Жизнь и смерть Дальнезеленецкой биостанции
Сказать об этом что-то новое затруднительно. О судьбе Дальнезеленецкой биостанции писано-переписано, в том числе, и мной. В сети вы найдете мильон фотографий впечатляющей разрухи. Фотографии строительства станции 1936-39 гг. и ее жизни в период расцвета можно посмотреть здесь и здесь. Пожалуй, единственное, что отличает меня от остальных описателей и фотографов, это те эмоции, которые я испытывала, увидев наконец в реальности место, о котором столько писала.
Даже не знаю, с чем сравнить это чувство. С пребыванием на кладбище? Нет, не так. На кладбище намного спокойнее, нет такой боли и обиды. Дело в том, что я знакома со многими людьми, работавшими в Зеленцах в период их расцвета, я расспрашивала этих людей, записывала их воспоминания. Воспоминания эти может прочесть каждый (здесь и здесь), но письменный текст не в силах передать интонации, жесты, глаза рассказчиков. А я все их помню, и пока я бродила среди нынешней разрухи, в голове у меня все время звучали голоса этих людей. И это самое большее, что я могу попробовать вам передать: то, что я видела, и то, что слышала. Вперемешку, как оно было.
Рассказывает Энгелина Абрамовна Зеликман. Работала на биостанции в Дальних Зеленцах (с 1958 г. ММБИ), сначала ст.лаборантом, впоследствии ст.н.с., зав. лаб. планктона, ученый секретарь, и.о. директора. Годы работы в Зеленцах: 1953-1964.
Это был поселок на берегу моря, насчитывавший человек 600, из которых 250 относились к штату академического учреждения, работа которого была связана с морской биологией.
Было в основном четрые здания. Сам институт, (да, еще электростанция), потом жилой дом, где жили сотрудники, потом еще один жилой дом, где жили тоже сотрудники младше рангом и работники станции. Прежде всего, электрики и часть команды. Это было довольно кучно. Несколько метров, и расстояние между домами покрыто. И тот, и другой дом стояли на берегу озера Промерного. А их задние стены выходили в бухту Оскара. Строго говоря, дом научных работников, в котором я жила, стоял над бухтой Оскара. Наружная стена этого дома уходила под воду. Когда были большие шторма, то ко мне на второй этаж залетали брызги волн. А грохот стоял невозможный, посуда тряслась. Было ощущение того, что ты на корабле.
Кроме вышеописанного было здание бани. Оно тоже было построено до меня. А потом, уже при нас было построено второе здание, где детей мыли… В общем, с разным расписанием, чтоб могли мыться моряки с судов и люди, работающие в разные смены. Одним словом, по дням, когда бани топили, это было обычно 2 или 3 раза в неделю, то мылись посменно. Мужчины, женщины, люди с другого производства, потом мыли детей из детского сада, если матери не успевали. И баня была на счету биостанции, мы платили за нее, мы ее содержали
Библиотека пополнялась текущими, в основном международными изданиями. Я вступила в переписку с некоторыми библиотеками старинных уважаемых биологических станций во Франции, в Италии, в Японии, в Англии. Объяснила им, кто мы такие, по большей части нас знали. И просила присылать труды. Не было библиотеки, которая бы нам отказала. И присылали совершенно бесплатно. Мы соответственно, если у нас что-то выходило, им посылали тоже.
Вам интересно то, что я рассказываю? Или я слишком ухожу в эмоциональные оценки? Я просто очень любила Зеленцы. Любила и ценила очень, и там было много хороших людей.
Рассказывает Анна Всеволодовна Успенская, доктор биологических наук, ведущий научный сотрудник лаборатории цитологии одноклеточных организмов Института цитологии РАН. Годы работы в Зеленцах: 1948-1952.
В одном из домов («административном») были небольшие квартирки, 1-2 комнатки и кухня, и там жили все наши завы: Полянский, Камшилов, Черновская и др., а также сотрудники с детьми. Следующий за банно-прачечным, это был студенческий дом. В 48-м году мы там жили на втором этаже, а первокурсники на первом. Их комната называлась «Хохмальная».
У нас в Зеленцах была хорошая библиотека. Библиотекой заведовала Лиля, местная жительница. По-моему, просто со школьным образованием девочка, но очень аккуратненькая. Там книги были чудные, Сарс, - определитель ракообразных.… и много других ценных книг. В библиотеке стояли коллекции, рыбы в стеклянных цилиндрах.
