Девять жизней. Часть третья.
Глава третья. Здравствуй, Ленинград!
Пять утра. Метро ещё не ходит, на улице темно, промозгло, мокрый снег с дождём. Чтобы как-то убить время, я зашёл в парикмахерскую на Московском вокзале, она работает круглосуточно. Свежеподстриженную голову сунул в справочный киоск возле вокзала. Девушка ответила вопросом на вопрос: «Сигареты есть?», и, выпустив облачко дыма в крохотное окошко, показала рукой: «Вон там остановка двадцать второго автобуса, он едет до порта». Мне хотелось залезть в метро, а тут автобус… Порт по моим представлениям должен быть где-то далеко, нужно ехать в метро, пересаживаться на что-то, а тут «автобус до порта».
В окне сумрачные, почти пустые утренние улицы, водитель объявляет остановки с говорящими названиями и непрерывно что-то сыплется в неба. Довольно быстро, минут через двадцать, порт. Я предполагал, что все порты должны быть где-то возле воды и рядом друг с другом, так оно и было, но порт оказался штуковиной побольше какого-нибудь городка, и в «Лесной порт», который был мне нужен, нужно ехать остановок пять на трамвае и потом идти вдоль железной дороги. А сверху падают то крупные, таящие на лице снежинки, то колкие мокрые льдинки, и ветер периодически пытается вырвать из моих рук небольшой чемодан. За железнодорожным мостом маленькая будочка с названием «Главная проходная», в ней же отдел кадров. Как ни странно в это очень раннее время он уже работал, я тогда ещё не знал, что дневная смена тут начинается в семь- пятнадцать утра.
Милая улыбчивая девушка взяла мои документы и подробно объяснила, где мне проходить комиссию, как добраться до общежития, выдала несколько бумажек и пожелала хорошего дня. Я потащил свой чемодан обратно через мост, представляя, куда мне поворачивать, до общежития, по словам девушки, проще дойти пешком, примерно полчаса. Чемодан не очень располагал к прогулкам, но вариантов, как я понял, не было, по пути можно проехать одну остановку на трамвае, но это ничего принципиально не меняло.
Вахтерша в общежитии с ярко выраженным хохляцким говором усадила меня на диванчик и пошла искать коменданта. Мимо меня сновали туда- сюда в основном симпатичные девушки, все приветливо улыбались, я им тоже. «Йды сюды!» позвала вахтёрша из коридорчика, «Заходь, вон коменданша» и открыла дверь в комнату. Там сидела женщина средних лет, смотрела телевизор и плакала. А по телевизору говорили невероятные вещи, что вчера поздно вечером умер Леонид Ильич Брежнев, в стране объявлен на сколько-то дней траур.
Комендантша рыдала прямо в голос, и, размазывая по щекам слёзы спросила: «Чего тебе?». Я молча протянул направление на поселение. «И куда я тебя дену? Два корпуса в ремонте, тут всё переполнено…». Я молчал. Ладно, пойдём, поселю на раскладушку, сказала комендантша, и повела меня в комнату, в которой стояли четыре кровати, а за столом сидел и пил чай парень. «Жди, сейчас принесу», комендантша хлопнула дверью, а я остался стоять посредине, с мокрым чемоданом в руке.
К моему удивлению парень доброжелательно протянул руку, представился и сказал, куда лучше поставить раскладушку. Громыхая втиснулась в дверь комендантша, вывалила на одну из кроватей матрас и бельё, сказала: «Располагайся» и исчезла. Парень по имени Сергей помог поставить раскладушку, которую я застелил. Сергей сказал, что он докер, что тут живут ещё трое, тоже докеры. То, что «докер» это грузчик на причале я не знал, звучало загадочно и по-портовскому. Куда себя деть я тоже не знал, расспросил Сергея, как доехать до поликлиники и потащился снова навстречу дождю и ветру.
