28 декабря 2013: какой-то Ивановой минула сотня лет…
Не так давно я писала об Ольге Михайловне - одной из самых прекрасных женщин, каких мне повезло повстречать. И вот...
Оригинал взят у olnud в 28 декабря 2013: какой-то Ивановой минула сотня лет…
Когда она родилась, Эйнштейну было 35, а Сент-Экзюпери минуло 13. Ровно через 7 месяцев началась Первая Мировая. Скрестив пальцы, ждал этой даты - ведь, не так давно на сотом году жизни ушли А.Л. Тахтаджяна и Б.И. Соколов. Итак, сегодня Ольге Михайловне Ивановой-Казас исполнилось 100 лет. Об Ольге Михайловне можно почитать здесь:
http://littorina.narod.ru/umba/Ochevidci/001.html
http://www.biosphere21century.ru/users/show/307
http://www.spbumag.nw.ru/2004/06/3.shtml
Но я хотел бы предоставить слово самой О.М.
Я родилась 15/28 декабря 1913 г в СПб. Моим отцом был военный врач Михаил Ильич Казас, мать - сестра милосердия Александра Александровна Ряшенцева. Во время 1-й Мировой и Гражданской войны отец работал в прифронтовых госпиталях, и нам часто приходилось менять место жительства. В 1922 г отец демобилизовался, и мы стали жить в Евпатории.
[Дед О.М. - Илья Ильич Казас, известный караимский просветитель. Сама Ольга Михайловна на ½ караимка]
В 1930 г я окончила среднюю школу, а в 1931 г поступила в ЛГУ, причем меня сразу приписали к каф. Зоологии беспозвоночных, которой заведовал проф. Валентин Александрович Догель. Это был крупный ученый (впоследствии он стал членом-корреспондентом АН), прекрасный педагог, очень внимательно и участливо относящийся к студентам. А моим непосредственным руководителем был доцент Андрей Петрович Римский-Корсаков - немного чудаковатый, но тоже очень хороший человек. Их обоих я всегда вспоминаю с чувством глубокой симпатии и с благодарностью. Недавно я опубликовала статьи с воспоминаниями о них.
Еще в студенческие годы я стала особенно интересоваться эмбриологией. Поэтому темой моей дипломной работы послужило развитие беломорской Асцидии Dendrodoa grossularia. А в 1936 г в журнале "Природа" (№ 8) была опубликована и моя первая научная статья, посвященная явлению неотении.
[О.М. до сих пор пишет русские названия групп животных с большой буквы - на дореволюционный манер]
После окончания университета я поступила в аспирантуру в отдел морфологии Всесоюзного Института экспериментальной медицины. Заведовал этим отделом проф. А.А. Заварзин, а моим руководителем был самый значительный эмбриолог того времени - проф. Петр Павлович Иванов. Но П.П. был не из тех руководителей, которые дают своим подопечных четкий план работы и регулярно проверяют его выполнении, однако я уже не нуждалась в подобном руководстве, так как хорошую школу прошла еще в университете, да и тема моей предполагаемой диссертации была продолжение моей дипломной работы.
Еще в годы аспирантуры я вышла замуж за ассистента каф. Зоологии беспозвоночных Артемия Васильевича Иванова (ниже я его буду называть АВИ). Это был во всех отношениях очень удачный союз, так как наши научные интересы часто соприкасались.
В 1940 г я защитила кандидатскую диссертацию на тему «Признаки гистологической дифференцировки при развитии асцидии Dendrodoa grossularia». После этого П.П. Иванов предложил мне место ассистента на руководимой им кафедре Общей биологии во 2-м мединституте.
В программу общей биологии для медиков входила не только зоология, и мне пришлось вспомнить также законы наследственности, что такое биосинтез и многое другое. Первый год моей педагогической работы прошел вполне благополучно.
А по научной части я решила заняться эмбриологией Млекопитающих и даже успела погубить несколько симпатичных белых мышек, о чем я очень жалею, так как работу в этом направлении вскоре пришлось прервать - ведь летом 1941г началась Великая Отечественная война.
