Нипанятнае в эфире - страдайте вместе! Выпуск номер восемь, серия седьмая
Всем, всем, всем. Всем, кто это вдруг читает - если вы не пошли читать там, то читайте здесь.
НИПАНЯТНАЕ
Сезон 1, серия 7. Кадиллак Долина
Аркадий Дрелинг, князь и счетовод, стоит в туалетной комнате трактира перед зеркалом с умывальником и медленно теребит опасной (вот неожиданность) бритвою верхнюю губу. Смысл этого процесса не очень ясен, так как губа уже побрита идеально, более того - на ней выступили капельки крови. Аркадий, напряжённо вглядываясь в зеркало, как будто совсем забыл об окружающем. Явно необдуманным движением он зачерпывает воду из умывальника (от неё идёт пар) и бросает себе в лицо.
- Kurva! - ругается он на неизвестном языке, видимо, вода обожгла истёртую кожу. Он как будто немного приходит в себя, кладёт бритву на край умывальника, отходит за несессером, возвращается, намереваясь упаковать бритву, но тут взгляд его устремляется к зеркалу, и отражение вновь поглощает внимание Аркадия.
Князь медленно склоняется к отражению и останавливается, только когда между его лицом и зеркалом остаётся не более полупяди расстояния. Нашарив рукой бритву, Аркадий подносит её к отражению и начинает скоблить зеркало на уровне верхней губы. Спустя полминуты, он откладывает бритву, зачерпывает воды и бросает в лицо отражению. Мыльная пена заливает экран, и в её потёках проступает надпись «NIPANYATNÆ».
***
Пыщуг, Пыщуг, кровь от крови Святой Руси, прах от праха патриарха Никона, волос от шевелюры Александра Павловича Романова. Ездил ли ты в Пыщуг, о читатель? Ездил, а? Что безмолвствуешь? Не приуныл ли ты? Так ли? За мной, мой читатель, и только за мной, и я покажу тебе такой Пыщуг!
Бойкий, живой, солёный городишко - одним словом, Пыщуг! Именно здесь некогда намеревался родиться основатель русского театра Федор Волков, но в последний момент, как ни странно, предпочёл появиться на свет в Костроме, в доме на улице Симановского…
- Веня, во-первых, ничего странного, во-вторых, какой ещё Симановский? Тот, с которым ты вчера бухал и про революцию болтал?
- Нет, его сын…
Братья сидят на лавке и попивают настоящее немецкое светлое нефильтрованное пиво «Pystschug» из оловянных кружек. Ранняя весна 1903 года, серо, промозгло, и было бы пустынно, если б мимо братьев, уныло ухая в большой барабан, не следовала похоронная процессия. Лица у скорбящих довольно занимательного вида, хотя возможно, что это обычный пыщугский вид.
- Какие странные похороны… И какая тоска от этого уха! Я имею в виду звук «ух». Ах, право, Штаубе бы я заложил душу, чтобы только узнать, кого это хоронят с такими удивительными лицами?
- Лохвицкую Надежду Александровну. Несбывшуюся надежду русского театра. Газеты надо читать, а не пить всё время, театрал хренов. Ладно, давай работать.
Братья вытаскивают из толпы высокого, похожего на патера, пепельного блондина и увлекают его в подворотню. Это безутешный муж Надежды Захарий Заверченко. Аркадий зловеще достаёт из рукава жбан «Путинки». После первой оловянной кружки Захарий рассказывает, рыдая, что Надежда была нежная, и её все нежили. После второй оловянной кружки Захарий повествует, воя, что последняя время Надежда была сама не своя, и видимо это как-то связано с литературными вечерами у купца третьей гильдии Эдмунда Ломакина, прощелыги и сплетника. После третьей оловянной кружки Захарий, захлёбываясь, шепчет, что лицо Надежды после смерти было бледным в синеву, будто всю её кровь высосал упырь. Братья значительно переглядываются правыми глазами, так как после третьей левые ощутимо косят. После четвёртой оловянной кружки Захарий, хихикая, признаётся, что он начинающий писатель в жанре хоррор и пишет рассказ про пыщугский вид. После пятой оловянной кружки Захарий заявляет, что здесь так красиво, я не могу дышать, и Вениамин мастерским апперкотом в подбородок излечивает белую горячку несчастного.
- Чтоб мне провалиться, если наш упырь - не один из гостей Ломакина!
- Потрясающая догадка, Веня. Как ты только додумался. Ладно, пошли к портному, сегодня вечером выходим в свет.
