О сентябрьском дожде и докторе Споке...
Все-таки неисповедимы пути твои, Господи... Почему-то так странно ты любишь людей, нелогично, словно в покер играешь и походя решаешь, кому какие карты сдать...
Не раз я задумывалась, почему одни из кожи вон лезут, чтобы завести ребенка: есть и достаток в семье, и любовь, и огромное желание любовь свою нерастраченную подарить маленькому существу, ан нет - не дано. И маются бедные, по врачам ходят, деньги немеряные отваливают, только бы своего, кровного, родить. А другие не ходят и не маются - водку жрут да через сифилис в гонорею прыгают, а дома мал мала меньше, грязные, оборванные, а мамка опять с пузом от ковалера своего непутевого... Что за глупая несправедливость? Или же есть что-то, о чем мы сами не знаем, а только руками машем, мол, не должно так быть ...
Девочку-коллегу вчера увезли в хирургию - выкидыш, операция. Не маленькая девочка уже, под тридцать, и детей пока нет... А еще пару дней назад как радовалась, как обзванивала знакомых - мол, коляски нет?
Хорошая девочка, бойкая, работает, как вол, мужика своего бестолкового содержит, ремонт в его квартире недавно отгрохала, машину ему купила... Любовь неземная, мать ее за ногу... Семья у неё дружная, мамы-папы, все в своём уме, работают, да дочкой любуются. Так что рожай, рожай, милая! Будет и кому помочь с пеленками, и денег хватит, и здоровье пока есть...
А я сидела на заднем сидении машины по дороге с работы и наблюдала в зеркале заднего вида лицо ее гражданского мужа, злое, нервное лицо латентного алкоголика с комплексом неполноценности. Одергивал беспрестанно, мол, хватит по телефону болтать, сидишь не ровно, дышишь не тихо... Еле сдерживалась, чтоб не съездить ему по макушке сумкой. И в тот момент подумала я: вот родит она ребенка, хорошего крепкого карапуза с голубыми глазами и богатырским голосом, и будет воспитывать либо одна, либо в соавторстве с этим так называемым "мужчиной", переходя с крика на визг, от тумака к подзатыльнику, от истерике к депрессии... И как-то грустно стало, а сегодня пришла на работу и вот такие невеселые новости узнала, и снова подумалось, что не все так просто в нашем царстве...
Конечно, не все о грустном: были и моменты, когда судьба преподносила совершенно неожиданные подарки. Так моя невестка, в безуспешных попытках забеременеть на протяжении лет пяти, если не больше, пришла на ЭКО и узрела ошеломленные глаза ее лечащего врача: мол, деточка, а ты беременная! Растят с мужем теперь сына, чудное создание с огромными карими глазами и метровыми ресницами. И когда вижу их семейство, глаза радуются...
Мне, конечно, как женщине, как матери, кажется странным, что можно не любить своего ребенка, что можно хотеть от него избавиться - не аборт на раннем сроке - здесь я понимаю, что обстоятельства могут быть сильнее нас, а избавиться от уже родившегося, сдать в детский дом, отдать на воспитание. Дикость, абсурд, нонсенс...
Никогда не забуду самый первый момент, когда я осознала, что жду ребенка: смесь детского удивления двадцатилетней девчонки, щенячьего восторга, взрыв необыкновенных эмоций, но самое главное - это ощущение, что так оно и должно быть, что все идет по строго начерченному плану, пусть даже этот план мне и показали в последнюю минуту. Конечно, здесь важна была и поддержка мужа, принявшего это известие с чуть ли не большим энтузиазмом, и осознание того, что я готова - да-да, именно готова стать матерью, что я готова принять на себя эту отвественность.
В тот момент я, наверное, еще сама не осознавала, но уже понимала интуитивно, что ответственность уже началась, с самой первой минуты, что то маленькое, но уже родное существо внутри меня не только растет и развивается, но и является постоянным свидетелем нашей жизни, не всегда степенной и гладкой. И как-то сами собой в семье прекратились и разговоры на повышенных тонах, и резкие одергивания, и сам голос стал по-кошачьи мягким. Что вы, что вы! Спите спокойно, доктор Спок, оставьте свои книжки тем, кто ищет универсальные ответы на все вопросы - разве женщину можно научить быть матерью? Бог с вами: не надо учить - просто не мешайте ей!