Описывать тяготы жизни в блокадном Ленинграде я не буду, но коснусь обстановки, сложившейся на нашей кафедре. Из-за отсутствия городского транспорта ослабевший П.П. Иванов вскоре перестал посещать кафедру, а доцент Д.М. Штейнберг перешел на работу в лаборатории военного госпиталя. Ассистент В.Л. Вагин, который жил очень далеко, приходил на кафедру только раз в месяц для получения зарплаты и продуктовых карточек, а другой ассистент (С.М. Розанов) умер от дистрофии. Короче говоря, вскоре на кафедре осталась только я, лаборантка Р.Е Альбова и уборщица. Впрочем, и студентов стало совсем немного, так как все мальчики ушли на фронт, а многие девочки ослабели и перестали посещать занятия. Все-таки мне удалось более или менее благополучно провести весь курс общей биологии, который приходился на первое учебное полугодие.
В начале 1942-го г была налажена «дорога жизни» по льду Ладожского озера. Университет, где работал АВИ, начал эвакуировать оставшихся преподавателей и студентов. Я решила эвакуироваться вместе с АВИ и уволилась из мединститута.
Мы выехали из Ленинграда в первых числах марта. Наш университет обосновался на базе Саратовского университета. Из преподавателей нашего биофака в Саратове оказались проф. энтомологии Б.Н. Шванвич, гидробиолог Е.Ф. Гурьянова и кое-кто из физиологов. Сначала я находилась на положении иждивенки, а потом меня зачислили ассистентом на кафедре Зоологии беспозвоночных; это был акт чистой благотворительности, так как бывших студентов-биологов почти не оказалось, а новых не принимали.
Хотя летом нас иногда посылали в колхоз на сель-хоз. работы, у нас было много свободного времени. АВИ привез из Ленинграда значительную часть своих научных материалов, завершил их обработку и защитил докторскую диссертацию. А я, посоветовавшись со Шванвичем, решила заняться эмбриологией малярийного комара. Я изучила в библиотеке литературу по эмбриологии насекомых, а также собрала и зафиксировала довольно много кладок этого комара. Однако условий, необходимых для обработки этих материалов, в Саратове не было.
В 1944 г после прорыва Ленинградской блокады наш университет вернулся домой, и я смогла продолжить, завершить и опубликовать эту работу. Сама по себе эта статья не представляла особенного теоретического или практического интереса, но она послужила подготовительной ступенью к целой серии гораздо более интересных работ, посвященных эмбриологии Наездников. Их зародыши и личинки развиваются как эндопаразиты за счет насекомого-хозяина и в их индивидуальном развитии происходят интересные адаптивные изменения, сходные с таковыми у живородящих Насекомых. Мне удалось проследить развитие 10-и видов Наездников, и в 1959-м г. я защитила докторскую диссертацию, материалы которой изложены в монографии «Очерки по сравнительной эмбриологии перепончатокрылы» (1961).
Но еще до этого (в 1955 г) зав. кафедрой Эмбриологии ЛГУ проф. Борис Петрович Токин предложил мне место доцента на своей кафедре с тем, чтобы я читала там курс сравнительной эмбриологии беспозвоночных животных. Сам Токин был человеком артистического склада и хорошим организатором; он сумел почти на пустом месте создать кафедру с большим количеством сотрудников и студентов. А как ученый он был скорее талантливым дилетантом. Его предложение я охотно приняла, так как у "беспозвоночников" читались спецкурсы, посвященные преимущественно проблемам паразитологии, которые меня мало интересовали.
Работа на каф. Эмбриологии значительно расширила и мой научный кругозор. Там я познакомилась с проблемами и результатами экспериментально-эмбриологических исследований. А главным направлением научной работы на этой кафедре было изучение восстановительных процессов, т.е. регенерации и так называемого "соматического эмбриогенеза". Эти явления тесно связаны и с бесполым размножением, при котором индивидуальное развитие очень сильно отличается от обычного. Поэтому я начала читать курс бесполого размножения у животных.
