Локомотивы и тормоза

Sep 26, 2011 11:19

Александр Ложкин
ПРОЕКТ РОССИЯ 60

Мегапроектами, или «большими проектами» принято называть крупные градостроительные инициативы государства, требующие серьёзных финансовых вложений. В России о «больших проектах» стали говорить в последние годы, когда по инициативе, идущей с самой вершины отечественной «вертикали власти», различные российские города были выбраны местом проведения саммитов глав государств и крупнейших спортивных соревнований. Идеология точечных финансовых инъекций в избранные города и регионы принята государством вполне сознательно и получила официальное название «концепция поляризованного развития».Уже «отстрелялись» Питер в качестве столицы встречи «большой восьмерки» и Екатеринбург, принявший саммит ШОС [1]; в следующем году принимать ещё более масштабный съезд глав государств и правительств - саммит АТЭС [2], предстоит Владивостоку; затем идет череда спортивных праздников: Всемирные студенческие спортивные игры (Универсиада) 2013 года в Казани, зимняя Олимпиада 2014 года в Сочи, Чемпионат мира по футболу сразу в 13-ти городах России в 2018-м году. Заявлено, что один из городов России - то ли Екатеринбург, то ли Красноярск - будет бороться за право проведения всемирной выставки ЭКСПО в 2020-м. Наконец, только что объявлено, что в Москве и Санкт-Петербурге будет проведен Чемпионат мира по хоккею-2016.

К «большим проектам» с некоторой натяжкой можно отнести и празднования юбилеев российских городов, что у нас в стране традиционно является поводом напрячь местные и региональные бюджеты и поклянчить денег в федеральном минфине на приведение в порядок главных улиц и площадей.

Есть ещё ряд государственных программ, которые не имеют привязки к каким-то событиям, но их реализация важна по политическим соображениям. Это программа создания туристического кластера на Северном Кавказе, сюда же можно отнести программу восстановления разрушенного в ходе «контртеррористической операции» народного хозяйства Чечни, на которую, в добавок к уже потраченным деньгам, глава республики Рамзан Кадыров недавно потребовал ещё полтриллиона рублей.
Наконец, в 2009 году объявлено о проекте создания совершенно нового города - иннограда Сколково, своеобразного Академгородка-2 или российской Силиконовой долины, призванного стать центром разработки и внедрения наукоемких технологий.

В каждой области, крае, республике можно обнаружить свои «минимегапроекты», для реализации которых аккумулируются средства региональных и местных бюджетов и местных олигархов. Где-то, как в Омске, это строительство метрополитена, где-то, как в Новосибирске, - моста. Иркутяне и томичи пытаются хотя бы фрагментарно сохранить через региональные программы стремительно исчезающий главный элемент самобытности и аутентичности своих городов - деревянное зодчество. В Перми и Йошкар-Оле губернаторы озабочены изменением качества городской среды региональных столиц, но если в Перми это происходит на системной основе через привлечение для мастер-планирования известных западных проектировщиков, то в марийской республике просто строят по указанию губернатора никогда не существовавший «кокшайский кремль», ставят копию Царь-пушки на копии венецианской площади Сан-Марко и возводят кусочек Голландии на берегу Малой Кокшаги.

Опыт предшественников
Может показаться, что «большие проекты» - чисто российское изобретение последних лет. Конечно же, это не так.
С середины XIX века, с момента становления капиталистической формации и бурного роста городов, концентрация ресурсов в конкретных точках стала одной из главных стратегий, применяемых для быстрого единовременного изменения состояния муниципий. Один из первых «больших проектов», безусловно - реконструкция Парижа Жоржем Османом. Примерно тогда же крупные инфраструктурные вливания стали совмещать с событиями международного значения - вначале со всемирными выставками, чуть позже - с олимпиадами. Между мировыми войнами «большие проекты» стали идеологическим оружием диктаторов: очень схожи по задумке сталинский план реконструкции Москвы со строительством циклопического Дворца Советов и гитлеровский план Германиа с пробивкой оси север-юг через историческую застройку Берлина и возведением не менее гигантского Volkshalle. Стоит обратить внимание, что и Гитлер, и Муссолини воспользовались возможностями организации в своих странах крупнейших международных событий того времени - берлинской Олимпиады-1936 и несостоявшейся из-за войны Всемирной выставки 1942 года в Риме.

