1942 год Вл. Лидин «Люди из щелей»
Двадцать пять лет создавался новый человек в нашей стране. Выросло новое поколение, не знающее ни подлости прошлого, ни унижения человеческой личности. Большинство людей старшего поколения поняло правду нашего времени, стало строителями и поборниками нового общества.
Но есть еще люди, которые более двадцати лет, как клоны, жили в щелях. Почти четверть века, прикрытые профсоюзными и иными билетами, обвешанные значками Осоавиахима и МОПР, они ходили среди нас с загримированными лицами. Мы в спешке дней принимали этот грим за человеческий облик. Понадобилась война, жестокое испытание, когда с человека сдирается мякоть приспособленчества, когда он должен не обещать, а действовать, и мы впервые за двадцать пять лет увидели их настоящие лица. Осоавиахимовские значки слетели, как погремушки, и подлинный облик врага, разносителя слухов и сплетен, паникера и шептуна, появился в эти грозные дни.
Москвичи прозвали этих людей агентством «ОГГ» («Одна Гражданка Говорила»), Это остроумное прозвище не выражает, однако, существа подобных людей, среди которых не малая часть - агентура врага, распускающая нелепые, ядовитые и подлые слухи: «Немцы сбросили парашютный десант за Крестовской заставой»; «Все железнодорожные пути и узловые станции давно разбомблены»; «Артисты МХАТ при слали в Москву ходока за хлебом»...
С облезлой собачонкой на ременном поводке или с кошелкой за продовольствием они проползают по московским улицам, похожие на выгоревшие фотографии прошлого века, эти шепчущие громкоговорители, эти люди, у которых нет родины и чести и которым все равно, перед кем огибать шею, кому льстить и перед кем! заискивать. Некоторые из них пролезают на заводы и фабрики, чтобы и сюда, в ваши здоровые и мужественные рабочие районы, принести свой зловещий шепоток, свою бактерию клеветы.
...Он входит в шестом часу вечера в московское кафе. В дни, когда батальоны уходят на фронт, он необычно оживлен и торжественен. Его обвислые, как у старого пойнтера, щеки свеже выбриты, на нем крахмальный воротничок с большими углами - мода 1914 года, его голенастые ноги вывертываются на ходу. Он с прискорбием оглядывает посетителей в этом: кафе - советских граждан. Он хотел бы крикнуть официанту: «Человек!», как в былые времена когда, может быть, царская охранка оплачивала его труд провокатора. Он проволочил сквозь 25 лет, свое тощее тело, свою лакейскую привязанность господам, перед которыми можно сгибать подагрические колени... Он сидит за столиком, оглядывает мутным взглядом под красноватыми веками посетителей и победоносно шмурыгает длинным носом с полипами. Что ему родина, честь, судьба русского народа, судьба русской земли? Было бы плачено, а за плату можно расторговать свою поганую душонку, которую четверть века, как куколку бабочки, прятал он под профсоюзным билетом с аккуратно наклеенными марками взносов.
...Кулацкий выкормыш, хмурый детина с хмельными глазами, этот пробрался на московский завод. Он больше всех обычно кричал на собраниях, больше всех горячился, доказывал, стукал себя кулачищем по бычьей груди. Стоило запахнуть в городе войной, тревогой близкого фронта, как именно он со своими нахальными хмельными глазами начал нашептывать, смущать честных рабочих, особенно женщин, став вдруг из рвача подозрительным ходатаем и болельщиком за чужие дела. Мы узнаем в его облике громилу, подлеца и погромщика. В сложные дни войны он хотел бы вызвать замешательство, воспользоваться посеянной паникой и загребастыми руками в рыжей шерсти отхватить «военную добычу», узел, украденный с грузовика, или мешок с продовольствием!...
Тихонький, нейтральный старичок, с постными зализами седых редких волос, любитель кактусов или канареек, в прошлом обладатель домишка где-нибудь в Замоскворечьи или на Таганке, скромный счетовод, аккуратный чинуша. Тем же тихим, вкрадчивым голоском, каким он докладывал начальству о своих счетоводных делах, сеет он сейчас слухи и зловонные сплетни. С клетчатой кошолкой, завсегдатай соседних по его месту жительства молочных, булочных и бакалейных магазинов, он стоит в очереди среди женщин, повествует о последних происшествиях, тут же выдуманных, размноженных и преподносимых, как свидетельство очевидца. Получив свою долю продовольствия, посеяв в легковерных умах сомнения, он так же кротко прошествует домой, к канарейкам, к тихому уюту «совершенно аполитичного» и вполне до поры, до времени «советского» человека.
Доверчиво развесив уши, повторяя непристойные сплетни, иные обыватели, сами того не подозревая, становятся агентурой враждебной и организованной силы. Врагу нужны паника и замешательство. «Мирный гражданин», «нейтральный» старичок, сомнительный рабочий, неопределенные личности, которые двадцать лет ходят в литераторах, но более популярны среди литераторов, как специалисты игры на биллиарде, притихнувшие, притаившиеся обыватели, которые из своих обжитых уголков выпускают бациллу сплетен и паники, - это его, вражеская агентура.
Целые семьи наших лучших людей уходят с батальонами на фронт. Красная Армия героически защищает нашу родину. А в тылу какое-то моральное рванье старается прогрызть здание, которое около 25 лет строилось усилиями всего народа. Что им! родина, великая слава и достоинство русского народа, независимость родной земли, гордый Пушкин... Они никогда не читали его стихов, им было всегда наплевать на родину и русский народ - главное, чтобы их паршивые жизнишки были в безопасности.
Это не русские люди. Россия им не мать. Они недостойны даже лежать в русской земле, эти трусы, сеятели паники, громилы и шкурники. Они вылезли из своих щелей, но ошиблись во времени. Народ, ожесточенно борющийся с врагом, видит мелкоту и подлость вылезших из щелей и сделает все, чтобы не позволить им уйти в щели вторично.
(«Фашистские шпионы», Новосибгиз, 1942, стр. 35-37).
https://ardashevvitaliy.livejournal.com/137420.html
По наводке olegchaginп