окружающего мира тридцать капель коньяка, опрокидываю в рот, морщусь: еще совсем недавно я его любила. С отвращением закусываю долькой луны, пахнущей скверным одеколоном.
- Я дацкой! - говорю вслух. - Я дацкой, а вовсе не медведь!
Правой рукой нахожу кружку с холодным чаем, а левой вытягиваю из колоды Солнце.
Отыскиваю глазами циферблат - три часа пополуночи - и начинаю думать.