После войны случились «большие проекты» Сталина - строительство триумфальных ансамблей московских высоток, центров Киева, Минска и Сталинграда; «большие проекты» Запада - вновь стройки олимпиад и ЭКСПО. Сам же термин «большие проекты» (grand projects) закрепился в массовом сознании в связи со строительством в 1980-х годах в период президентства Франсуа Миттерана крупнейших городских объектов, изменивших облик Парижа: Арки Дефанс, Национальной библиотеки, Музея Орсе, Министерства финансов в Берси, Института арабского востока, комплекса Ла Вилетт, новой Оперы на площади Бастилии, реконструкции Лувра и других.

Надо отметить, что после этого характер «больших проектов», реализуемых в европейских странах, изменился. Последние два десятилетия упор делается не столько на архитектурных, сколько на градостроительных, инфраструктурных аспектах. При реконструкции воссоединенного Берлина, прибрежных районов Лондона, Роттердама и Гамбурга, подготовки Турина и Барселоны к олимпиадам и ЭКСПО упор делался не на появлении эффектных архитектурных сооружений (что, впрочем, не означает отказа от них), а на изменении качества среды, ее приспособленности к повседневному использованию. На Западе сегодня используется уже термин не grand projects, a mega projects и этим термином обозначаются проекты стоимостью более одного миллиарда долларов, существенно влияющие на общественную сферу, экономику или окружающую среду и, соответственно, привлекающие к себе повышенное внимание.

Зачем?
Можно выявить, как минимум, три основных эффекта, которые дает реализация «больших проектов». Во-первых, концентрация ресурсов в условиях их тотального дефицита в нескольких локальных точках (а денег на равномерное поступательное развитие страны даже в условиях получения сверхдоходов от сверхвысокой цены на нефть всё равно не хватает) позволяет фрагментарно обеспечить благополучие в них, предъявив реципиентов в качестве образцов для подражания остальной стране.

Во-вторых, таким образом можно обеспечить финансирование инфраструктурной модернизации в наиболее проблемных регионах, потеря которых представляется вполне вероятной. Именно из этой логики исходили, как мне кажется, при решении о проведении саммита АТЭС во Владивостоке и создании туристического кластера на Кавказе. Отчасти и расположенный в сепаратистски настроенном регионе Сочи в этом же списке, к тому же в последние десятилетия главному отечественному курорту стало трудно соревноваться с турецкими, кипрскими и испанскими конкурентами.

В-третьих, события такого ранга, как олимпиада, чемпионат, встреча глав государств, о которых в течение нескольких дней будут говорить все средства массовой информации планеты - хороший информационный повод для рекламы страны, а уж для большинства отечественных городов это вообще единственная возможность, чтобы о них узнали в мире. Внешний пиар обычно успешно дополняется подъемом национального самосознания внутри страны.

Учтем, что далеко не все из подобных проектов выполнили свою роль «локомотивов» городского развития. Можно вспомнить, хотя бы, историю Монреаля-1976. Тогда федеральное правительство Канады оплатило строительство олимпийских объектов, но отказалось за свой счет доводить транспортную и жилищную инфраструктуру города до необходимого уровня. Расходы пришлось взять на себя муниципальному бюджету и бюджету провинции Квебек, в результате город залез в грандиозные долги. Монреаль отходил от последствий Олимпиады десять лет, но даже к 1986 году не восстановил прежний кредитный рейтинг.

Во Владивостоке, Казани и Сочи пользуются возможностью модернизировать инфраструктуру при подготовке международных мероприятий, строят дороги и мосты, электростанции, линии электропередач, газопроводы. Казань и Владивосток обзаведутся современными кампусами федеральных университетов. В татарской столице, к тому же, все вузы получат современные спортивные комплексы. Во Владивостоке появятся конгресс-центр, театр оперы и балета, обновленный аэропорт и, что может быть самое главное, очистные канализационные сооружения (до сих пор все городские стоки без очистки сливаются в океан). Но есть и сомнительные с точки зрения эффективного использования средств инвестиции - например, линии аэроэкспресса во всех трех вышеперечисленных городах, при том, что пассажиропоток аэропортов невелик и заполнить поезда после окончания мероприятий будет затруднительно.