После защиты докторской диссертации я вернулась к своей "первой любви" - к Асцидиям и другим Туникатам, которым между прочим, свойственно 5 различных способов бесполого размножения, колониальность, а также сложные и разнообразные жизненные циклы. Для сбора интересующих меня материалов я несколько раз в сопровождении студентов-практикантов ездила на Дальний Восток. Обычно мы работали на базе рыбозавода на о. Путятин. В результате было опубликовано несколько статей, посвященных Асцидиям Botrylloides, Distaplia и др. Кроме того, АВИ, который участвовал в нескольких экспедициях "Витязя", тоже подбрасывал мне иногда интересные материалы.
Литературным результатом моей педагогической деятельностиявилоь явилась публикация 6 книг, посвященных сравнительной эмбриологии разных групп беспозвоночных (1975, 1977 а, 1977б, 1978, 1979 и 1981) и монография «Бесполое размножение животных» (1977).
Кроме того, у меня опубликовано много статей, посвященных различным вопросам эволюционной эмбриологии и филогении (происхождению Многоклеточных животных, происхождению и эволюции Хордовых, эволюции типов дробления яйца, эволюции и филогенетическому значению различных личиночных форм и т.д.). Общим результатом анализа литературных данных и размышлений по этим вопросам стала монография "Эволюционная эмбриология животных", опубликованная в 1995 г. Спонсором этой публикации был Институт биологии моря ДВО РАН, за что я выражаю благодарность директору этого института, акад. В.Л. Касьянову, которого я помню еще студентом каф. Эмбриологии ЛГУ.
В общей сложности я проработала в Университете более 50-и лет. Я вышла на пенсию в 1992 (или в 1993?) г. За это время у меня вышло из печати более 170-и статей и книг, большая часть которых была посвящена эволюционной морфологии, но 22 публикации более или менее серьезно касались проблем мифологии. Дело в том, что по состоянию здоровья я потеряла способность самостоятельно посещать библиотеки и следить за новостями науки, и работа по специальности стала для меня слишком трудной. Но сидеть, сложа руки, я тоже не могла, и мне пришлось, выражаясь языком Остапа Бендера, «переквалифицироваться в управдомы». Я с детства интересовалась мифологией и в моей домашней библиотеке оказалось довольно много книг из этой области. Перечитывая их, я рассматривала мифы с зоологической точки зрения. Начала я с небольшой шутливой статьи «Круглый стол по проблеме происхождения русалок», опубликованной в «Биологии моря» (1999). Позднее этот журнал, а также «Природа» часто печатали в апрельских номерах (под разными, иногда вымышленными фамилиями) мои полушутливые статьи по мифологии.
Но я, как говорится, "сидела между двух стульев", так как профессиональные мифологи зоологией не интересуются, а зоологи не относятся к ней серьезно. Поэтому несколько книжонок мне пришлось опубликовать за свой счет небольшим тиражом. Затем я настолько расхрабрилась, что написала более серьезную книгу «Мифологическая зоология», напечатанную издательством СПбГУ в 2004 г.
Кроме того, я начала рисовать иллюстрации к моим сочинениям. Сначала это были русалки и другие химеры, а потом и просто фантастические животные. Мне удалось освоить некоторые приемы рисования с помощью компьютером, и я дала волю своей фантазии. Таким образом, у меня образовалась целая картинная галерея.
Сейчас я иногда снова пытаюсь вернуться к биологии, хотя по ряду объективных и субъективных причин работать мне стало уже трудно. Теперь меня интересуют (и беспокоят) те противоречия, которые возникают при рассмотрении проблем филогении между эволюционными морфологами и молекулярными генетиками. Создание последними клада Ecdysozoa я считаю грубой ошибкой и уже послала соответствующую статью в "Онтогенез". Достижение взаимопонимания между морфологами и "молекулярщиками" стало уже насущной необходимостью.