***
Вечером братья выходят в свет, принарядившись начинающими бытописателями русского народа. В свете довольно тускло, зато братьев сразу принимают, как родных, чему причиной расписная ферязь Аркадия и расшитый охабень Вениамина. Вокруг новых гостей толпится купец Эдмунд Ломакин, заливисто хохоча и давясь свежайшими пыщугскими сплетнями. Ладная девка Евдокия разносит напитки, внимая поэтическим комплиментам. Присутствующие поэты вмеру невзрачны и безжизненны, однако при этом на упыря никто не тянет.
Вдруг с улицы доносится громкое тарахтенье, а потом в зал впрыгивает одутловатый мужчина за сорок, одетый в галифе грязно-белого цвета, косоворотку и жабо. В ту же минуту взоры публики устремляются к нему, и раздаётся восторженное «ах!». Ломакин, пламенно попискивая, подсказывает братьям, что человека в жабо зовут Антон Долин, и он известнейший театральный критик Пыщуга. Долин, тем временем, начинает говорить:
- Дамы и господа, отмечу, что год для пыщугского театра выдался уникальный. При всех предапокалиптических предчувствиях хорошие спектакли выходят один за другим. Им будто тесно в пространстве, где обычно шаром покати. «На пне» Коркова не может разойтись с «Вишнёвым прасадом» Щекова, «Калека» устраивает премьеру в Большом, а «Задко» - в Мариинке…
Аркадий чувствует жесточайшее удушье, хватается за грудь и хрипит: «Яду мне, яду». «Яду? Не надо! Амонтильядо!» - шепчет ему на ухо ласковый женский голос. Губы Аркадия погружаются в пряный напиток, и он приходит в себя. Спасительницей оказывается лукавая Евдокия, вовремя поднёсшая бокал живительного вина.
- Веня, ну-ка иди сюда. Смотри-ка, кто написал некролог с идиотским каламбуром про умершую надежду. Antoine de Ligne. Смекаешь?
- Ага. Кем надо быть вообще, чтобы взять себе в качестве фамилии слово, которое означает «промывание».
- Ты остёр, как никогда. Кол приготовил?
Оказывается, что вместо кола Вениамин приготовил рогатину, а почему, и сам не может сказать. Братья незаметно покидают литературный вечер и устраивают засаду. Когда часа через два из дома Ломакина выходит в одиночестве Долин, Аркадий ловко хватает его и уволакивает в подворотню, а Вениамин закалывает рогатиной. Тело критика разлагается на пену и пепельный дым.
- Тебе не кажется, что всё слишком про…
- …сто заткнись. Завтра уезжаем.
***
Вечером следующего дня Аркадий и Вениамин бодро направляются к вокзалу, попивая настоящее пиво «Pystschug» из деревянных ковшей, как вдруг мимо них проносится самоходный экипаж фирмы «Кадиллак», целиком сделанный из дерева. Вениамин кричит: «Этого не может быть!» Потом он садится на тротуар и хватается за голову. Аркадий даёт ему затрещину, но она не вызывает никакой реакции. Поняв, что дело не похмелье, князь осведомляется у брата о причине отчаяния. Вениамин отвечает, что узрел на водительском сиденье кого-то одутловатого, в жабо, и кажется, косоворотке… В общем, этого самого. Сперва Аркадий обвиняет Вениамина в том, что тот перепутал и сделал рогатину не из осины, а из чего-то другого, но успокаивается по предъявлении осины («Сразу видать, что ветку либерал срезал»). Придя в себя и допив «Pystschug», братья решают проследить за «Кадиллаком» и его владельцем.
Кадиллак, как и накануне, останавливается около особняка купца Ломакина. Долин покидает экипаж и заходит внутрь, братья следуют за ним. Вчерашний вечер повторяется: мнимый упырь снова приковывает к себе внимание и произносит речи, Аркадий опять чувствует удушье, а Евдокия спасает его бокальчиком Амонтильядо. Правда, на этот раз добрая девушка тайком дарит Аркадию целую бутыль терпкого напитка, которую он немедленно прячет в опустевший после допроса Заверченки рукав.
Вениамин призывает Аркадия отмечать странности, Аркадий отвечает крепким словцом на неизвестном языке. В процессе последующей перебранки братья устанавливают три подозрительных обстоятельства. Во-первых, речи Долина не действуют на Вениамина. Во-вторых, Долин явно заметил своих вчерашних убийц, но шума не поднял, а во взгляде его чувствуется насмешка. В-третьих, критик почти не выпускает из рук кружки, но не хмелеет. Дрелинги решают проверить содержимое загадочной кружки.
