Николь-2
Картонка
Николь, бля, говорили мне. Особенно, когда я краду картон. Картонка - это очень полезная вещь, и в хозяйстве, и вообще в процессе существования, пусть и до конца бесхозяйственного. Это как выкачивать по ночам порнографию любимого жанра, без картонки ты не в состоянии этого сделать в принципе.
Николь, бля.
Короче. Картонка - это прекрасный предмет, особенно если он есть, а кроме него особо ничего и нет. Картон - это маленькая такая плоскость, ограниченная вполне эвклидовыми рамками. Плоскость, не нарушающая никаких законов, ни человеческих, ни природных. Поэтому за ней удобно прятаться, как канализационным люком сверху - на них никто не обращает внимания, хоть насри. Нарушай пространство-время, насилуй черепашек, пока есть картонка, многое способно сойти с рук, как кожа. Но это не главное. На картонке можно что-нибудь написать. Для этого, правда, пригодился бы маркер, но за неимением и без него нормально.
Сударь, бля. Уделите секунду вашего драгоценного времени… Куда, бля. Секунду, я говорю. Драгоценного. Кончайте совать мне под нос ваше обычное время. Никому не нужно проникнутое душком время, заполненное будто б работой, бумажки вы там перекладываете или автомобильные глушители, не ебет вообще никого. Также не вперлось никому ваше время, протянутое в коридорах метро. И даже походы в театралы не нужны. Подумайте сами, если бы мне было нужно такое время, я б все сделал/ла сам. Сударь, бля.
Одолжите мне ваши сны. Одолжите мне время, которое управляет вами, а не наоборот. Время, которое привязывает вас шелковыми ленточками и делает всякие ужасные вещи. То самое время. Чуть-чуть. Одолжите мне страшные часы, когда ночь еще не наступила, а день и не заканчивался. Когда вы лежите в постели и слышите их. Что ж вы так дрожите. Все знают, сударь, бля, расслабьтесь. Каждый рано или поздно понимает, что в сумерках, когда пытаешься заснуть, с той стороны матраца стучат. Уделите мне это время. А еще лучше - когда из-под матраца вас добирают холодные пальцы и начинают ласкать. Поделитесь кусочком оргазма, жующего вас через мертвые пальцы. Одолжите пятнышко, сударь, не будьте жадиной.
Николь, бля, толкали меня в бок. Правда, еще до картонки. Николь, бля, и ржали. Волосы в лицо забиваются, мои или ее/его, хрен его знает, и локтем блядь в бок. Николь, кончай, говорили они. А ведь, сударь, это как пальцы позволят. Холодные мертвые пальцы. А, вы знаете. Нас таких много, которые могут кончить только с этими пальцами.
Но это же не самая большая проблема, сударь?
Сударь, бля, я честно пытался/пыталась. Как в общественном сортире модели желобок-вдоль-стены. Простите, мсье, здесь не занято? Чудная погодка, мсье. И далее в том же духе. Главное не думать о себе как об индивидуальности. Двадцать жоп в ряд мало чем отличаются от одной, но чрезмерно волосатой, как тарантул. Мы же все видели, как на волосках тарантула растут другие волоски. Так и мы. Резервируем пространство, вытесняя воздух, и то же самое пытаемся сделать со временем. Делим его на кусочки, как тортик. Чтобы побросать потом - это вот пускай в метро полежит, а это можно и на еду потратить. Какая разница, если по законам математики остаток все равно придется на пальцы перед сном. Простыни заебешься стирать. Я могу писать на картонке, сударь, бля, я понимаю, если захочу. Понимаю, как можно радоваться теплому креслу или флоггеру у спины. Я даже могу понять безразличие. Все укладывается в расчеты. Когда тебе выписывают гарантийный талон, как правило, не спрашиваешь, почему чернила от печати синие, а печать цифровая и черная.
А потом ты понимаешь, что тебя наебали. Что до или после работы твои пальцы все равно не шевелятся, пускай они теплые и что-то чувствуют. Пальцы больше не держат карандаш, даже маркер не держат, даже если он у тебя все еще есть. Сударь, бля, я уже продал последний желтый маркер. Не самый удобный, почти ненужный, потому и продержался так долго. Картонки они никуда не денутся, а маркер можно продать. Студентам, преподавателям вождения, тараканам и уличным аутофлагеллянтам. Николь, бля, говорят твои знакомые, отворачиваются, хотя маркер берут. Шутка ли, купить за треть цены.