О.М. Иванова-Казас 1/ II -2013.
Оригинал взят у olnud в 28 декабря 2013: какой-то Ивановой минула сотня лет…
Когда она родилась, Эйнштейну было 35, а Сент-Экзюпери минуло 13. Ровно через 7 месяцев началась Первая Мировая. Скрестив пальцы, ждал этой даты - ведь, не так давно на сотом году жизни ушли А.Л. Тахтаджяна и Б.И. Соколов. Итак, сегодня Ольге Михайловне Ивановой-Казас исполнилось 100 лет. Об Ольге Михайловне можно почитать здесь:
http://littorina.narod.ru/umba/Ochevidci/001.html
http://www.biosphere21century.ru/users/show/307
http://www.spbumag.nw.ru/2004/06/3.shtml
Но я хотел бы предоставить слово самой О.М.
Я родилась 15/28 декабря 1913 г в СПб. Моим отцом был военный врач Михаил Ильич Казас, мать - сестра милосердия Александра Александровна Ряшенцева. Во время 1-й Мировой и Гражданской войны отец работал в прифронтовых госпиталях, и нам часто приходилось менять место жительства. В 1922 г отец демобилизовался, и мы стали жить в Евпатории.
[Дед О.М. - Илья Ильич Казас, известный караимский просветитель. Сама Ольга Михайловна на ½ караимка]
В 1930 г я окончила среднюю школу, а в 1931 г поступила в ЛГУ, причем меня сразу приписали к каф. Зоологии беспозвоночных, которой заведовал проф. Валентин Александрович Догель. Это был крупный ученый (впоследствии он стал членом-корреспондентом АН), прекрасный педагог, очень внимательно и участливо относящийся к студентам. А моим непосредственным руководителем был доцент Андрей Петрович Римский-Корсаков - немного чудаковатый, но тоже очень хороший человек. Их обоих я всегда вспоминаю с чувством глубокой симпатии и с благодарностью. Недавно я опубликовала статьи с воспоминаниями о них.
Еще в студенческие годы я стала особенно интересоваться эмбриологией. Поэтому темой моей дипломной работы послужило развитие беломорской Асцидии Dendrodoa grossularia. А в 1936 г в журнале "Природа" (№ 8) была опубликована и моя первая научная статья, посвященная явлению неотении.
[О.М. до сих пор пишет русские названия групп животных с большой буквы - на дореволюционный манер]
После окончания университета я поступила в аспирантуру в отдел морфологии Всесоюзного Института экспериментальной медицины. Заведовал этим отделом проф. А.А. Заварзин, а моим руководителем был самый значительный эмбриолог того времени - проф. Петр Павлович Иванов. Но П.П. был не из тех руководителей, которые дают своим подопечных четкий план работы и регулярно проверяют его выполнении, однако я уже не нуждалась в подобном руководстве, так как хорошую школу прошла еще в университете, да и тема моей предполагаемой диссертации была продолжение моей дипломной работы.
Еще в годы аспирантуры я вышла замуж за ассистента каф. Зоологии беспозвоночных Артемия Васильевича Иванова (ниже я его буду называть АВИ). Это был во всех отношениях очень удачный союз, так как наши научные интересы часто соприкасались.
В 1940 г я защитила кандидатскую диссертацию на тему «Признаки гистологической дифференцировки при развитии асцидии Dendrodoa grossularia». После этого П.П. Иванов предложил мне место ассистента на руководимой им кафедре Общей биологии во 2-м мединституте.
В программу общей биологии для медиков входила не только зоология, и мне пришлось вспомнить также законы наследственности, что такое биосинтез и многое другое. Первый год моей педагогической работы прошел вполне благополучно.
А по научной части я решила заняться эмбриологией Млекопитающих и даже успела погубить несколько симпатичных белых мышек, о чем я очень жалею, так как работу в этом направлении вскоре пришлось прервать - ведь летом 1941г началась Великая Отечественная война.
