Чернила
У меня перестала писать ручка. Моя любимая - чёрные чернила, след как от пера. Красивая формой и содержанием. Так и называется - Belle. Писать ей можно без нажима, лишь слегка прикасаясь к страницам. Слова всё равно выходят твёрдыми, хоть и несколько шальными. Но это уже не в ручке дело, это у меня почерк такой. Если задуматься, жизнь у меня такая, а почерк выдаёт её с потрохами.
У меня перестала писать ручка, а я всё скребла ею по бумаге и скребла, потому что я упёртая, как курс евро накануне Нового года. Ты ему - хватит уже, а он тебе кукиш с майонезом и знай себе прёт дальше. Так и я - иду вперёд назло преградам, врагам и Центрбанку, скребу по бумаге, пока не догадаюсь, что из непролазной чащи незазорно свернуть на протоптанную дорогу, а ручку легко развинтить и поглядеть, может, чернила у неё кончились, а, может, терпение.
У меня перестала писать ручка, я её развинтила, посмотрела на остаток чернил. «Полна коробочка», - подумала я, хотела уже было завинтить обратно и продолжить скрести, но не тут-то. Небольшая щель у самого основания задула мне в глаза бесчернильным сквознячком - блеклая утренняя пауза в захватывающем полуночном разговоре, мутный пластик, прозрачность чистого, неисписанного листа. А через три миллиметра - снова густая чернь зимней ночи, пиши меня полностью, хоть испишись вся как сельский копирайтер накануне заката короткой, но яркой карьеры.
У меня перестала писать ручка, я её развинтила, увидела пробел там, где должна была идти сплошняком строка, и что? Машинально, за 30 секунд, где-то в мгновении между семьёй и семью чатами по лавкам, одной рукой укачивая новый проект, другой делая уроки с потенциальными клиентами, я откупорила стержень, засунула его в губы и дунула. Аккуратно дунула, потому что помню, что если дуть сильно, то чернила окажутся на парте, на тетради в клеточку, на домашнем задании, на «союзе нерушимом», на белом фартуке, на чёрном платье, на стульях вокруг и наверняка на линолеуме. И ведь придётся отмывать всё это во время продлёнки - себя, парту, тетрадь, нерушимый союз, фартук, платье, опять себя. Потом вернёшься домой, глядь - а руки опять все в чернилах, и сзади на шее клякса. Это хорошо ещё, если в пенал не протекло.
Аккуратно подула, чернила сползли ниже, заполнив весь пробел, но ни на выдох больше. Закупорила стержень, завинтила ручку, проверила на клочке - сработало!
И потом только поняла, что именно я сделала, и когда я это делала в последний раз.
У меня перестала писать ручка, а я всё скребла ею по бумаге и скребла, потому что я упёртая, как курс евро накануне Нового года. Ты ему - хватит уже, а он тебе кукиш с майонезом и знай себе прёт дальше. Так и я - иду вперёд назло преградам, врагам и Центрбанку, скребу по бумаге, пока не догадаюсь, что из непролазной чащи незазорно свернуть на протоптанную дорогу, а ручку легко развинтить и поглядеть, может, чернила у неё кончились, а, может, терпение.
У меня перестала писать ручка, я её развинтила, посмотрела на остаток чернил. «Полна коробочка», - подумала я, хотела уже было завинтить обратно и продолжить скрести, но не тут-то. Небольшая щель у самого основания задула мне в глаза бесчернильным сквознячком - блеклая утренняя пауза в захватывающем полуночном разговоре, мутный пластик, прозрачность чистого, неисписанного листа. А через три миллиметра - снова густая чернь зимней ночи, пиши меня полностью, хоть испишись вся как сельский копирайтер накануне заката короткой, но яркой карьеры.
У меня перестала писать ручка, я её развинтила, увидела пробел там, где должна была идти сплошняком строка, и что? Машинально, за 30 секунд, где-то в мгновении между семьёй и семью чатами по лавкам, одной рукой укачивая новый проект, другой делая уроки с потенциальными клиентами, я откупорила стержень, засунула его в губы и дунула. Аккуратно дунула, потому что помню, что если дуть сильно, то чернила окажутся на парте, на тетради в клеточку, на домашнем задании, на «союзе нерушимом», на белом фартуке, на чёрном платье, на стульях вокруг и наверняка на линолеуме. И ведь придётся отмывать всё это во время продлёнки - себя, парту, тетрадь, нерушимый союз, фартук, платье, опять себя. Потом вернёшься домой, глядь - а руки опять все в чернилах, и сзади на шее клякса. Это хорошо ещё, если в пенал не протекло.
Аккуратно подула, чернила сползли ниже, заполнив весь пробел, но ни на выдох больше. Закупорила стержень, завинтила ручку, проверила на клочке - сработало!
И потом только поняла, что именно я сделала, и когда я это делала в последний раз.