Какая разница, нужно что-то или нет. За треть цены все пригодится. Даже я. Даже вы. Даже матрац. Даже струны для басухи или жестяная выхлопная труба. И вот нельзя иначе. Нельзя без страха, никак не канает без холода, не стоит без запаха разложения. Трезвый не хочет, пьяный не может, больной не умеет, здоровый не знает. Сударь, бля, тяжело-то как. Перед маркерами продаются книжки и статуэтки с подозрительными отверстиями. Все уходит с молотка, недвижимость это вообще расходный ресурс. Если бы кто-то покупал, и картонка бы продалась.
Но я стою, сжимаю обеими руками картонку, под пальто задувает ветер, а кроме ветра под пальто и нет ничего. Николь, бля, говорили мне. Николь, поговори со мной, говорили мне, а я бля, говорю, вращаюсь, а нет нифига никого вокруг. Только пальцы мертвой хваткой. Николь, бля, по лицу мне шлёп-шлёп, чего молчишь, помер что ли? Кто это, блин, страшно мне, а не пошевелишься. Самое болезненное в кулаке держат. Помер, говорят мне, Николь, бля, и слава богу. И уходит. Сударь, бля, я даже скучаю по волосам в лице, его/ее или моим. А мои проданы-то уже. Вместе с исподним и маркером. С душой вместе, кулинарными талантами и голой задницей. Всё продано, крутись, как хочешь.
И я понимаю, что не могу иначе, сударь, бля, я не могу спать, просыпаться, ходить и дышать. Нечем дышать, нечего говорить, особенно когда все может выразить картонка. Само наличие картонки может быть красноречивее пространства-времени. Сударь, бля, отсыпьте времени, я потрачу его на наркотики, и сделаю вид, что у меня есть секс и все остальное, сударь, бля, я не могу видеть без этого, Николь, бля, сказали мне в аптеке, мы не выдаем наркотики после шестнадцати, ебись конём, выход вон там, а книга жалоб и предложений у тебя уже в руках, пиздуй маркер возвращай, Николь, бля, пошёл вон.
Нужно немножко времени, до шестнадцати, с молодостью, мертвыми пальцами, вечным стояком и другой полезной недвижимостью. Сударь, бля, нужно время, которое светится, отсыпьте секундочку, вам не убудет, а мне радость. С миру по нитке - голому привязка. Я возьму немножко этого времени, сяду в уголок и создам. Я положу картонку, она мне всё равно будет сейчас не нужна, и увижу на ней что-то такое, чего никогда не было. Николь, бля, скажет мне картонка, скажет мне то, что будет картонкой, Николь, бля, сударь, бля, да как вы заебали. И откроются красные стены. Всё будет страшно. Всё будет живо.
Нам нельзя без наркотиков, сударь, бля, нельзя без смерти и заблеванного живота, мы не умеем по-другому, у нас воображение - как печень, только не портится от химикатов, оно женится на полимерных цепочках, на полузубой улыбке в темноте, на развалинах домов, где его/её волосы лезут в лицо и сперма как мох. У нас слишком мало времени, того самого времени, которое высыпалось через дырки в голове на рельсы метро и рабочую макулатуру.
Вы же меня понимаете, сударь, бля. Без наркотиков теперь никак. Только на них осталось время.
Сударь, бля. Возьмите эту картонку. На ней ничего не написано, так и на моей тоже, может быть, у вас есть маркер? Тогда мы просто напишем, что сударь, бля, уделите секундочку времени. Особого времени. Вам не убудет.
Николь, бля, заткнись и держи картонку. Сколько нас таких, бля, с голой жопой на паперти. Как в общественном сортире модели желобок-вдоль-стены. Простите, мсье, здесь не занято? Чудная погодка, мсье. И далее в том же духе. Главное не думать о себе как об индивидуальности. Пока есть картонки, у нас есть шанс.
Сударь, бля. Уделите секунду вашего драгоценного времени… Куда, бля. Секунду, я говорю. Драгоценного. Кончайте совать нам под нос ваше обычное время.