ЛиАЗ-158: Шестидесятые
Автобус, круглый спереди и сзади, который шофёры неизвестно почему прозвали «фантомасом», был великолепен. Белый, с голубой крышей и такой же голубой полосой внизу, он урчал, но его урчание заглушалось дребезжанием, бренчанием и перезвоном стёкол в железных рамах, грохотом дверей, как-то чересчур свободно болтающихся и трясущихся в своём не особенно широком проёме, даже звяканьем медяков в чёрной пузатой сумке у кондукторши: она восседала возле задней двери в видавшем виды синем халате и объявляла остановки, пытаясь улучить момент, когда в этом дребезжании и бренчании её голос хоть кто-то услышит. С шипением прикрыв створки дверей, казалось, на остановках готовые вывалиться наружу, круглый автобус, сверкая на солнце голубой крышей, отползал, норовисто взлягивая на многочисленных колдобинах. И - набирал скорость, а это стоило немалых усилий водителю: он что-то отчаянно дёргал и другой рукой старался удержать огромный и вздрагивавший в такт всему этому гремящему, звенящему и грохочущему чудо-ансамблю руль. Когда стрелка спидометра нехотя переваливала за сорок, что бывало лишь если выбился из графика, - к какофонии прибавлялись сиплые вздохи мотора, явно не подозревавшего о таких скоростях. Мотор натужно кряхтел. Стёкла в железных рамах звенели. Им вторили сотни заклёпок, призванных наглухо соединять сияющие белизной бока сооружения, чей нрав с особой очевидностью обнаруживался на подъёме, когда кряхтение мотора сменялось рычанием, заглушая все остальные звуки и заставляя пассажиров шёпотом комментировать, напрягая все силы, на ухо соседу, оказавшемуся на том же сидении:
- Никак не вытянет!
Но подъём кончался, и всё начинало звенеть снова, словно в отместку выдохшемуся и почти не слышному мотору, чьё рычание, казалось, стало теперь безразличным ко всему шепотом.