Александр Мень и Александр Шмеман
Продолжаю цикл статей, посвященных отцу Александру Меню. Пока некритически и почти без собственных комментариев выкладываю чужие работы. Надеюсь, скоро напишу и выложу свое.
А пока интересная статья -сравнение наследия двух отцов Александров -Меня и Шмемана. Как всегда, самые понравившиеся места, а полная версия здесь
Определиться с наследием отца Александра важно как для дальнейшей судьбы его трудов, так и для потенциальной канонизации отца Александра.
Вопрос о наследии о.Александра особенно остро встает в связи с дальнейшей судьбой русского «церковного либерализма», но в первую очередь - в связи с его возможной
канонизацией. Гибель о.А.Меня - при любом отношении к нему - является смертью страстотерпца, так как он был убит как православный священник, что убийцам должно было быть известно. Почитание о. Александра в качестве святого уже в течение многих лет достаточно широко распространено среди его духовных чад. Однако этого недостаточно для полноценного церковного признания его святости, так как встает вопрос о ег наследии. Здесь может быть два ответа: либо наследие и вся деятельность канонизируемого человека признается полностью православной, либо сомнительные моменты соответствующим образом комментируются. Так, при канонизации Царя-Мученика было оговорено, что во внимание принимается в первую очередь не царствование, но сама смерть и непосредственно предшествующий ей период. У многих отцов церкви было в учении нечто, с верой церкви расходящееся. Иногда это достигало достаточно опасной грани: мы до сих пор не знаем, был ли Псевдо-Дионисий Ареопагит православным, или же он был монофизитом. Однако неоднозначные места его писаний были в православном духе истолкованы св.Максимом Исповедником, и этот комментарий сделал ареопагитический корпус полностью приемлемым для православного мира, а святость его автора - несомненной. Если есть проблема с наследием о. А. Меня, то именно на его духовных чадах и последователях лежит долг признать это, исследовать и, в конце концов, сделать его приемлемым для аутентичного христианского сознания.
Два отца Александра: жизненный путь и посмертная судьба трудов.
Разница между ними лучше всего видна в посмертной судьбе их наследия. При всей неоднозначности некоторых текстов и мнений о.А.Шмемана, его наследи принято ерковью. Многие его книги еще при жизни были переведены почти на все языки, на которых сегодня говорят православные общины, включая финский и японский. Для Православной церкви в Америке (и, отчасти, для православных во Франции) о.Александр является одним из «столпов» В отношении о.А.Меня отнюдь нельзя сказать, что его наследие церковью воспринято, при всей его широкой известности, а также почитании среди духовных чад и множества инославных. Однако, это признание в одном случае и непризнание в другом является скорее симптомом иных, более глубоких различий.
Разное понимани конфессиональности.
Отец А.Мень отнюдь не был сторонником организационного объединения всех конфессий в некую «суперконфессию», но отношение к разным направлениям христианства как к ветвям одного дерева в приведенном отрывке [выше автор приводил цитату отца Александра - А.Е] нельзя не заметить.Позиция о.А.Шмемана в этом вопросе кардинально отлична, и если не знать всей его широты, образованности и открытости, то ее можно было бы назвать узостью и нетерпимостью: « … я все более и более убеждаюсь, - писал о.Александр в одном из своих писем, - что только православие, как истина о Боге, о человеке, о мире, как общее видение космоса, истории, эсхатологии и культуры, можно сегодня противопоставить разложению и умиранию мира, созданного христианством, но от которого он в безумии своем отказался. Но чтобы это противопоставление было действенным, надо чтобы православие снова стало Божественной простотой, Благой вестью в чистом виде, радостью, миром и правдой в Духе Святом».
Учителя и наставники.
«Кто из богословов и писателей оказал на Вас наибольшее влияние? - спрашивали о.Александра Меня в одном интервью. - На первом месте я должен назвать Вл.Соловьева. Хотя многие его воззрения я не разделял, но он был моим настоящим учителем. А уже после него я изучал труды представителей русской религиозной философии. Бердяеву, Флоренскому, Булгакову, Франку, Лосскому и др. я очень многим обязан. Из западных философов в начале моих занятий наибольшее влияние на меня оказали европейские философы докантовского периода, а также Бергсон и Кр.Доусон. Впоследствии, познакомившись с трудами Тейяра де Шардена, я обнаружил в его идеях много для меня близкого. Среди отцов Церкви излюбленными остаются Апологеты, Климент Александрийский и Григорий Богослов».
У о.А.Шмемана тоже есть ответ на вопрос о людях, повлиявших на него: «Мне довелось, по милости Божией, - писал он, - учиться православному богословию в Парижском Богословском Институте у последних представителей, участников и вдохновителей религиозного возрождения начала века, быть свидетелем их огня, их веры, их верности Христу и Его Царству. И я твердо верю, что во тьме уходящего от Бога мира восторжествует их свет, их свидетельство, их видение».