Вениамин берёт на себя исполнение отвлекающего манёвра и поражает общество развратным танцем с кочергой. Прежде чем донельзя возмущённое общество выгоняет братьев вон, Аркадий незаметно подбирается к заветной кружке и выясняет, что в неё налита мыльная вода.
- И что это нам даёт, Аркадий? - обиженно потирая ушибленный зад, спрашивает Вениамин.
- Не догадался? Скажешь может ещё, что Тэффи не читал?
- Кого?
- Хотя да, где бы ты нашёл… Ладно. В общем, смотри: пьёт мыльную воду, убивает удушением, живёт в деревянной коробке. Это - банник.
***
- И как же мы его убьём?
- Папа говорил - просто жги их вместе с баней.
- Не помню, чтоб папа Феоктист говорил так.
- Правильно, потому что так говорил папа Сигизмунд. Неважно. Короче, у меня есть план получше.
Аркадий излагает план, по которому Долина вместе с кадиллаком надо поймать в волчью яму и закопать. Вениамин возражает, что это какой-то идиотизм, но получив подзатыльник, начинает думать конструктивнее и предлагает выяснить по следам колёс, куда банник едет после вечеров у Ломакина. Поскольку в Пыщуге всего одна улица и один кадиллак, братья без труда выясняют маршрут экипажа.
На выезде из города перед лесом братья подготавливают свою ловушку: копают яму и прикрывают её вылежником, а сами прячутся неподалёку. После томительных часов ожидания наконец-то слышится знакомое тарахтенье, и кадиллак Долина показывается на улице. Однако, приблизившись, он не падает в яму, а тормозит около самого краешка. Из экипажа выходит банник и начинает разглагольствовать.
- Вот она, ошеломляюще сильная сцена, в которой обо всем, что происходит в нашей стране, сообщает один лишь плохо сделанный капкан. Вы что ж думали, болваны, я не замечу? И вообще, кем вы себя возомнили, неужто волонтерским отрядом, молча и деловито бросающимся на помощь, альтернативой повсеместному, в буквальном смысле опасному для жизни равнодушию? Да плевал я на то, что новый виток такой социальной активности стал в последние годы реакцией на подавление политических протестов российскими властями. Байстрюки вы, и больше ничего.
Аркадий корчится в приступе, но вдруг краем глаза замечает, что на этот раз удушающее слово критика свалило и Вениамина. Князь впадает в дикую ярость, что придаёт ему сил. Он дотягивается до рукава, отпивает Амонтильядо и бросается на банника. Тот силён и оказывает серьёзное сопротивление, при этом не заканчивая болтовни. Аркадий постепенно слабеет, но вдруг ненадолго освободившаяся его рука нашаривает зепь на ферязи, а в зепи обнаруживается подвязка 56-го размера с монограммой ГШ. Улучив момент, князь засовывает подвязку противнику в рот и, сразу задышав свободнее, заламывает ему руки. Подоспевший Вениамин помогает связать банника и закинуть его в кадиллак. После этого Дрелинги сталкивают экипаж в яму.
- Ишь как вопит.
- Думаю, хочет сказать мне «ради всего святого, Монтрезор». Хрен ему, а не in расе requiescat. Слышь, Антон! Тут так красиво, Антон, и ты сейчас не сможешь дышать.
Раздаётся долгий, полный отчаянья вопль.
- Это как-то совсем жестоко, Аркадий, но в целом ты прав.
Братья закапывают яму.
***
Аркадий Дрелинг, князь и счетовод, стоит в туалетной комнате трактира перед зеркалом с умывальником и медленно теребит опасной бритвою верхнюю губу. Меж тем, губа уже побрита идеально, более того - на ней выступили капельки крови, но это не останавливает бреющегося. Напряжённо вглядываясь в зеркало, Аркадий явно необдуманным движением зачерпывает воду и несёт пригоршню к лицу. Однако, вдруг на середине пути рука его останавливается.
- Это как-то совсем жестоко, Аркадий, - произносит князь шёпотом и начинает хихикать.
- Это как-то совсем жестоко, Аркадий, - повторяет князь в полный голос и заливается смехом. Бритва падает на пол.
- Это как-то совсем жестоко, Аркадий, - захлёбываясь хрипотой, кричит князь, и его смех превращается в гомерический хохот.
Молниеносным ударом кулака разбивает он зеркало вдребезги.