У нас была очень хорошая система семинаров, организованная Камшиловым и Полянским. Раз в месяц мы получали журналы, в том числе и иностранные, немецкие, английские. Нам с Гелой поручали, по всей полученной с очередным рейсом парохода литературе (не только по паразитологической), делать обзор, что нас, конечно, сильно развивало. Во-первых, на разных языках, во-вторых, охват шире, чем просто паразитология, ихтиология или гидробиология. Ю.И. Полянский всегда говорил, это его коронная фраза была: «Уважающий себя ученый должен знать как минимум три языка». Я более или менее знала английский. Когда-то учила немецкий, но конечно во время войны им не занималась. Но все-таки начатки были, и кое-что я могла. Французским языком я в детстве немножко с дядей занималась, так что простой научный язык осилить могла. Но все же в основном приходилось пользоваться словарем. В основном журналы приходили немецкие и английские, больше всего английских. Что-то Ю.И. нам помогал. Где-то надо было целые статьи перевести, где-то только резюме. Это, конечно, развивало и язык, и кругозор.
Рассказывает Лев Иванович Москалев - кандидат биологических наук, старший научный сотрудник Института океанологии РАН. Время работы в Зеленцах: 1957-1960.
Библиотека там была замечательная. В библиотеке была уйма изданий с автографами Нансена, чего там только не было. По морфологии животных - Ливерпульская серия называлась, она была, потом руководство Кикенталя и Крумбаха, основная литература по кишечнополостным была вся, дерюгинские работы, все было в разных изданиях, все было подобрано. Дерюгин начинал собирать библиотеку, Дерюгин то уж толковый человек был. Потом были коллекции. Например, работала Тамара Семеновна Пергамент до меня. Она составила эталонную коллекцию полихет, в которую я что-то добавлял. Я потом спрашиваю: Куда все делось? - Даже не знают, куда. Эталонные коллекции были прекрасные. За годы существования сколько всего набралось хорошего!
Был музей. Николай Иванович Широколобов, официальная его должность была хранитель музея. Маленький был, две комнаты, но музейчик. Много всего было. Это еще привезли препараты кое-какие от Дерюгина. Там карта моря, препараты, животные всякие, редкости. Сельдяной король был, например. Не знали как лучше, сделали такой оцинкованный гроб, он в формалине лежал под стеклом. Я экскурсии водил. Как новобранцы приходят на заставу, куда культурное мероприятие? - в музей. Там принимали рыбу, был посольный цех. С СРТ звонок: «Примите экскурсию». В неделю обязательно экскурсия была. У меня даже есть фотография с группой экскурсантов. Молодые солдатики, потом они по второму разу, потом: мы вот ходили, на берегу валялось, это что? - Потом посмотрим в музее.
Плимутский журнал получали, у него обложка была другая, с Плимутской станцией на обложке, голубой такой. Еще что-то. Вся необходимая литература, вся была. Можно было даже письмо за границу написать, и дальнезеленецкая почта принимала. Я писал, и мне присылали оттиски.
Хорошо там было. Танцы, клуб был. Поселковый клуб. Танцы под радиолу. Что ты! Вальс-бостон, приз - бутылка шампанского. Драки после танцев, все как положено. Художественная самодеятельность на праздники, сборные концерты.
А в Зеленцах бросили все. Там вандализм сплошной. Матишову прощения нет за это. Нельзя так делать. Надо было как-то законсервировать, поставить охрану, но нельзя так с жилым фондом обращаться. Ну да, тяжелые годы наступили, но надо было хоть какое-то минимальное решение принять, а не губить. Это такое типичное русское: создать с огромным трудом, а потом в момент засрать.
Рассказывает Кирилл Михайлович Хайлов - доктор биологических наук, научный сотрудник отдела функционирования морских экосистем Института биологии южных морей им. А. А. Ковалевского Национальной академии наук Украины. Годы работы в Зеленцах: 1959-1962.
Как это все тогда выглядело, что я там застал в 1959 году? У института был небольшой деревянный причал. Потом правее построили большой железный причал на понтонах.
Когда появился институт, местное население стало ориентироваться на работу в институте. Часть домиков в поселке еще пустовала. В начале, когда в институте увеличилось количество сотрудников, по-моему, даже часть сотрудников эти домики пустующие занимали. А потом институт построил свои. Когда я приехал, было старое здание станции, были сараи - небольшие хозяйственные постройки института. К этому же времени относится Белый дом, для сотрудников и банно-прачечный дом. В доме, построенном для молодых сотрудников, внизу был спортзал, магазины, промтоварный и продовольственный, а второй этаж - жилые комнаты.
