Правда, пока что Соч сводит с ума. В помойку отправились два войлочных стержня. Последний вытаскивал плоскогубцами, как лютый мужик. Все в каких-то бумажных обрывках, почеркушках на задниках чеков. Подумал, мол, почему я не черкаю в книжке, тетрадке или хотя бы на нормальных листах - удобней было бы же. И потянулся за куском какого-то оборвыша в оранжевую коробку на подоконнике. Потом совсем сложно будет разобраться в этих кучах. Это на планшете валяется, а слева на диване подух не видно. Из оборвышей виднеется красное пятно Иоханнеса Иттена и открытая на „остатнем этапе“ «Польская школа плаката». Но это круто, мне так больше нравится, там что-то живое: все хрустит, разлетается от окна, кондея или если просто пошевелишься резко - классно, в общем.
По какой-то интересной, должно быть, причине клиенту символы удачно предложить выходит раза со второго-третьего. Везешь грубый эскиз, иногда в машине перед встречей с обратной стороны кусанки перерисовываешь на белый лист бумаги, подложив под него папку и уперев всю конструкцию в руль. Показываешь, объясняешь - катит. Как-то на встрече что-то показывал на обрывке салфетки. Все в брюках, рубашки отглажены так, что от них взгляд абсолютно упруго рикошетит. А я в кедах из четырех цветов с какахой на правом - весна начиналась. Тычу в мятую салфетку, говорю что-то.
- А что, это тоже инструмент дизайнера?
Забавно, короче.
У меня в школе тетради с задней половины все были изрисованы. Особенно по литературе. На литре придумывать символы и названия было приятнее всего. Я сидел на первой парте, справа Серега. Он постигал искусство пирсинга с помощью булавки и своего тела. А я бешено рисовал без остановки. Сейчас я бы заочковал так явно заниматься не относящимися к деловому процессу вещами, находясь на видном месте. Но тогда было другое дело: кто-то рассказывал о том, как он что-то понимает, ты куском мозга думал о том, что интересное у чувака или чувихи видение прочитанного, если был в курсе. Спрашивали, правда, обычно как раз тогда, когда был не в курсе. Но от этого было еще забавней. Больше всего помню, как Настя отвечала. Она всегда высказывалась очень трепетно, переживая, мне под нее рисовалось просто зашибенно. Ее ответ иногда заканчивался конфликтом с учителем, после которого ее сажали, властным голосом что-то выбрасывая изо рта. Это что-то отскакивало от стен, а Настя имела очень возмущенный вид. Иногда краснела.
Я придумывал фирмы, их офисы, представлял бытовые ситуации, коллектив. Название и лого тут же приходили. Придумывал группы, представлял музыкантов, поведение на сцене, как они через четыре года разосруться между собой и на репах здороваться не будут. Тут же приходило и название, и символ, и даже обложки первых двух альбомов. Придумал два лейбла: какие-то группы один подписал, какие-то - другой. Уж не помню, были ли переходы из одного в другой, но это к лучшему - итак какие-то записки сумасшедшего выходят.