Описывать тяготы жизни в блокадном Ленинграде я не буду, но коснусь обстановки, сложившейся на нашей кафедре. Из-за отсутствия городского транспорта ослабевший П.П. Иванов вскоре перестал посещать кафедру, а доцент Д.М. Штейнберг перешел на работу в лаборатории военного госпиталя. Ассистент В.Л. Вагин, который жил очень далеко, приходил на кафедру только раз в месяц для получения зарплаты и продуктовых карточек, а другой ассистент (С.М. Розанов) умер от дистрофии. Короче говоря, вскоре на кафедре осталась только я, лаборантка Р.Е Альбова и уборщица. Впрочем, и студентов стало совсем немного, так как все мальчики ушли на фронт, а многие девочки ослабели и перестали посещать занятия. Все-таки мне удалось более или менее благополучно провести весь курс общей биологии, который приходился на первое учебное полугодие.
В начале 1942-го г была налажена «дорога жизни» по льду Ладожского озера. Университет, где работал АВИ, начал эвакуировать оставшихся преподавателей и студентов. Я решила эвакуироваться вместе с АВИ и уволилась из мединститута.
Мы выехали из Ленинграда в первых числах марта. Наш университет обосновался на базе Саратовского университета. Из преподавателей нашего биофака в Саратове оказались проф. энтомологии Б.Н. Шванвич, гидробиолог Е.Ф. Гурьянова и кое-кто из физиологов. Сначала я находилась на положении иждивенки, а потом меня зачислили ассистентом на кафедре Зоологии беспозвоночных; это был акт чистой благотворительности, так как бывших студентов-биологов почти не оказалось, а новых не принимали.
Хотя летом нас иногда посылали в колхоз на сель-хоз. работы, у нас было много свободного времени. АВИ привез из Ленинграда значительную часть своих научных материалов, завершил их обработку и защитил докторскую диссертацию. А я, посоветовавшись со Шванвичем, решила заняться эмбриологией малярийного комара. Я изучила в библиотеке литературу по эмбриологии насекомых, а также собрала и зафиксировала довольно много кладок этого комара. Однако условий, необходимых для обработки этих материалов, в Саратове не было.
В 1944 г после прорыва Ленинградской блокады наш университет вернулся домой, и я смогла продолжить, завершить и опубликовать эту работу. Сама по себе эта статья не представляла особенного теоретического или практического интереса, но она послужила подготовительной ступенью к целой серии гораздо более интересных работ, посвященных эмбриологии Наездников. Их зародыши и личинки развиваются как эндопаразиты за счет насекомого-хозяина и в их индивидуальном развитии происходят интересные адаптивные изменения, сходные с таковыми у живородящих Насекомых. Мне удалось проследить развитие 10-и видов Наездников, и в 1959-м г. я защитила докторскую диссертацию, материалы которой изложены в монографии «Очерки по сравнительной эмбриологии перепончатокрылы» (1961).
Но еще до этого (в 1955 г) зав. кафедрой Эмбриологии ЛГУ проф. Борис Петрович Токин предложил мне место доцента на своей кафедре с тем, чтобы я читала там курс сравнительной эмбриологии беспозвоночных животных. Сам Токин был человеком артистического склада и хорошим организатором; он сумел почти на пустом месте создать кафедру с большим количеством сотрудников и студентов. А как ученый он был скорее талантливым дилетантом. Его предложение я охотно приняла, так как у "беспозвоночников" читались спецкурсы, посвященные преимущественно проблемам паразитологии, которые меня мало интересовали.
Работа на каф. Эмбриологии значительно расширила и мой научный кругозор. Там я познакомилась с проблемами и результатами экспериментально-эмбриологических исследований. А главным направлением научной работы на этой кафедре было изучение восстановительных процессов, т.е. регенерации и так называемого "соматического эмбриогенеза". Эти явления тесно связаны и с бесполым размножением, при котором индивидуальное развитие очень сильно отличается от обычного. Поэтому я начала читать курс бесполого размножения у животных.
