Помочь, услышать, простить
прочитал интервью Павла Адельгейма в новой газете и так накатило внезапно.
Пару дежурств назад провожая меня до лифта старушка вцепилась в левый рукав пытаясь заглянуть снизу в моё лицо бормотала: "Вот вы ему помогли, спасибо конечно огромное. Но а душу-то его кто вылечит? Почему же вы душу ему не лечите!?" Умирающий муж её всю жизнь был руководителем и передовиком всего что можно. Военный. На старости лет обозлился на всех и на всё и страдает невыносимо от своего бессилия и от того, что происходит вокруг. Жена терпит и любит его, ходит за ним и прочее. Но что я могу ей ответить? Какую душу я могу вылечить, если у меня задача уложиться в 20 минут нахождения на вызове и погнать на следующий? Нет времени и сил на то что поговорить о чём-нибудь с одиноким человеком - вибрирует навигатор: "Что вы там делаете?" Лечим! Никому не нужных людей. Конечно, не душу. Не исцелить и даже немного не помочь. Но побыть рядом, поддержать, когда так страшно и больно и одиноко. Но это не функция специализации. По большому счёту это совсем не моя задача - лечить душу. Но большинство людей страдают именно от непонимания своей внутренней боли. И помочь им надо. Это человеческая ноша, это значит быть человеком! А так - всё по алгоритмам.
И что я мог ответить этой маленькой доброй старушке? Что сам я по уши в дерьме и вылечить душу её муже не в силах. Нет сил даже на то, чтобы говорить с ним и убеждать в чём-то, находя примеры присутствия Бога в его жизни. Такой длинной. Такой не разгаданной им самим и такой не понятой.
Вошёл в лифт и молча посмотрел на неё. Двери закрылись, а я так и стоял в лифте. Двери открылись снова. Она смотрела на меня и слёзы катились у неё из глаз. Я вышел и обнял её, ощутил её дряхлое, костлявое старое тело, прижав на короткий миг к себе. Обдав её запахом табака и усталости. Это длилось долю минуты может быть 20 секунд. И затем молча уехал в лифте. Мне грустно от того, что я не могу помочь. Ничем. Никому.
А отец Павел помогал. и мне в том числе. правда я никогда его не видел, не знал, но то что он говорил давало силы и надежду. и то что он говорил о девушках в храме и о прощении всё это живёт во мне. и нет смерти....
Пару дежурств назад провожая меня до лифта старушка вцепилась в левый рукав пытаясь заглянуть снизу в моё лицо бормотала: "Вот вы ему помогли, спасибо конечно огромное. Но а душу-то его кто вылечит? Почему же вы душу ему не лечите!?" Умирающий муж её всю жизнь был руководителем и передовиком всего что можно. Военный. На старости лет обозлился на всех и на всё и страдает невыносимо от своего бессилия и от того, что происходит вокруг. Жена терпит и любит его, ходит за ним и прочее. Но что я могу ей ответить? Какую душу я могу вылечить, если у меня задача уложиться в 20 минут нахождения на вызове и погнать на следующий? Нет времени и сил на то что поговорить о чём-нибудь с одиноким человеком - вибрирует навигатор: "Что вы там делаете?" Лечим! Никому не нужных людей. Конечно, не душу. Не исцелить и даже немного не помочь. Но побыть рядом, поддержать, когда так страшно и больно и одиноко. Но это не функция специализации. По большому счёту это совсем не моя задача - лечить душу. Но большинство людей страдают именно от непонимания своей внутренней боли. И помочь им надо. Это человеческая ноша, это значит быть человеком! А так - всё по алгоритмам.
И что я мог ответить этой маленькой доброй старушке? Что сам я по уши в дерьме и вылечить душу её муже не в силах. Нет сил даже на то, чтобы говорить с ним и убеждать в чём-то, находя примеры присутствия Бога в его жизни. Такой длинной. Такой не разгаданной им самим и такой не понятой.
Вошёл в лифт и молча посмотрел на неё. Двери закрылись, а я так и стоял в лифте. Двери открылись снова. Она смотрела на меня и слёзы катились у неё из глаз. Я вышел и обнял её, ощутил её дряхлое, костлявое старое тело, прижав на короткий миг к себе. Обдав её запахом табака и усталости. Это длилось долю минуты может быть 20 секунд. И затем молча уехал в лифте. Мне грустно от того, что я не могу помочь. Ничем. Никому.
А отец Павел помогал. и мне в том числе. правда я никогда его не видел, не знал, но то что он говорил давало силы и надежду. и то что он говорил о девушках в храме и о прощении всё это живёт во мне. и нет смерти....