Нашла в закромах своего дневника. Воспоминания о 1991
Сейчас увидела у него на фотографии. Его детишки подкидывают охапки желтых листьев над головой. Земля вся в желто-бурых листьях чинаров. А далеко, совсем у края фотографии, кусочек подъездов и дома. И свет. Знаете, когда осеннее солнце, еще не очень остывшее от летнего зноя, но уже приносящее по вечерам приятную прохладу и мурашки по коже, если не одеть легкий джемпер или джинсовую куртку.
Розовые стены дома в начищенных до блеска, медных лучах вечернего солнца и окна.
Вспомнилось. Как бежала я в этот дом, ожидая объятия и ласки, страстных поцелуев без конца и ощущения настоящего времени. И его комната. Рабочий стол возле большого окна, и она сидящая на полу, на ковре, держащая в руках красивый конверт от пластинки. И губы, подпевающие слово в слово Сюзанну Вегу. Хотелось отрастить такие же волосы, как у нее, чтобы глаза были в глубокой поволоке непонятной грусти, и такие же гибкие, изящные запястья...
Обычно нас кормили вкусным обедом, а затем мы закрывались у него в комнате. И целовались. Долго. Обильно. И совсем не хотелось никуда ходить. Лишь поздно, уже после девяти, он провожал меня до дома. Опять целовал перед тем, как лифт тащился скрежеща плохо смазаными троссами, чтобы забрать меня на седьмое небо.
Я настолько была поглощена всем происходящим, что душ-чай-разговоры с мамой проходили по схеме "на автомате".
Я помню лишь встречи. Со счастливым ли концом, с не столь... Встречи. И наверное, больные, осипшие от слез расставания. Когда научилась принимать боль от тех, в кого влюблялась.
Мы шатались с ним по городу, наслаждаясь каждым мнгновением и не обращающие внимания на косые взгляды взрослых, чьи лица со временем все больше и больше теряли краски уверенности. А мы... наш быт был наполнен праздностью. Наши дети уже не поймут нашей свободы от всего. Когда ровесники были полностью под опекой родителей и редко, кто из нас, зарабатывал, делая ставки только на собственные силы. Дома нас всегда ждали, подогревая ужин. За нас гладили, чистили, ходили в магазины и стояли в очередях. Мы были ленивым, впрочем ими остались, поколением. Зато, у нас было столько возможностей, чтобы в полной мере почувствоать вкус опьянения молодым шампанским дней нашей юности.
Мы, по просту говоря, были предоставлены сами себе, без сомнений плывя по волнам, от одного острова нашего опыта к другому.
Отчетливо вспоминаю первый поцелуй с ним. Все очень просто. Мы возвращались с очередного представления из театра Горького... Ледяной воздух и пронзительно-синее, вбирающее в себя все огни ночного города, небо ноября; отмытые осенними холодными ливнями, звезды. Недалеко от дома... Почти не было прохожих, да и кто в такой час будет бродить по аллее между базарчиком и проезжей частью? Влюбленные в начале развития отношений всегда говорят о звездах, мы говорили об астрономии. Я знала, зачем он тычет пальцем в небо прям перед моим носом, придерживая меня за талию. А потом нас захватил веселый Амур, очаровывая и закалдовывая новыми эмоциями, переливами и вкусом поцелуев.
И озноб по спине и расплавленным медом по шее и плечам. Прикрыв длинные ресницы вновь и вновь вдыхать его аромат и чувствовать прикосновения хищного языка на нежном небе. Срывать дыхание и вновь, набирая в легкие острых стрел легкого мороза, проникать в душу и поры друг друга.
Часто, в начале наших похождений, нам нравятся люди, которые через несколько лет доводят нас до полного изумления и сама мысль, что "и я с ним целовалась?!", заставляет кидать в нашу совесть сухими апельсиновыми корками укора.
Для этого нам, наверное, и нужны падения, чтобы в будущем было с чем сравнивать.
Вот так.
Розовые стены дома в начищенных до блеска, медных лучах вечернего солнца и окна.
Вспомнилось. Как бежала я в этот дом, ожидая объятия и ласки, страстных поцелуев без конца и ощущения настоящего времени. И его комната. Рабочий стол возле большого окна, и она сидящая на полу, на ковре, держащая в руках красивый конверт от пластинки. И губы, подпевающие слово в слово Сюзанну Вегу. Хотелось отрастить такие же волосы, как у нее, чтобы глаза были в глубокой поволоке непонятной грусти, и такие же гибкие, изящные запястья...
Обычно нас кормили вкусным обедом, а затем мы закрывались у него в комнате. И целовались. Долго. Обильно. И совсем не хотелось никуда ходить. Лишь поздно, уже после девяти, он провожал меня до дома. Опять целовал перед тем, как лифт тащился скрежеща плохо смазаными троссами, чтобы забрать меня на седьмое небо.
Я настолько была поглощена всем происходящим, что душ-чай-разговоры с мамой проходили по схеме "на автомате".
Я помню лишь встречи. Со счастливым ли концом, с не столь... Встречи. И наверное, больные, осипшие от слез расставания. Когда научилась принимать боль от тех, в кого влюблялась.
Мы шатались с ним по городу, наслаждаясь каждым мнгновением и не обращающие внимания на косые взгляды взрослых, чьи лица со временем все больше и больше теряли краски уверенности. А мы... наш быт был наполнен праздностью. Наши дети уже не поймут нашей свободы от всего. Когда ровесники были полностью под опекой родителей и редко, кто из нас, зарабатывал, делая ставки только на собственные силы. Дома нас всегда ждали, подогревая ужин. За нас гладили, чистили, ходили в магазины и стояли в очередях. Мы были ленивым, впрочем ими остались, поколением. Зато, у нас было столько возможностей, чтобы в полной мере почувствоать вкус опьянения молодым шампанским дней нашей юности.
Мы, по просту говоря, были предоставлены сами себе, без сомнений плывя по волнам, от одного острова нашего опыта к другому.
Отчетливо вспоминаю первый поцелуй с ним. Все очень просто. Мы возвращались с очередного представления из театра Горького... Ледяной воздух и пронзительно-синее, вбирающее в себя все огни ночного города, небо ноября; отмытые осенними холодными ливнями, звезды. Недалеко от дома... Почти не было прохожих, да и кто в такой час будет бродить по аллее между базарчиком и проезжей частью? Влюбленные в начале развития отношений всегда говорят о звездах, мы говорили об астрономии. Я знала, зачем он тычет пальцем в небо прям перед моим носом, придерживая меня за талию. А потом нас захватил веселый Амур, очаровывая и закалдовывая новыми эмоциями, переливами и вкусом поцелуев.
И озноб по спине и расплавленным медом по шее и плечам. Прикрыв длинные ресницы вновь и вновь вдыхать его аромат и чувствовать прикосновения хищного языка на нежном небе. Срывать дыхание и вновь, набирая в легкие острых стрел легкого мороза, проникать в душу и поры друг друга.
Часто, в начале наших похождений, нам нравятся люди, которые через несколько лет доводят нас до полного изумления и сама мысль, что "и я с ним целовалась?!", заставляет кидать в нашу совесть сухими апельсиновыми корками укора.
Для этого нам, наверное, и нужны падения, чтобы в будущем было с чем сравнивать.
Вот так.