Зимой там не было скучно. Там была школа. Учительницы в школе - это жены пограничников, и какая-то стояла воинская часть с локаторами, жены офицеров. Так что и внешняя публика, ну и молодежный состав. Как раз в ту пору когда я был, молодежи было много, М.М.Камшилов об этом позаботился, и профессора Ленинградские привозили, так что там было шумно и весело. И тип отдыха совершенно не тот, что сейчас. Был там спортзал, и он работал, там все снаряды были.
Представьте себе, когда это все работает, все ухожено, как там было хорошо! Белый дом еще был белым, он был покрашен. Желтый дом - был желтым, он был покрашен желтой краской, все было живое. И люди, которые там жили, они все это любили. Или это были постоянные сотрудники, или люди вроде меня, которые случайно попали в это место и к нему приникли, или аборигены.… И прелесть этого места… Вы видите - это прелестно. К этой природе я пристал, прирос. Вот есть такие места на Черном море, но разве есть такие просторы, никем не занятые!...
Рассказывает Александр Григорьевич Черницкий - ихтиолог, доктор биологических наук. С 1983 по 1994 г. - научный сотрудник ММБИ, зав. Лабораторией биологии лососевых рыб.
К началу 1990-х годов вопрос о переезде ММБИ из Зеленцов в Мурманск был уже практически решен. И если научный состав мог рассчитывать на получение жилья и работы в Мурманске, то обслуживающий персонал из коренных жителей понимал, что на их должности в Мурманске найдутся мурманчане. Да и те зеленчане, что не были прямо связаны с Институтом, понимали, что с потерей градообразующего предприятия, которым был для Зеленцов ММБИ, поселку придет конец.
P.S. Здание Дальнезеленецкой биостанции нынче имеет статус памятника архитектуры.
/Официально: Здание производственное (лаборатория) Мурманского морского биологического института
Адрес: Дальние Зеленцы, улица Камшилова, 1. Номер объекта: 5130186000
1938 г., начальник строительства В. А. Рубин, гл. инженер П. А. Клюсс/
Говорят, этого статуса добивалось начальство ММБИ, в надежде, что под него будут выделены деньги на содержание зданий. Статус дали, а деньги - нет...
Даже не знаю, с чем сравнить это чувство. С пребыванием на кладбище? Нет, не так. На кладбище намного спокойнее, нет такой боли и обиды. Дело в том, что я знакома со многими людьми, работавшими в Зеленцах в период их расцвета, я расспрашивала этих людей, записывала их воспоминания. Воспоминания эти может прочесть каждый (здесь и здесь), но письменный текст не в силах передать интонации, жесты, глаза рассказчиков. А я все их помню, и пока я бродила среди нынешней разрухи, в голове у меня все время звучали голоса этих людей. И это самое большее, что я могу попробовать вам передать: то, что я видела, и то, что слышала. Вперемешку, как оно было.
Рассказывает Энгелина Абрамовна Зеликман. Работала на биостанции в Дальних Зеленцах (с 1958 г. ММБИ), сначала ст.лаборантом, впоследствии ст.н.с., зав. лаб. планктона, ученый секретарь, и.о. директора. Годы работы в Зеленцах: 1953-1964.
Это был поселок на берегу моря, насчитывавший человек 600, из которых 250 относились к штату академического учреждения, работа которого была связана с морской биологией.
Было в основном четрые здания. Сам институт, (да, еще электростанция), потом жилой дом, где жили сотрудники, потом еще один жилой дом, где жили тоже сотрудники младше рангом и работники станции. Прежде всего, электрики и часть команды. Это было довольно кучно. Несколько метров, и расстояние между домами покрыто. И тот, и другой дом стояли на берегу озера Промерного. А их задние стены выходили в бухту Оскара. Строго говоря, дом научных работников, в котором я жила, стоял над бухтой Оскара. Наружная стена этого дома уходила под воду. Когда были большие шторма, то ко мне на второй этаж залетали брызги волн. А грохот стоял невозможный, посуда тряслась. Было ощущение того, что ты на корабле.