Авторов можно найти здесь. Картинка сегодня маленькая, но все равно это Фукс.
НИПАНЯТНАЕ
Сезон 1, серия 7. Кадиллак Долина
Аркадий Дрелинг, князь и счетовод, стоит в туалетной комнате трактира перед зеркалом с умывальником и медленно теребит опасной (вот неожиданность) бритвою верхнюю губу. Смысл этого процесса не очень ясен, так как губа уже побрита идеально, более того - на ней выступили капельки крови. Аркадий, напряжённо вглядываясь в зеркало, как будто совсем забыл об окружающем. Явно необдуманным движением он зачерпывает воду из умывальника (от неё идёт пар) и бросает себе в лицо.
- Kurva! - ругается он на неизвестном языке, видимо, вода обожгла истёртую кожу. Он как будто немного приходит в себя, кладёт бритву на край умывальника, отходит за несессером, возвращается, намереваясь упаковать бритву, но тут взгляд его устремляется к зеркалу, и отражение вновь поглощает внимание Аркадия.
Князь медленно склоняется к отражению и останавливается, только когда между его лицом и зеркалом остаётся не более полупяди расстояния. Нашарив рукой бритву, Аркадий подносит её к отражению и начинает скоблить зеркало на уровне верхней губы. Спустя полминуты, он откладывает бритву, зачерпывает воды и бросает в лицо отражению. Мыльная пена заливает экран, и в её потёках проступает надпись «NIPANYATNÆ».
***
Пыщуг, Пыщуг, кровь от крови Святой Руси, прах от праха патриарха Никона, волос от шевелюры Александра Павловича Романова. Ездил ли ты в Пыщуг, о читатель? Ездил, а? Что безмолвствуешь? Не приуныл ли ты? Так ли? За мной, мой читатель, и только за мной, и я покажу тебе такой Пыщуг!
Бойкий, живой, солёный городишко - одним словом, Пыщуг! Именно здесь некогда намеревался родиться основатель русского театра Федор Волков, но в последний момент, как ни странно, предпочёл появиться на свет в Костроме, в доме на улице Симановского…
- Веня, во-первых, ничего странного, во-вторых, какой ещё Симановский? Тот, с которым ты вчера бухал и про революцию болтал?
- Нет, его сын…
Братья сидят на лавке и попивают настоящее немецкое светлое нефильтрованное пиво «Pystschug» из оловянных кружек. Ранняя весна 1903 года, серо, промозгло, и было бы пустынно, если б мимо братьев, уныло ухая в большой барабан, не следовала похоронная процессия. Лица у скорбящих довольно занимательного вида, хотя возможно, что это обычный пыщугский вид.
- Какие странные похороны… И какая тоска от этого уха! Я имею в виду звук «ух». Ах, право, Штаубе бы я заложил душу, чтобы только узнать, кого это хоронят с такими удивительными лицами?
- Лохвицкую Надежду Александровну. Несбывшуюся надежду русского театра. Газеты надо читать, а не пить всё время, театрал хренов. Ладно, давай работать.
Братья вытаскивают из толпы высокого, похожего на патера, пепельного блондина и увлекают его в подворотню. Это безутешный муж Надежды Захарий Заверченко. Аркадий зловеще достаёт из рукава жбан «Путинки». После первой оловянной кружки Захарий рассказывает, рыдая, что Надежда была нежная, и её все нежили. После второй оловянной кружки Захарий повествует, воя, что последняя время Надежда была сама не своя, и видимо это как-то связано с литературными вечерами у купца третьей гильдии Эдмунда Ломакина, прощелыги и сплетника. После третьей оловянной кружки Захарий, захлёбываясь, шепчет, что лицо Надежды после смерти было бледным в синеву, будто всю её кровь высосал упырь. Братья значительно переглядываются правыми глазами, так как после третьей левые ощутимо косят. После четвёртой оловянной кружки Захарий, хихикая, признаётся, что он начинающий писатель в жанре хоррор и пишет рассказ про пыщугский вид. После пятой оловянной кружки Захарий заявляет, что здесь так красиво, я не могу дышать, и Вениамин мастерским апперкотом в подбородок излечивает белую горячку несчастного.
- Чтоб мне провалиться, если наш упырь - не один из гостей Ломакина!
- Потрясающая догадка, Веня. Как ты только додумался. Ладно, пошли к портному, сегодня вечером выходим в свет.
