Добровещие гаги и чайки, которые забыли птичью скромность. Соловки, 1835 год
Глазастый prokhozhyj откопал неведомый мне ранее (а это уже мало кому удается) очаровательный кусочек про гаг:
"Плаватели замечают полет гаги: откуда она летит, туда скоро повеет ветер, - примечание довольно странное, но сколько мог я заметить столько же и справедливое. С радостию поверил бы я полету добровещей гаги..."
Это отрывок из сочинения Якова Озерецковского «Плавание по Белому морю и Соловецкий монастырь», СПб., 1836. Небольшой его фрагмент опубликован в альманахе "Соловецкое море". И, конечно, после "добровещих гаг" я полезла искать полный текст. Тем более, что Яков Озерецковский был сыном академика Николая Яковлевича Озерецковского - автора первой русской публикации о гагах и первых русских предложений об охране гаг.
Найденный полный текст Якова Озерецковского больше упоминаний о гагах не содержал, но оказался столь очаровательным, что я тут же утащила его к себе на сайт. Совсем небольшой (54 стр.) текст прелестен уже одним только стилем, благодаря которому читать его - чистое наслаждение, даже если тебе совершенно наплевать на Соловки и Север в целом.
"Знаете ли, почтенный читатель, что такое скука? - Может быть вы думаете что я намекаю на свой журнал? - Согласен, хотя совсем не о том думал в эту минуту. Скука, - это морское чудовище, и, если вам скучен рассказ о морском путешествии, то легко можете вообразить, каково было мне бороться с этим чудовищем! Но, к несчастию, оно амфибия: вы найдете скуку и в сухопутных статьях, а потому я просил бы вас, хоть для перемены, остаться со мною на море, вытерпеть качку и штиль, а между тем я расскажу что-нибудь, в ожидании попутного ветра".
Описание же соловецких чаек - совершенный шедевр, прямо какой-то привет Тинбергену с Соловков 1835 года.
"Как будто очарованный простоял я минуту под низким и мрачным сводом, и потом, сделав несколько шагов, вдруг переброшен был из одного очарования в другое: - я очутился в царстве птиц! Это явление было так неожиданно и странно, что я протирал себе глаза, чтобы удостовериться не обманывает ли меня воображение, не бред ли это сна, или я перенесен в волшебную страну, где толпы людей превращены в стаи птиц!
Я стоял на обширном монастырском дворе; передо мною возвышались богатыя церкви с колокольнями; вокруг - каменныя трех-этажныя здания. Двор весь заглох травою, по которой в разныя направления протоптаны узкия песчаныя тропинки, и - по всему пространству двора ходили тысячи диких чаек! Одни сидели на яйцах, кормили серых, едва оперившихся птенцов своих; другия кружились в воздухе, и все оглашали двор пронзительными, отвратительными криками! Это стон и плач младенцев, кудахтанье кур, карканье ворон, блеяние овец, кваканье, мычанье, визг, крик и гвалт!
Не вдруг мог я понять, что со мною делается, потому что после перваго неосторожнаго шага за мной пустились бегом несколько чаек, распуская крылья, и с криком разевая отвратительные носы. Без проводника простоял бы я долго на месте, не смея шалохнуться; но по счастью вход в келью к отцу Архимандриту, был в нескольких шагах и я с удовольствием ушел от преследований чаек.
Эти дикия птицы, с незапамятных времен, совершенно овладели монастырским двором, распоряжаются им как неотъемлемым своим владением и вовсе забыли птичью скромность. Они прилетают сюда с весны на лето, преспокойно высиживают детей, и потом, на зиму, улетают под теплое небо. Тогда заменяют их тучи ворон, которыя в свою очередь владеют двором всю зиму, пока не прилетят снова чайки и не выгонят их в леса.
Монашествующие, наблюдая за этими странными летними постояльцами - чайками, заметили удивительныя распоряжения и условия, на которых каждая из них владеет частицей двора во все лето, Весною, явясь на Соловецкие острова, чайки расходятся на стаи, и размежевав двор на большия части, начинают делить на мелкие клочки, для каждаго семейства. Две чайки берут в клювы по небольшой щепке, становятся одна перед другою и бросают щепки прямо перед собой! Третья чайка, в качества свидетеля, стоит в стороне. Потом две делящияся стороны начинают, не сходя с места, кричать и бормотать по своему к брошенным щепкам, и, вдруг замолчав, сбегаются друг с другом, схватываются носами и тянутся в разныя стороны. Этим оканчиваются условия и с тех пор каждая знает границу своего участка. Иной достается квадратный аршин, другой продолговатое местечко по более, или неправильный уголок на разпутии протоптанных тропинок. - Границы известны только чайкам, и уже каждое семейство, под смертною казнию, не осмеливается во все лето ступить на землю соседа. Если же глупый цыпленок по неведению, или ошибкой, перешагнет за условленную черту, то без милосердия бывает заклеван до смерти. Такия жертвы видны во многих местах двора; но за то едва подрастет чайка, уже никаким способом нельзя выгнать ее из границ семейственнаго владения: она кружится обегает вокруг ваших ног и спешит к центру своей земли, зная неизбежную гибель за рубежем своего аршиннаго поля!"