Кроме вышеописанного было здание бани. Оно тоже было построено до меня. А потом, уже при нас было построено второе здание, где детей мыли… В общем, с разным расписанием, чтоб могли мыться моряки с судов и люди, работающие в разные смены. Одним словом, по дням, когда бани топили, это было обычно 2 или 3 раза в неделю, то мылись посменно. Мужчины, женщины, люди с другого производства, потом мыли детей из детского сада, если матери не успевали. И баня была на счету биостанции, мы платили за нее, мы ее содержали
Библиотека пополнялась текущими, в основном международными изданиями. Я вступила в переписку с некоторыми библиотеками старинных уважаемых биологических станций во Франции, в Италии, в Японии, в Англии. Объяснила им, кто мы такие, по большей части нас знали. И просила присылать труды. Не было библиотеки, которая бы нам отказала. И присылали совершенно бесплатно. Мы соответственно, если у нас что-то выходило, им посылали тоже.
Вам интересно то, что я рассказываю? Или я слишком ухожу в эмоциональные оценки? Я просто очень любила Зеленцы. Любила и ценила очень, и там было много хороших людей.
Рассказывает Анна Всеволодовна Успенская, доктор биологических наук, ведущий научный сотрудник лаборатории цитологии одноклеточных организмов Института цитологии РАН. Годы работы в Зеленцах: 1948-1952.
В одном из домов («административном») были небольшие квартирки, 1-2 комнатки и кухня, и там жили все наши завы: Полянский, Камшилов, Черновская и др., а также сотрудники с детьми. Следующий за банно-прачечным, это был студенческий дом. В 48-м году мы там жили на втором этаже, а первокурсники на первом. Их комната называлась «Хохмальная».
У нас в Зеленцах была хорошая библиотека. Библиотекой заведовала Лиля, местная жительница. По-моему, просто со школьным образованием девочка, но очень аккуратненькая. Там книги были чудные, Сарс, - определитель ракообразных.… и много других ценных книг. В библиотеке стояли коллекции, рыбы в стеклянных цилиндрах.
У нас была очень хорошая система семинаров, организованная Камшиловым и Полянским. Раз в месяц мы получали журналы, в том числе и иностранные, немецкие, английские. Нам с Гелой поручали, по всей полученной с очередным рейсом парохода литературе (не только по паразитологической), делать обзор, что нас, конечно, сильно развивало. Во-первых, на разных языках, во-вторых, охват шире, чем просто паразитология, ихтиология или гидробиология. Ю.И. Полянский всегда говорил, это его коронная фраза была: «Уважающий себя ученый должен знать как минимум три языка». Я более или менее знала английский. Когда-то учила немецкий, но конечно во время войны им не занималась. Но все-таки начатки были, и кое-что я могла. Французским языком я в детстве немножко с дядей занималась, так что простой научный язык осилить могла. Но все же в основном приходилось пользоваться словарем. В основном журналы приходили немецкие и английские, больше всего английских. Что-то Ю.И. нам помогал. Где-то надо было целые статьи перевести, где-то только резюме. Это, конечно, развивало и язык, и кругозор.
Рассказывает Лев Иванович Москалев - кандидат биологических наук, старший научный сотрудник Института океанологии РАН. Время работы в Зеленцах: 1957-1960.
Библиотека там была замечательная. В библиотеке была уйма изданий с автографами Нансена, чего там только не было. По морфологии животных - Ливерпульская серия называлась, она была, потом руководство Кикенталя и Крумбаха, основная литература по кишечнополостным была вся, дерюгинские работы, все было в разных изданиях, все было подобрано. Дерюгин начинал собирать библиотеку, Дерюгин то уж толковый человек был. Потом были коллекции. Например, работала Тамара Семеновна Пергамент до меня. Она составила эталонную коллекцию полихет, в которую я что-то добавлял. Я потом спрашиваю: Куда все делось? - Даже не знают, куда. Эталонные коллекции были прекрасные. За годы существования сколько всего набралось хорошего!
Был музей. Николай Иванович Широколобов, официальная его должность была хранитель музея. Маленький был, две комнаты, но музейчик. Много всего было. Это еще привезли препараты кое-какие от Дерюгина. Там карта моря, препараты, животные всякие, редкости. Сельдяной король был, например. Не знали как лучше, сделали такой оцинкованный гроб, он в формалине лежал под стеклом. Я экскурсии водил. Как новобранцы приходят на заставу, куда культурное мероприятие? - в музей. Там принимали рыбу, был посольный цех. С СРТ звонок: «Примите экскурсию». В неделю обязательно экскурсия была. У меня даже есть фотография с группой экскурсантов. Молодые солдатики, потом они по второму разу, потом: мы вот ходили, на берегу валялось, это что? - Потом посмотрим в музее.