В жизни обоих отцов Александров важное место занимает русское религиозное возрождение начала XX в., оба они являются его «плодом» для второй половины прошлого столетия, один - в России, другой - на Западе. Но при этом о.А.Шмеман воспринял это наследие в его «более церковной» форме, в той, которая положила начало «русскому» варианту западного православия. Для о.А.Меня это направление также имело значение. По его словам, он был ему «многим обязан», однако его путем оказался исходный вариант религиозного возрождения - соловьевский, - но перешедший не в «возвращение к отцам» (прот.Г.Флоровский), а в интерес к западной религиозной философии, часто в таких ее оригинальных формах, как мысль о.Тейяра де Шардена. Здесь речь идет не просто о «круге чтения». О.А.Шмеман, вероятно, лучше о.А.Меня знал западную литературу просто в силу своего трехъязычия и жизни на Западе (несомненно, что он очень хорошо знал французскую литературу, не пропуская ни одной книги), тогда как о.А.Мень, возможно, больше его прочитал русских духовных авторов XIX в. Но речь идет не об «уровне образования», в нем не приходится сомневаться, а о выборе ориентиров в духовном пути, выборе тех людей, которых о.А.Мень и о.А.Шмеман считали своими учителями.
А вот тут не понял. Требует более серьезного исследования.
Воспоминания многих духовных чад говорят о том, что о.Александр сам не любил, и другим не советовал читать Отцов Церкви. «Однажды я пожаловался, - вспоминает М.Завалов, - что не могу читать наши - отечественные - книжки о духовной жизни, хотя и понимаю, что это нужно. Он: У меня - то же самое. Я тоже не люблю их читать. И тут есть определенная причина. Они как будто стремятся создать свою обособленную от жизни среду, где говорят на своем особом языке. Это - эскейпизм. Так Феофан Затворник - современник Пушкина, Гоголя, Тургенева - пишет невиданно устарелым языком, который невозможно воспринимать, несмотря на его духовный опыт... А, скажем, западный епископ и писатель XVII века Франциск Сальский пишет свои книги о духовной жизни, не отставая в языке от современных ему светских писателей...».
О будущем книг Александра Меня.
через книги о.А.Меня множество людей приходит к вере, его книги еще долго будут лучшим введением в Библию на русском языке, однако во «внутрихристианском пространстве» тексты о.Александра служат иной раз неоднозначным руководством. Похоже, сам он это понимал, так как лучшее, что им написано, заканчивается Пятидесятницей: это дохристианские религии, Ветхий Завет, Христос. Не говорит ли это о том, что придя ко Христу и в Церковь, нельзя полностью руководствоватьс лишь го текстами, просто потому, что они на этом обрываются?
А пока интересная статья -сравнение наследия двух отцов Александров -Меня и Шмемана. Как всегда, самые понравившиеся места, а полная версия здесь
Определиться с наследием отца Александра важно как для дальнейшей судьбы его трудов, так и для потенциальной канонизации отца Александра.
Вопрос о наследии о.Александра особенно остро встает в связи с дальнейшей судьбой русского «церковного либерализма», но в первую очередь - в связи с его возможной
канонизацией. Гибель о.А.Меня - при любом отношении к нему - является смертью страстотерпца, так как он был убит как православный священник, что убийцам должно было быть известно. Почитание о. Александра в качестве святого уже в течение многих лет достаточно широко распространено среди его духовных чад. Однако этого недостаточно для полноценного церковного признания его святости, так как встает вопрос о ег наследии. Здесь может быть два ответа: либо наследие и вся деятельность канонизируемого человека признается полностью православной, либо сомнительные моменты соответствующим образом комментируются. Так, при канонизации Царя-Мученика было оговорено, что во внимание принимается в первую очередь не царствование, но сама смерть и непосредственно предшествующий ей период. У многих отцов церкви было в учении нечто, с верой церкви расходящееся. Иногда это достигало достаточно опасной грани: мы до сих пор не знаем, был ли Псевдо-Дионисий Ареопагит православным, или же он был монофизитом. Однако неоднозначные места его писаний были в православном духе истолкованы св.Максимом Исповедником, и этот комментарий сделал ареопагитический корпус полностью приемлемым для православного мира, а святость его автора - несомненной. Если есть проблема с наследием о. А. Меня, то именно на его духовных чадах и последователях лежит долг признать это, исследовать и, в конце концов, сделать его приемлемым для аутентичного христианского сознания.
Два отца Александра: жизненный путь и посмертная судьба трудов.
Разница между ними лучше всего видна в посмертной судьбе их наследия. При всей неоднозначности некоторых текстов и мнений о.А.Шмемана, его наследи принято ерковью. Многие его книги еще при жизни были переведены почти на все языки, на которых сегодня говорят православные общины, включая финский и японский. Для Православной церкви в Америке (и, отчасти, для православных во Франции) о.Александр является одним из «столпов» В отношении о.А.Меня отнюдь нельзя сказать, что его наследие церковью воспринято, при всей его широкой известности, а также почитании среди духовных чад и множества инославных. Однако, это признание в одном случае и непризнание в другом является скорее симптомом иных, более глубоких различий.