***
Вечером братья выходят в свет, принарядившись начинающими бытописателями русского народа. В свете довольно тускло, зато братьев сразу принимают, как родных, чему причиной расписная ферязь Аркадия и расшитый охабень Вениамина. Вокруг новых гостей толпится купец Эдмунд Ломакин, заливисто хохоча и давясь свежайшими пыщугскими сплетнями. Ладная девка Евдокия разносит напитки, внимая поэтическим комплиментам. Присутствующие поэты вмеру невзрачны и безжизненны, однако при этом на упыря никто не тянет.
Вдруг с улицы доносится громкое тарахтенье, а потом в зал впрыгивает одутловатый мужчина за сорок, одетый в галифе грязно-белого цвета, косоворотку и жабо. В ту же минуту взоры публики устремляются к нему, и раздаётся восторженное «ах!». Ломакин, пламенно попискивая, подсказывает братьям, что человека в жабо зовут Антон Долин, и он известнейший театральный критик Пыщуга. Долин, тем временем, начинает говорить:
- Дамы и господа, отмечу, что год для пыщугского театра выдался уникальный. При всех предапокалиптических предчувствиях хорошие спектакли выходят один за другим. Им будто тесно в пространстве, где обычно шаром покати. «На пне» Коркова не может разойтись с «Вишнёвым прасадом» Щекова, «Калека» устраивает премьеру в Большом, а «Задко» - в Мариинке…
Аркадий чувствует жесточайшее удушье, хватается за грудь и хрипит: «Яду мне, яду». «Яду? Не надо! Амонтильядо!» - шепчет ему на ухо ласковый женский голос. Губы Аркадия погружаются в пряный напиток, и он приходит в себя. Спасительницей оказывается лукавая Евдокия, вовремя поднёсшая бокал живительного вина.
- Веня, ну-ка иди сюда. Смотри-ка, кто написал некролог с идиотским каламбуром про умершую надежду. Antoine de Ligne. Смекаешь?
- Ага. Кем надо быть вообще, чтобы взять себе в качестве фамилии слово, которое означает «промывание».
- Ты остёр, как никогда. Кол приготовил?
Оказывается, что вместо кола Вениамин приготовил рогатину, а почему, и сам не может сказать. Братья незаметно покидают литературный вечер и устраивают засаду. Когда часа через два из дома Ломакина выходит в одиночестве Долин, Аркадий ловко хватает его и уволакивает в подворотню, а Вениамин закалывает рогатиной. Тело критика разлагается на пену и пепельный дым.
- Тебе не кажется, что всё слишком про…
- …сто заткнись. Завтра уезжаем.
***
Вечером следующего дня Аркадий и Вениамин бодро направляются к вокзалу, попивая настоящее пиво «Pystschug» из деревянных ковшей, как вдруг мимо них проносится самоходный экипаж фирмы «Кадиллак», целиком сделанный из дерева. Вениамин кричит: «Этого не может быть!» Потом он садится на тротуар и хватается за голову. Аркадий даёт ему затрещину, но она не вызывает никакой реакции. Поняв, что дело не похмелье, князь осведомляется у брата о причине отчаяния. Вениамин отвечает, что узрел на водительском сиденье кого-то одутловатого, в жабо, и кажется, косоворотке… В общем, этого самого. Сперва Аркадий обвиняет Вениамина в том, что тот перепутал и сделал рогатину не из осины, а из чего-то другого, но успокаивается по предъявлении осины («Сразу видать, что ветку либерал срезал»). Придя в себя и допив «Pystschug», братья решают проследить за «Кадиллаком» и его владельцем.
Кадиллак, как и накануне, останавливается около особняка купца Ломакина. Долин покидает экипаж и заходит внутрь, братья следуют за ним. Вчерашний вечер повторяется: мнимый упырь снова приковывает к себе внимание и произносит речи, Аркадий опять чувствует удушье, а Евдокия спасает его бокальчиком Амонтильядо. Правда, на этот раз добрая девушка тайком дарит Аркадию целую бутыль терпкого напитка, которую он немедленно прячет в опустевший после допроса Заверченки рукав.
Вениамин призывает Аркадия отмечать странности, Аркадий отвечает крепким словцом на неизвестном языке. В процессе последующей перебранки братья устанавливают три подозрительных обстоятельства. Во-первых, речи Долина не действуют на Вениамина. Во-вторых, Долин явно заметил своих вчерашних убийц, но шума не поднял, а во взгляде его чувствуется насмешка. В-третьих, критик почти не выпускает из рук кружки, но не хмелеет. Дрелинги решают проверить содержимое загадочной кружки.