После защиты докторской диссертации я вернулась к своей "первой любви" - к Асцидиям и другим Туникатам, которым между прочим, свойственно 5 различных способов бесполого размножения, колониальность, а также сложные и разнообразные жизненные циклы. Для сбора интересующих меня материалов я несколько раз в сопровождении студентов-практикантов ездила на Дальний Восток. Обычно мы работали на базе рыбозавода на о. Путятин. В результате было опубликовано несколько статей, посвященных Асцидиям Botrylloides, Distaplia и др. Кроме того, АВИ, который участвовал в нескольких экспедициях "Витязя", тоже подбрасывал мне иногда интересные материалы.
Литературным результатом моей педагогической деятельностиявилоь явилась публикация 6 книг, посвященных сравнительной эмбриологии разных групп беспозвоночных (1975, 1977 а, 1977б, 1978, 1979 и 1981) и монография «Бесполое размножение животных» (1977).
Кроме того, у меня опубликовано много статей, посвященных различным вопросам эволюционной эмбриологии и филогении (происхождению Многоклеточных животных, происхождению и эволюции Хордовых, эволюции типов дробления яйца, эволюции и филогенетическому значению различных личиночных форм и т.д.). Общим результатом анализа литературных данных и размышлений по этим вопросам стала монография "Эволюционная эмбриология животных", опубликованная в 1995 г. Спонсором этой публикации был Институт биологии моря ДВО РАН, за что я выражаю благодарность директору этого института, акад. В.Л. Касьянову, которого я помню еще студентом каф. Эмбриологии ЛГУ.
В общей сложности я проработала в Университете более 50-и лет. Я вышла на пенсию в 1992 (или в 1993?) г. За это время у меня вышло из печати более 170-и статей и книг, большая часть которых была посвящена эволюционной морфологии, но 22 публикации более или менее серьезно касались проблем мифологии. Дело в том, что по состоянию здоровья я потеряла способность самостоятельно посещать библиотеки и следить за новостями науки, и работа по специальности стала для меня слишком трудной. Но сидеть, сложа руки, я тоже не могла, и мне пришлось, выражаясь языком Остапа Бендера, «переквалифицироваться в управдомы». Я с детства интересовалась мифологией и в моей домашней библиотеке оказалось довольно много книг из этой области. Перечитывая их, я рассматривала мифы с зоологической точки зрения. Начала я с небольшой шутливой статьи «Круглый стол по проблеме происхождения русалок», опубликованной в «Биологии моря» (1999). Позднее этот журнал, а также «Природа» часто печатали в апрельских номерах (под разными, иногда вымышленными фамилиями) мои полушутливые статьи по мифологии.
Но я, как говорится, "сидела между двух стульев", так как профессиональные мифологи зоологией не интересуются, а зоологи не относятся к ней серьезно. Поэтому несколько книжонок мне пришлось опубликовать за свой счет небольшим тиражом. Затем я настолько расхрабрилась, что написала более серьезную книгу «Мифологическая зоология», напечатанную издательством СПбГУ в 2004 г.
Кроме того, я начала рисовать иллюстрации к моим сочинениям. Сначала это были русалки и другие химеры, а потом и просто фантастические животные. Мне удалось освоить некоторые приемы рисования с помощью компьютером, и я дала волю своей фантазии. Таким образом, у меня образовалась целая картинная галерея.
Сейчас я иногда снова пытаюсь вернуться к биологии, хотя по ряду объективных и субъективных причин работать мне стало уже трудно. Теперь меня интересуют (и беспокоят) те противоречия, которые возникают при рассмотрении проблем филогении между эволюционными морфологами и молекулярными генетиками. Создание последними клада Ecdysozoa я считаю грубой ошибкой и уже послала соответствующую статью в "Онтогенез". Достижение взаимопонимания между морфологами и "молекулярщиками" стало уже насущной необходимостью.
О.М. Иванова-Казас 1/ II -2013.