Трамвай подошел быстро, было как-бы светло, но только как-бы, свет будто застрял где-то и слегка проникал сквозь тяжелую серо-белую массу неба. В поликлинике было огромное количество народа, отстояв полчаса в очереди в регистратуру, я получил толстенную пачку талончиков на три дня вперёд, сегодня не попадал ни к одному из врачей комиссии.
Я ездил, бродил по городу, смотрел на странную жизнь, непонятную мне. Перестал замечать дождь, который не прекращался ни на минуту. Поел в столовой, которая так и называлась - «Столовая», и ещё раз в «Пирожковой», названия тоже казались странными. Я ходил, смотрел, впитывал в себя этот город, пока непонятный, но уже почему-то не чужой, хотя не было ни одной знакомой ни собаки, ни человека. Люди сновали то толпами, то вдруг совсем исчезали, когда я поворачивал за какой-нибудь угол. Хотелось зайти в кинотеатр, посидеть и заодно погреться, но на всех висело объявление «закрыто» и траурные ленточки. В больших магазинах доносилась траурная музыка, на улицах она тоже иногда возникала непонятно откуда.
Света на улице я так и не дождался, выйдя из очередного большого магазина вдруг обнаружил, что уже темно, хотя было совсем не поздно и поехал в общежитие.
В комнате сидели двое, Сергей и ещё один парень. «Гена», сказал он, протягивая руку и завалил скороговоркой, смешно окая, в конце которой я услышал, что магазин вон там, и что лучше пару огняков, а не водку.
В магазине какая-то бабушка из очереди впереди меня долго мучила продавщицу, выбирая колбаску, которой взяла двести грамм и попросила нарезать тонкими ломтиками. Продавщица совершенно невозмутимо делала всё, что просила бабушка, всё это мне было странно и не покидало ощущение нереальности происходящего.
Три бутылки бормотухи и колбаса на столе выглядели очень уютно. Налили вино в гранёные стаканы, чокнулись: «С прибытием!».
Здравствуй, Ленинград!
.
Пять утра. Метро ещё не ходит, на улице темно, промозгло, мокрый снег с дождём. Чтобы как-то убить время, я зашёл в парикмахерскую на Московском вокзале, она работает круглосуточно. Свежеподстриженную голову сунул в справочный киоск возле вокзала. Девушка ответила вопросом на вопрос: «Сигареты есть?», и, выпустив облачко дыма в крохотное окошко, показала рукой: «Вон там остановка двадцать второго автобуса, он едет до порта». Мне хотелось залезть в метро, а тут автобус… Порт по моим представлениям должен быть где-то далеко, нужно ехать в метро, пересаживаться на что-то, а тут «автобус до порта».
В окне сумрачные, почти пустые утренние улицы, водитель объявляет остановки с говорящими названиями и непрерывно что-то сыплется в неба. Довольно быстро, минут через двадцать, порт. Я предполагал, что все порты должны быть где-то возле воды и рядом друг с другом, так оно и было, но порт оказался штуковиной побольше какого-нибудь городка, и в «Лесной порт», который был мне нужен, нужно ехать остановок пять на трамвае и потом идти вдоль железной дороги. А сверху падают то крупные, таящие на лице снежинки, то колкие мокрые льдинки, и ветер периодически пытается вырвать из моих рук небольшой чемодан. За железнодорожным мостом маленькая будочка с названием «Главная проходная», в ней же отдел кадров. Как ни странно в это очень раннее время он уже работал, я тогда ещё не знал, что дневная смена тут начинается в семь- пятнадцать утра.
Милая улыбчивая девушка взяла мои документы и подробно объяснила, где мне проходить комиссию, как добраться до общежития, выдала несколько бумажек и пожелала хорошего дня. Я потащил свой чемодан обратно через мост, представляя, куда мне поворачивать, до общежития, по словам девушки, проще дойти пешком, примерно полчаса. Чемодан не очень располагал к прогулкам, но вариантов, как я понял, не было, по пути можно проехать одну остановку на трамвае, но это ничего принципиально не меняло.