Вениамин берёт на себя исполнение отвлекающего манёвра и поражает общество развратным танцем с кочергой. Прежде чем донельзя возмущённое общество выгоняет братьев вон, Аркадий незаметно подбирается к заветной кружке и выясняет, что в неё налита мыльная вода.
- И что это нам даёт, Аркадий? - обиженно потирая ушибленный зад, спрашивает Вениамин.
- Не догадался? Скажешь может ещё, что Тэффи не читал?
- Кого?
- Хотя да, где бы ты нашёл… Ладно. В общем, смотри: пьёт мыльную воду, убивает удушением, живёт в деревянной коробке. Это - банник.
***
- И как же мы его убьём?
- Папа говорил - просто жги их вместе с баней.
- Не помню, чтоб папа Феоктист говорил так.
- Правильно, потому что так говорил папа Сигизмунд. Неважно. Короче, у меня есть план получше.
Аркадий излагает план, по которому Долина вместе с кадиллаком надо поймать в волчью яму и закопать. Вениамин возражает, что это какой-то идиотизм, но получив подзатыльник, начинает думать конструктивнее и предлагает выяснить по следам колёс, куда банник едет после вечеров у Ломакина. Поскольку в Пыщуге всего одна улица и один кадиллак, братья без труда выясняют маршрут экипажа.
На выезде из города перед лесом братья подготавливают свою ловушку: копают яму и прикрывают её вылежником, а сами прячутся неподалёку. После томительных часов ожидания наконец-то слышится знакомое тарахтенье, и кадиллак Долина показывается на улице. Однако, приблизившись, он не падает в яму, а тормозит около самого краешка. Из экипажа выходит банник и начинает разглагольствовать.
- Вот она, ошеломляюще сильная сцена, в которой обо всем, что происходит в нашей стране, сообщает один лишь плохо сделанный капкан. Вы что ж думали, болваны, я не замечу? И вообще, кем вы себя возомнили, неужто волонтерским отрядом, молча и деловито бросающимся на помощь, альтернативой повсеместному, в буквальном смысле опасному для жизни равнодушию? Да плевал я на то, что новый виток такой социальной активности стал в последние годы реакцией на подавление политических протестов российскими властями. Байстрюки вы, и больше ничего.
Аркадий корчится в приступе, но вдруг краем глаза замечает, что на этот раз удушающее слово критика свалило и Вениамина. Князь впадает в дикую ярость, что придаёт ему сил. Он дотягивается до рукава, отпивает Амонтильядо и бросается на банника. Тот силён и оказывает серьёзное сопротивление, при этом не заканчивая болтовни. Аркадий постепенно слабеет, но вдруг ненадолго освободившаяся его рука нашаривает зепь на ферязи, а в зепи обнаруживается подвязка 56-го размера с монограммой ГШ. Улучив момент, князь засовывает подвязку противнику в рот и, сразу задышав свободнее, заламывает ему руки. Подоспевший Вениамин помогает связать банника и закинуть его в кадиллак. После этого Дрелинги сталкивают экипаж в яму.
- Ишь как вопит.
- Думаю, хочет сказать мне «ради всего святого, Монтрезор». Хрен ему, а не in расе requiescat. Слышь, Антон! Тут так красиво, Антон, и ты сейчас не сможешь дышать.
Раздаётся долгий, полный отчаянья вопль.
- Это как-то совсем жестоко, Аркадий, но в целом ты прав.
Братья закапывают яму.
***
Аркадий Дрелинг, князь и счетовод, стоит в туалетной комнате трактира перед зеркалом с умывальником и медленно теребит опасной бритвою верхнюю губу. Меж тем, губа уже побрита идеально, более того - на ней выступили капельки крови, но это не останавливает бреющегося. Напряжённо вглядываясь в зеркало, Аркадий явно необдуманным движением зачерпывает воду и несёт пригоршню к лицу. Однако, вдруг на середине пути рука его останавливается.
- Это как-то совсем жестоко, Аркадий, - произносит князь шёпотом и начинает хихикать.
- Это как-то совсем жестоко, Аркадий, - повторяет князь в полный голос и заливается смехом. Бритва падает на пол.
- Это как-то совсем жестоко, Аркадий, - захлёбываясь хрипотой, кричит князь, и его смех превращается в гомерический хохот.
Молниеносным ударом кулака разбивает он зеркало вдребезги.
Авторов можно найти здесь. Картинка сегодня маленькая, но все равно это Фукс.