Профессор Гагин и Шумахер
Одно из самых сильных впечатлений детства, -- это кладбище.
Городское кладбище (цвинтар) около Чукаливки и кладбище в центре города за драмтеатром, позже переделанное в парк.
Воспоминания довольно яркие и совсем не связаны с печалью и тоской. С момента, когда мы похоронили прабабушку Тасю, бывали мы на могилках (так называли кладбище дедушка и бабушка) регулярно. То возили на могилку прабабушки дёрн (очень ясно помню, как выкапывали его на берегу Быстрицы), то памятник (перегрузили багажник машины выше положенного заготовками), то на поминки приезжали, грустили, смеялись, пели (это кажется тогда дед мне и сказал, чтобы я на его могилке на балалайке сыграл), то прибрать, подровнять, посадить цветочки.
По дроге на кладбище, от поворота на Чукаливку, дед учил меня управлять машиной. Сначала сидя у него на коленках, пока я не доставал до педалей, потом и самостоятельно, но под его присмотром. Дорога до кладбища привела меня в буквальном смысле к умению управлять автомобилем, у некоторых, правда, бывало наоборот, -- ну, пусть земля им будет пухом.
Кладбище старое, обширное. Поездка на кладбище, это не просто поездка к могиле прабабушки, а потом к могиле отца, но ещё и довольно спокойная, размеренная прогулка по самому кладбищу, со спокойными мыслями и разговорами о покойниках, об их жизни и об их смерти.
Кого мы там только не встречали, в смысле покойников. Во-первых все дедушкины знакомые, военные, сослуживцы, во-вторых, -- незнакомые, но знакомые знакомых, их родственники, в-третьих, какие-то люди со смешными или необычными фамилиями. Отдельного внимания заслуживали огромные польские родовые склепы, старого, досоветского образца, перенесённые с кладбища за драмтеатром в центре города.
По каждому из знакомых покойников была рассказана своя история. Как жил человек, при каких обстоятельствах умер. Трагические, внезапные, безвременные уходы из жизни всегда были очень интересны мне, ребёнку и, в некоторой степени, поучительны. Этот вот, к примеру, разбился в военно-транспортном самолёте, тут повествование шло о том, как взлетал борт с семьями лётчиков и высокими чинами и как заходил на посадку ему на встречу истребитель...
Здесь вот, угорел человек, а этот, вот видишь, разбился молодой парень, сын нашего знакомого, памятник так устроен, что последняя ступенька на лесенке из нержавейки, олицетворявшей его жизнь, разорвана, а ступенек всего, кажется, было 32.
А ещё было интересно угадывать, что-же могло произойти с людьми, почему у них дата смерти одинаковая? Это вот семья, трое человек, мать, отец, двое детей, -- день смерти один, -- значит разбились на машине, или сгорели на пожаре, а может утонули? Всегда загадка.
Маленьких детей всегда жалко. Обычно, почти у всех могил, проходя мимо, автоматически упражняясь в арифметике, отнимаешь от года смерти год рождения и, когда оказывается, что там пара, тройка лет становится печально. На такой могилке может запросто оказаться или ангелок объявший крестик, или плачущая Мадонна.
Некоторые могилы были внезапным открытием, -- оказывалось мы и не знали, что человек умер и вот видим, перед глазами его могила, это было всегда довольно грустное зрелище и звучала фраза, оканчивавшаяся, ну к примеру так:"... ну как же так, а?!?" .
Как у любого кладбища, наше было с центральной аллеей. Там нашли свой покой самые-самые из городских жителей, поэтому и надгробия, и вдовы были у покойников самые-самые.
Самым запомнившимся из всех первостепенных покойников почему-то был для меня, да и пожалуй остаётся, профессор Гагiн. Это такой человек, довольно известный в нашем городе, кажется был проректором "Института нефти и газа".
Кто рассказал мне его историю гибели затрудняюсь вспомнить. Но она для меня -- ребёнка была самой нелепой и самой поучительной. Профессор поехал кататься в Карпаты на горных лыжах и там разбился, ударившись головой о дерево. Я и тогда в детстве и сейчас представлял и представляю, как это происходило.
Такой красивый бородатый профессор (на могильном памятнике он с бородой), в красивой вязанной шапке, с улыбкой на лице, плавными зигзагами катит по заснеженному склону. Вздымая вихри снега, искрящегося в лучах карпатского солнца, профессор, наполняя легкие холодным воздухом, вдыхает абсолютную эссенцию счастья, а выдыхает безупречный концентрат радости. И в одно мгновение, вдруг, не успев испугаться, лишь изумлённый внезапным резким толчком, запнувшийся о заснеженный пенёк, профессор бьётся своим красивым покатым лбом о дерево. И всё. Конец.
Я стою у ног его постамента. Голову задираю немного вверх, смотрю на памятник профессору. Берёзы шумят, на кладбище тихо и спокойно. Худощавая фигура профессора Гагiна в скульптуре, как живая, замерла в стремлении сделать шаг назад, уйти от своего будущего, но этот шаг, -- шаг из прошлого в вечность.