Плимутский журнал получали, у него обложка была другая, с Плимутской станцией на обложке, голубой такой. Еще что-то. Вся необходимая литература, вся была. Можно было даже письмо за границу написать, и дальнезеленецкая почта принимала. Я писал, и мне присылали оттиски.
Хорошо там было. Танцы, клуб был. Поселковый клуб. Танцы под радиолу. Что ты! Вальс-бостон, приз - бутылка шампанского. Драки после танцев, все как положено. Художественная самодеятельность на праздники, сборные концерты.
А в Зеленцах бросили все. Там вандализм сплошной. Матишову прощения нет за это. Нельзя так делать. Надо было как-то законсервировать, поставить охрану, но нельзя так с жилым фондом обращаться. Ну да, тяжелые годы наступили, но надо было хоть какое-то минимальное решение принять, а не губить. Это такое типичное русское: создать с огромным трудом, а потом в момент засрать.
Рассказывает Кирилл Михайлович Хайлов - доктор биологических наук, научный сотрудник отдела функционирования морских экосистем Института биологии южных морей им. А. А. Ковалевского Национальной академии наук Украины. Годы работы в Зеленцах: 1959-1962.
Как это все тогда выглядело, что я там застал в 1959 году? У института был небольшой деревянный причал. Потом правее построили большой железный причал на понтонах.
Когда появился институт, местное население стало ориентироваться на работу в институте. Часть домиков в поселке еще пустовала. В начале, когда в институте увеличилось количество сотрудников, по-моему, даже часть сотрудников эти домики пустующие занимали. А потом институт построил свои. Когда я приехал, было старое здание станции, были сараи - небольшие хозяйственные постройки института. К этому же времени относится Белый дом, для сотрудников и банно-прачечный дом. В доме, построенном для молодых сотрудников, внизу был спортзал, магазины, промтоварный и продовольственный, а второй этаж - жилые комнаты.
Зимой там не было скучно. Там была школа. Учительницы в школе - это жены пограничников, и какая-то стояла воинская часть с локаторами, жены офицеров. Так что и внешняя публика, ну и молодежный состав. Как раз в ту пору когда я был, молодежи было много, М.М.Камшилов об этом позаботился, и профессора Ленинградские привозили, так что там было шумно и весело. И тип отдыха совершенно не тот, что сейчас. Был там спортзал, и он работал, там все снаряды были.
Представьте себе, когда это все работает, все ухожено, как там было хорошо! Белый дом еще был белым, он был покрашен. Желтый дом - был желтым, он был покрашен желтой краской, все было живое. И люди, которые там жили, они все это любили. Или это были постоянные сотрудники, или люди вроде меня, которые случайно попали в это место и к нему приникли, или аборигены.… И прелесть этого места… Вы видите - это прелестно. К этой природе я пристал, прирос. Вот есть такие места на Черном море, но разве есть такие просторы, никем не занятые!...
Рассказывает Александр Григорьевич Черницкий - ихтиолог, доктор биологических наук. С 1983 по 1994 г. - научный сотрудник ММБИ, зав. Лабораторией биологии лососевых рыб.
К началу 1990-х годов вопрос о переезде ММБИ из Зеленцов в Мурманск был уже практически решен. И если научный состав мог рассчитывать на получение жилья и работы в Мурманске, то обслуживающий персонал из коренных жителей понимал, что на их должности в Мурманске найдутся мурманчане. Да и те зеленчане, что не были прямо связаны с Институтом, понимали, что с потерей градообразующего предприятия, которым был для Зеленцов ММБИ, поселку придет конец.
P.S. Здание Дальнезеленецкой биостанции нынче имеет статус памятника архитектуры.
/Официально: Здание производственное (лаборатория) Мурманского морского биологического института
Адрес: Дальние Зеленцы, улица Камшилова, 1. Номер объекта: 5130186000
1938 г., начальник строительства В. А. Рубин, гл. инженер П. А. Клюсс/
Говорят, этого статуса добивалось начальство ММБИ, в надежде, что под него будут выделены деньги на содержание зданий. Статус дали, а деньги - нет...