Вахтерша в общежитии с ярко выраженным хохляцким говором усадила меня на диванчик и пошла искать коменданта. Мимо меня сновали туда- сюда в основном симпатичные девушки, все приветливо улыбались, я им тоже. «Йды сюды!» позвала вахтёрша из коридорчика, «Заходь, вон коменданша» и открыла дверь в комнату. Там сидела женщина средних лет, смотрела телевизор и плакала. А по телевизору говорили невероятные вещи, что вчера поздно вечером умер Леонид Ильич Брежнев, в стране объявлен на сколько-то дней траур.
Комендантша рыдала прямо в голос, и, размазывая по щекам слёзы спросила: «Чего тебе?». Я молча протянул направление на поселение. «И куда я тебя дену? Два корпуса в ремонте, тут всё переполнено…». Я молчал. Ладно, пойдём, поселю на раскладушку, сказала комендантша, и повела меня в комнату, в которой стояли четыре кровати, а за столом сидел и пил чай парень. «Жди, сейчас принесу», комендантша хлопнула дверью, а я остался стоять посредине, с мокрым чемоданом в руке.
К моему удивлению парень доброжелательно протянул руку, представился и сказал, куда лучше поставить раскладушку. Громыхая втиснулась в дверь комендантша, вывалила на одну из кроватей матрас и бельё, сказала: «Располагайся» и исчезла. Парень по имени Сергей помог поставить раскладушку, которую я застелил. Сергей сказал, что он докер, что тут живут ещё трое, тоже докеры. То, что «докер» это грузчик на причале я не знал, звучало загадочно и по-портовскому. Куда себя деть я тоже не знал, расспросил Сергея, как доехать до поликлиники и потащился снова навстречу дождю и ветру.
Трамвай подошел быстро, было как-бы светло, но только как-бы, свет будто застрял где-то и слегка проникал сквозь тяжелую серо-белую массу неба. В поликлинике было огромное количество народа, отстояв полчаса в очереди в регистратуру, я получил толстенную пачку талончиков на три дня вперёд, сегодня не попадал ни к одному из врачей комиссии.
Я ездил, бродил по городу, смотрел на странную жизнь, непонятную мне. Перестал замечать дождь, который не прекращался ни на минуту. Поел в столовой, которая так и называлась - «Столовая», и ещё раз в «Пирожковой», названия тоже казались странными. Я ходил, смотрел, впитывал в себя этот город, пока непонятный, но уже почему-то не чужой, хотя не было ни одной знакомой ни собаки, ни человека. Люди сновали то толпами, то вдруг совсем исчезали, когда я поворачивал за какой-нибудь угол. Хотелось зайти в кинотеатр, посидеть и заодно погреться, но на всех висело объявление «закрыто» и траурные ленточки. В больших магазинах доносилась траурная музыка, на улицах она тоже иногда возникала непонятно откуда.
Света на улице я так и не дождался, выйдя из очередного большого магазина вдруг обнаружил, что уже темно, хотя было совсем не поздно и поехал в общежитие.
В комнате сидели двое, Сергей и ещё один парень. «Гена», сказал он, протягивая руку и завалил скороговоркой, смешно окая, в конце которой я услышал, что магазин вон там, и что лучше пару огняков, а не водку.
В магазине какая-то бабушка из очереди впереди меня долго мучила продавщицу, выбирая колбаску, которой взяла двести грамм и попросила нарезать тонкими ломтиками. Продавщица совершенно невозмутимо делала всё, что просила бабушка, всё это мне было странно и не покидало ощущение нереальности происходящего.
Три бутылки бормотухи и колбаса на столе выглядели очень уютно. Налили вино в гранёные стаканы, чокнулись: «С прибытием!».
Здравствуй, Ленинград!
.