Надеюсь Шумахер оклимается.
Городское кладбище (цвинтар) около Чукаливки и кладбище в центре города за драмтеатром, позже переделанное в парк.
Воспоминания довольно яркие и совсем не связаны с печалью и тоской. С момента, когда мы похоронили прабабушку Тасю, бывали мы на могилках (так называли кладбище дедушка и бабушка) регулярно. То возили на могилку прабабушки дёрн (очень ясно помню, как выкапывали его на берегу Быстрицы), то памятник (перегрузили багажник машины выше положенного заготовками), то на поминки приезжали, грустили, смеялись, пели (это кажется тогда дед мне и сказал, чтобы я на его могилке на балалайке сыграл), то прибрать, подровнять, посадить цветочки.
По дроге на кладбище, от поворота на Чукаливку, дед учил меня управлять машиной. Сначала сидя у него на коленках, пока я не доставал до педалей, потом и самостоятельно, но под его присмотром. Дорога до кладбища привела меня в буквальном смысле к умению управлять автомобилем, у некоторых, правда, бывало наоборот, -- ну, пусть земля им будет пухом.
Кладбище старое, обширное. Поездка на кладбище, это не просто поездка к могиле прабабушки, а потом к могиле отца, но ещё и довольно спокойная, размеренная прогулка по самому кладбищу, со спокойными мыслями и разговорами о покойниках, об их жизни и об их смерти.
Кого мы там только не встречали, в смысле покойников. Во-первых все дедушкины знакомые, военные, сослуживцы, во-вторых, -- незнакомые, но знакомые знакомых, их родственники, в-третьих, какие-то люди со смешными или необычными фамилиями. Отдельного внимания заслуживали огромные польские родовые склепы, старого, досоветского образца, перенесённые с кладбища за драмтеатром в центре города.
По каждому из знакомых покойников была рассказана своя история. Как жил человек, при каких обстоятельствах умер. Трагические, внезапные, безвременные уходы из жизни всегда были очень интересны мне, ребёнку и, в некоторой степени, поучительны. Этот вот, к примеру, разбился в военно-транспортном самолёте, тут повествование шло о том, как взлетал борт с семьями лётчиков и высокими чинами и как заходил на посадку ему на встречу истребитель...
Здесь вот, угорел человек, а этот, вот видишь, разбился молодой парень, сын нашего знакомого, памятник так устроен, что последняя ступенька на лесенке из нержавейки, олицетворявшей его жизнь, разорвана, а ступенек всего, кажется, было 32.
А ещё было интересно угадывать, что-же могло произойти с людьми, почему у них дата смерти одинаковая? Это вот семья, трое человек, мать, отец, двое детей, -- день смерти один, -- значит разбились на машине, или сгорели на пожаре, а может утонули? Всегда загадка.
Маленьких детей всегда жалко. Обычно, почти у всех могил, проходя мимо, автоматически упражняясь в арифметике, отнимаешь от года смерти год рождения и, когда оказывается, что там пара, тройка лет становится печально. На такой могилке может запросто оказаться или ангелок объявший крестик, или плачущая Мадонна.
Некоторые могилы были внезапным открытием, -- оказывалось мы и не знали, что человек умер и вот видим, перед глазами его могила, это было всегда довольно грустное зрелище и звучала фраза, оканчивавшаяся, ну к примеру так:"... ну как же так, а?!?" .
Как у любого кладбища, наше было с центральной аллеей. Там нашли свой покой самые-самые из городских жителей, поэтому и надгробия, и вдовы были у покойников самые-самые.
Самым запомнившимся из всех первостепенных покойников почему-то был для меня, да и пожалуй остаётся, профессор Гагiн. Это такой человек, довольно известный в нашем городе, кажется был проректором "Института нефти и газа".
Кто рассказал мне его историю гибели затрудняюсь вспомнить. Но она для меня -- ребёнка была самой нелепой и самой поучительной. Профессор поехал кататься в Карпаты на горных лыжах и там разбился, ударившись головой о дерево. Я и тогда в детстве и сейчас представлял и представляю, как это происходило.
Такой красивый бородатый профессор (на могильном памятнике он с бородой), в красивой вязанной шапке, с улыбкой на лице, плавными зигзагами катит по заснеженному склону. Вздымая вихри снега, искрящегося в лучах карпатского солнца, профессор, наполняя легкие холодным воздухом, вдыхает абсолютную эссенцию счастья, а выдыхает безупречный концентрат радости. И в одно мгновение, вдруг, не успев испугаться, лишь изумлённый внезапным резким толчком, запнувшийся о заснеженный пенёк, профессор бьётся своим красивым покатым лбом о дерево. И всё. Конец.
Я стою у ног его постамента. Голову задираю немного вверх, смотрю на памятник профессору. Берёзы шумят, на кладбище тихо и спокойно. Худощавая фигура профессора Гагiна в скульптуре, как живая, замерла в стремлении сделать шаг назад, уйти от своего будущего, но этот шаг, -- шаг из прошлого в вечность.
Надеюсь Шумахер оклимается.