Разное понимани конфессиональности.
Отец А.Мень отнюдь не был сторонником организационного объединения всех конфессий в некую «суперконфессию», но отношение к разным направлениям христианства как к ветвям одного дерева в приведенном отрывке [выше автор приводил цитату отца Александра - А.Е] нельзя не заметить.Позиция о.А.Шмемана в этом вопросе кардинально отлична, и если не знать всей его широты, образованности и открытости, то ее можно было бы назвать узостью и нетерпимостью: « … я все более и более убеждаюсь, - писал о.Александр в одном из своих писем, - что только православие, как истина о Боге, о человеке, о мире, как общее видение космоса, истории, эсхатологии и культуры, можно сегодня противопоставить разложению и умиранию мира, созданного христианством, но от которого он в безумии своем отказался. Но чтобы это противопоставление было действенным, надо чтобы православие снова стало Божественной простотой, Благой вестью в чистом виде, радостью, миром и правдой в Духе Святом».
Учителя и наставники.
«Кто из богословов и писателей оказал на Вас наибольшее влияние? - спрашивали о.Александра Меня в одном интервью. - На первом месте я должен назвать Вл.Соловьева. Хотя многие его воззрения я не разделял, но он был моим настоящим учителем. А уже после него я изучал труды представителей русской религиозной философии. Бердяеву, Флоренскому, Булгакову, Франку, Лосскому и др. я очень многим обязан. Из западных философов в начале моих занятий наибольшее влияние на меня оказали европейские философы докантовского периода, а также Бергсон и Кр.Доусон. Впоследствии, познакомившись с трудами Тейяра де Шардена, я обнаружил в его идеях много для меня близкого. Среди отцов Церкви излюбленными остаются Апологеты, Климент Александрийский и Григорий Богослов».
У о.А.Шмемана тоже есть ответ на вопрос о людях, повлиявших на него: «Мне довелось, по милости Божией, - писал он, - учиться православному богословию в Парижском Богословском Институте у последних представителей, участников и вдохновителей религиозного возрождения начала века, быть свидетелем их огня, их веры, их верности Христу и Его Царству. И я твердо верю, что во тьме уходящего от Бога мира восторжествует их свет, их свидетельство, их видение».
В жизни обоих отцов Александров важное место занимает русское религиозное возрождение начала XX в., оба они являются его «плодом» для второй половины прошлого столетия, один - в России, другой - на Западе. Но при этом о.А.Шмеман воспринял это наследие в его «более церковной» форме, в той, которая положила начало «русскому» варианту западного православия. Для о.А.Меня это направление также имело значение. По его словам, он был ему «многим обязан», однако его путем оказался исходный вариант религиозного возрождения - соловьевский, - но перешедший не в «возвращение к отцам» (прот.Г.Флоровский), а в интерес к западной религиозной философии, часто в таких ее оригинальных формах, как мысль о.Тейяра де Шардена. Здесь речь идет не просто о «круге чтения». О.А.Шмеман, вероятно, лучше о.А.Меня знал западную литературу просто в силу своего трехъязычия и жизни на Западе (несомненно, что он очень хорошо знал французскую литературу, не пропуская ни одной книги), тогда как о.А.Мень, возможно, больше его прочитал русских духовных авторов XIX в. Но речь идет не об «уровне образования», в нем не приходится сомневаться, а о выборе ориентиров в духовном пути, выборе тех людей, которых о.А.Мень и о.А.Шмеман считали своими учителями.
А вот тут не понял. Требует более серьезного исследования.
Воспоминания многих духовных чад говорят о том, что о.Александр сам не любил, и другим не советовал читать Отцов Церкви. «Однажды я пожаловался, - вспоминает М.Завалов, - что не могу читать наши - отечественные - книжки о духовной жизни, хотя и понимаю, что это нужно. Он: У меня - то же самое. Я тоже не люблю их читать. И тут есть определенная причина. Они как будто стремятся создать свою обособленную от жизни среду, где говорят на своем особом языке. Это - эскейпизм. Так Феофан Затворник - современник Пушкина, Гоголя, Тургенева - пишет невиданно устарелым языком, который невозможно воспринимать, несмотря на его духовный опыт... А, скажем, западный епископ и писатель XVII века Франциск Сальский пишет свои книги о духовной жизни, не отставая в языке от современных ему светских писателей...».
О будущем книг Александра Меня.
через книги о.А.Меня множество людей приходит к вере, его книги еще долго будут лучшим введением в Библию на русском языке, однако во «внутрихристианском пространстве» тексты о.Александра служат иной раз неоднозначным руководством. Похоже, сам он это понимал, так как лучшее, что им написано, заканчивается Пятидесятницей: это дохристианские религии, Ветхий Завет, Христос. Не говорит ли это о том, что придя ко Христу и в Церковь, нельзя полностью руководствоватьс лишь го текстами, просто потому, что они на этом обрываются?