А мешать пытались все - обелохалаченные гестаповки в стенах женских консультаций, работницы сферы социальной защиты, пресловутые заседатели паспортного стола, заставившие пройти процедуру добровольной! дактилоскопии в наказание за несвоевременно оформленную прописку, ненавидящие старухи в общественном транспорте, подозревающие всех и вся в безвременной потере добродетели, одним словом - все те, кто по определению должен делать нашу жизнь уютнее и комфортнее. Впрочем, что нас не убивает, то делает нас сильнее, а маленький наблюдатель из своей утробы слушал и, видимо, понимал, как его уже любят родители, раз проходят через эти круги ада снова и снова, стараясь, тем не менее, всеми правдами и неправдами оградить его от потока равнодушия, злобы и зависти.
Зато вечером можно было валяться на диване и смотреть, как по натянутой коже живота пробегает маленький бугорок чьей-то пяточки, знак, что он нас слышит и понимает. Он, почему он? Может быть она? Нет, здесь вариантов не было, равно как и однозначного ответа УЗИ, я точно всегда понимала, чувствовала, что это ОН, и никто другой. И купленная заранее, вопреки суевериям, коляска синего цвета, и однозначный выбор имени - Иван, все было словно известно, и никак не могло быть иначе.
В день, когда Ванька родился, шел дождь, сентябрьский холодный ливень, накрывавший пешеходов исподтишка со спины, забиравшийся под подол и норовивший плеснуть воды за шиворот. Вдоль тротуаров неслись мутные мусорные реки, а ветер дорывал с веток еще почти зеленые листья. Серые сгорбленные фигуры с зонтами привидениями проносились мимо окон роддома, машины прошмыгивали мимо, старясь скорее вернуться в свои теплые гаражи. Это был самый чудесный день, и иным он быть просто не мог, ни более солнечным, ни менее дождливым и ветреным. Я лежала одна в палате, смотрела в потолок и улыбалась, потом заскучала и пошла гулять. Где-то дальше по коридору раздавался дружный многоглоточный рев отделения новорожденных, в теплом
коридоре у настольной лампы сидела молоденькая медсестра и что-то заполняла в маленьких белых бланках. Окна палат выходили в глухой двор больницы, зато окна в коридоре - прямо на улицу Варварскую, по которой я еще неделю тому назад бегала на работу. Полное спокойствие и умиротворение, как после хорошо проделанной работы, ни суеты, ни посторонних звуков.
Звуки появились позже: сначала одиночный стук в окно первого этажа, откуда-то снизу, с улицы, потом приглушенные оконными рамами крики, потом горсть земли, брошенная в стекло. Я отреагировала не сразу, лекарства еще немного притупляли слух и зрение, потом с непониманием пошла вдоль довольно длинного коридора в поисках того окна, к которое кто-то безуспешно пытался достучаться. И тут я его увидела.
Он стоял под немилосердно хлещущим дождем в распахнутой настежь куртке, вода лилась с его длинных кудрявых волос, из одной руки торчал невразумительный цветочный веник, а из другой бутылка минералки. На мокром небритом лице было написано абсолютное, совершенное, неподражаемое, невероятное счастье, познать которое возможно, видимо, только клиническим идиотам и нетрезвым отцам долгожданных новорожденных сыновей. Рядом стоял друг детства, не менее мокрый, нетрезвый и смешной, и тщетно пытался удержать Сережку и себя в вертикальном положении. Два ну совершенно не стойких и абсолютно не оловянных солдатика - пожалуй, самая замечательная и смешная скульптурная группа, которую я когда-либо видела!
Дождь продолжал лить, прохожие куда-то стремительно бежать по своим делам, машины обгонять друг друга, разбрызгивая грязь и заливая тротуар, ветер ощипывал последние зеленые листья с почерневших стволов, а мы стояли по разные стороны окна и просто хохотали, глядя друг на друга. Смешные дети, в одночасье ставшие родителями...