(no subject)
Всё детство и юность я вела дневник. Начала в больнице, в 12 лет.
В больнице было очень скучно. Дети с туберкулезом лежали здесь месяцами, и я со своей пневмонией и прогнозом «полтора-два месяца на уколах - и домой» считалась счастливицей. Дети дружили палатами, ходили в осенний двор пинать каштановые листья, смотрели по вечерам Санту-Барбару в больничном холле, по ночам бегали мимо спящей нянечки в соседнее крыло. Пионерский лагерь, только с бесконечными медицинскими процедурами, сменой, растянутой на годы, и одним-единственным пожеланием каждому в день рождения: поскорее отсюда выйти.
Приезжала мама с пакетами всякого добра. В пакетах лежали петарды, книги и банки перетёртого с сахаром лимона. Мне было очень скучно, я ночи напролёт выдумывала, чем бы интересным заняться. Полтора месяца! Тогда, в 12 лет, казалось, что в больнице мне предстоит провести лучшие годы жизни. Я просила маму взять для меня в библиотеке учебник по латыни. Перечитывала Ветхий Завет. Разговаривала с девочкой постарше о психологии отношений. В общем, потихоньку сходила с ума.
Однажды я нашла в своих вещах огромную оранжевую тетрадь форматом А4 и толщиной с дом. Кажется, мне привезли её для занятий: в больнице было что-то вроде школы, какие-то редкие уроки. Я написала в тетради, мол, привет, тетрадь, давай знакомиться, меня Сашей звать.
Дневник спас. Каждый раз, когда я переставала чувствовать, как движется время, когда казалось, что эта больница, эти бедные дети, эти уколы, эти каштановые листья теперь навсегда, я открывала оранжевую тетрадь и писала. Слова не заставляли себя ждать.
Меня выписали из больницы в начале октября. Я попрощалась с детьми, пнула напоследок кучку каштановых листьев, и мы уехали на троллейбусе домой. В сумке у меня была оранжевая тетрадь. Впереди - годы жизни, сложившиеся в страницы. Каждый день 9 лет подряд я записывала всё, что происходило со мной, с семьёй, друзьями и с постепенно окружавшим меня миром.
В 21 год слова ежедневности вдруг закончились. Остались тексты, письма, статьи. Появился ЖЖ, потом ФБ. Сохранились логи аськи и вотсапа. Но время уже не было столь цельным, как раньше. Оно растекалось по поверхности жизни, не оставляя за собой чётких следов. Для того, чтобы восстановить последовательность событий, приходилось расчитывать на собственную память и коробку с вещественными доказательствами происходившего.
В 34 года длинных предложений, абзацев и страниц о череде дней всё ещё нет. Но найти по несколько слов в день я смогу. Через 22 года снова начинаю дневник. Целый год, по фразе о каждом дне. В очень маленькой тетради размером с каштановый лист и толщиной с кусок хлеба.
В больнице было очень скучно. Дети с туберкулезом лежали здесь месяцами, и я со своей пневмонией и прогнозом «полтора-два месяца на уколах - и домой» считалась счастливицей. Дети дружили палатами, ходили в осенний двор пинать каштановые листья, смотрели по вечерам Санту-Барбару в больничном холле, по ночам бегали мимо спящей нянечки в соседнее крыло. Пионерский лагерь, только с бесконечными медицинскими процедурами, сменой, растянутой на годы, и одним-единственным пожеланием каждому в день рождения: поскорее отсюда выйти.
Приезжала мама с пакетами всякого добра. В пакетах лежали петарды, книги и банки перетёртого с сахаром лимона. Мне было очень скучно, я ночи напролёт выдумывала, чем бы интересным заняться. Полтора месяца! Тогда, в 12 лет, казалось, что в больнице мне предстоит провести лучшие годы жизни. Я просила маму взять для меня в библиотеке учебник по латыни. Перечитывала Ветхий Завет. Разговаривала с девочкой постарше о психологии отношений. В общем, потихоньку сходила с ума.
Однажды я нашла в своих вещах огромную оранжевую тетрадь форматом А4 и толщиной с дом. Кажется, мне привезли её для занятий: в больнице было что-то вроде школы, какие-то редкие уроки. Я написала в тетради, мол, привет, тетрадь, давай знакомиться, меня Сашей звать.
Дневник спас. Каждый раз, когда я переставала чувствовать, как движется время, когда казалось, что эта больница, эти бедные дети, эти уколы, эти каштановые листья теперь навсегда, я открывала оранжевую тетрадь и писала. Слова не заставляли себя ждать.
Меня выписали из больницы в начале октября. Я попрощалась с детьми, пнула напоследок кучку каштановых листьев, и мы уехали на троллейбусе домой. В сумке у меня была оранжевая тетрадь. Впереди - годы жизни, сложившиеся в страницы. Каждый день 9 лет подряд я записывала всё, что происходило со мной, с семьёй, друзьями и с постепенно окружавшим меня миром.
В 21 год слова ежедневности вдруг закончились. Остались тексты, письма, статьи. Появился ЖЖ, потом ФБ. Сохранились логи аськи и вотсапа. Но время уже не было столь цельным, как раньше. Оно растекалось по поверхности жизни, не оставляя за собой чётких следов. Для того, чтобы восстановить последовательность событий, приходилось расчитывать на собственную память и коробку с вещественными доказательствами происходившего.
В 34 года длинных предложений, абзацев и страниц о череде дней всё ещё нет. Но найти по несколько слов в день я смогу. Через 22 года снова начинаю дневник. Целый год, по фразе о каждом дне. В очень маленькой тетради размером с каштановый лист и толщиной с кусок хлеба.