Читать полный текст Якова Озерецковского «Плавание по Белому морю и Соловецкий монастырь», СПб., 1836>>
"Плаватели замечают полет гаги: откуда она летит, туда скоро повеет ветер, - примечание довольно странное, но сколько мог я заметить столько же и справедливое. С радостию поверил бы я полету добровещей гаги..."
Это отрывок из сочинения Якова Озерецковского «Плавание по Белому морю и Соловецкий монастырь», СПб., 1836. Небольшой его фрагмент опубликован в альманахе "Соловецкое море". И, конечно, после "добровещих гаг" я полезла искать полный текст. Тем более, что Яков Озерецковский был сыном академика Николая Яковлевича Озерецковского - автора первой русской публикации о гагах и первых русских предложений об охране гаг.
Найденный полный текст Якова Озерецковского больше упоминаний о гагах не содержал, но оказался столь очаровательным, что я тут же утащила его к себе на сайт. Совсем небольшой (54 стр.) текст прелестен уже одним только стилем, благодаря которому читать его - чистое наслаждение, даже если тебе совершенно наплевать на Соловки и Север в целом.
"Знаете ли, почтенный читатель, что такое скука? - Может быть вы думаете что я намекаю на свой журнал? - Согласен, хотя совсем не о том думал в эту минуту. Скука, - это морское чудовище, и, если вам скучен рассказ о морском путешествии, то легко можете вообразить, каково было мне бороться с этим чудовищем! Но, к несчастию, оно амфибия: вы найдете скуку и в сухопутных статьях, а потому я просил бы вас, хоть для перемены, остаться со мною на море, вытерпеть качку и штиль, а между тем я расскажу что-нибудь, в ожидании попутного ветра".
Описание же соловецких чаек - совершенный шедевр, прямо какой-то привет Тинбергену с Соловков 1835 года.
"Как будто очарованный простоял я минуту под низким и мрачным сводом, и потом, сделав несколько шагов, вдруг переброшен был из одного очарования в другое: - я очутился в царстве птиц! Это явление было так неожиданно и странно, что я протирал себе глаза, чтобы удостовериться не обманывает ли меня воображение, не бред ли это сна, или я перенесен в волшебную страну, где толпы людей превращены в стаи птиц!
Я стоял на обширном монастырском дворе; передо мною возвышались богатыя церкви с колокольнями; вокруг - каменныя трех-этажныя здания. Двор весь заглох травою, по которой в разныя направления протоптаны узкия песчаныя тропинки, и - по всему пространству двора ходили тысячи диких чаек! Одни сидели на яйцах, кормили серых, едва оперившихся птенцов своих; другия кружились в воздухе, и все оглашали двор пронзительными, отвратительными криками! Это стон и плач младенцев, кудахтанье кур, карканье ворон, блеяние овец, кваканье, мычанье, визг, крик и гвалт!
Не вдруг мог я понять, что со мною делается, потому что после перваго неосторожнаго шага за мной пустились бегом несколько чаек, распуская крылья, и с криком разевая отвратительные носы. Без проводника простоял бы я долго на месте, не смея шалохнуться; но по счастью вход в келью к отцу Архимандриту, был в нескольких шагах и я с удовольствием ушел от преследований чаек.
Эти дикия птицы, с незапамятных времен, совершенно овладели монастырским двором, распоряжаются им как неотъемлемым своим владением и вовсе забыли птичью скромность. Они прилетают сюда с весны на лето, преспокойно высиживают детей, и потом, на зиму, улетают под теплое небо. Тогда заменяют их тучи ворон, которыя в свою очередь владеют двором всю зиму, пока не прилетят снова чайки и не выгонят их в леса.
Монашествующие, наблюдая за этими странными летними постояльцами - чайками, заметили удивительныя распоряжения и условия, на которых каждая из них владеет частицей двора во все лето, Весною, явясь на Соловецкие острова, чайки расходятся на стаи, и размежевав двор на большия части, начинают делить на мелкие клочки, для каждаго семейства. Две чайки берут в клювы по небольшой щепке, становятся одна перед другою и бросают щепки прямо перед собой! Третья чайка, в качества свидетеля, стоит в стороне. Потом две делящияся стороны начинают, не сходя с места, кричать и бормотать по своему к брошенным щепкам, и, вдруг замолчав, сбегаются друг с другом, схватываются носами и тянутся в разныя стороны. Этим оканчиваются условия и с тех пор каждая знает границу своего участка. Иной достается квадратный аршин, другой продолговатое местечко по более, или неправильный уголок на разпутии протоптанных тропинок. - Границы известны только чайкам, и уже каждое семейство, под смертною казнию, не осмеливается во все лето ступить на землю соседа. Если же глупый цыпленок по неведению, или ошибкой, перешагнет за условленную черту, то без милосердия бывает заклеван до смерти. Такия жертвы видны во многих местах двора; но за то едва подрастет чайка, уже никаким способом нельзя выгнать ее из границ семейственнаго владения: она кружится обегает вокруг ваших ног и спешит к центру своей земли, зная неизбежную гибель за рубежем своего аршиннаго поля!"
Читать полный текст Якова Озерецковского «Плавание по Белому морю и Соловецкий монастырь», СПб., 1836>>