Механизмы
С самого начала стало понятно, что осуществить «большие проекты» в рамках тщательно выстроенных за почти два десятилетия юридической и экономической систем России, невозможно. Поэтому был придуман механизм «эксклюзивного законодательства» и для каждого из «больших проектов» принят специальный закон, отменяющий ряд положений Гражданского, Градостроительного или даже Налогового кодексов и юридических актов более низкого уровня.
В каждом случае создавались «управляющие компании», впрочем, в совершенно разных организационно-правовых формах. Во Владивостоке эту функцию возложили на федеральное государственное учреждение "Дальневосточная дирекция Министерства регионального развития РФ", в Казани создали некоммерческое партнерство "Исполнительная дирекция XXVII Всемирной летней универсиады 2013 года в городе Казани", учрежденное Министерством спорта, туризма и молодежной политики РФ, Российским студенческим спортивным союзом, правительством Республики Татарстан и мэрией города, в Сочи - госкорпорацию «Олимпстрой», в Сколково - Фонд развития Центра разработки и коммерциализации новых технологий. Однако, несмотря на кажущуюся индивидуальность подходов, проблемы, с которыми сталкиваются те из них, что уже вошли в стадию практической организации, на удивление похожи.

Главная проблема связана с отсутствием системного подхода к выбору мест реализации «больших проектов» и их проектированию. «Никакой системности не существует, - говорит Юрий Перелыгин, в 2004-2007 годах возглавлявший Департамент регионального социально-экономического развития и территориального планирования Министерства регионального развития России - Все попытки ввести какую-то системность разрушались о наши известные политические предпочтения».

Да, шанс реально модернизировать инфраструктуру городов используется не лучшим образом из-за отсутствия комплексности решений, по-советски волюнтаристского характера их принятия и отказа от получения какой-либо экспертной оценки их целесообразности. Но возникает и другой вопрос: почему проектировщики не могут предложить гибкую, адаптивную структуру, способную легко принимать и переваривать внешние импульсы. Такой структуры в принципе не может быть, или мы слишком привязаны к понятию «проекта», как жесткой модели, которая должна быть реализована так же, как и начерчена?

Особый статус мегапроектов, сжатые сроки и наличие «эксклюзивного» законодательства провоцируют чиновников, занимающихся их осуществлением, к игнорированию законодательства обычного. Строительство в отсутствие утвержденных, прошедших экологическую, да и государственную строительную экспертизу проектов - обычное дело. В Казани публичные слушания по изменению статуса памятников природы в долине реки Казанки состоялись спустя полгода после начала масштабных работ по намыву там территорий под строительство спортивных объектов, обозначенных чиновниками как «складирование песка». В Сочи ровно та же история. «Что, они не знали про заповедник[3]? Знали с самого начала. Просто решили, что все обойдется. Президенту пришлось вмешиваться, чтобы спасти заповедник!» - возмущается председатель Совета Союза архитекторов России по территориальному планированию и градостроительству Александр Высоковский.

Архитектура: свои и чужие
Понятно, что когда стреляют пушки, музы молчат. В боевых условиях не до архитектуры. Российское законодательство не слишком благоприятствует появлению нетривиальных архитектурных решений за бюджетные деньги. И наполнить мегастройки архитектурным содержанием получается не лучшим образом. Пресловутый 94-й закон сыграл здесь свою роль: в Казани и Владивостоке проектировщиков важнейших градообразующих сооружений - спортивных комплексов и оперного театра - выбирали, как и положено у нас в стране, не на основе творческого конкурса, а на основе тендера. Понятно, что результат получился ординарным. Гораздо интереснее гражданской архитектуры там инженерные сооружения - мосты, в силу естественной красоты конструкций.
Когда в мегапроекте активно участвует бизнес, архитектурные результаты несколько лучше, тем более, что Сочи и Сколково, в силу особого статуса управляющих компаний, избавлены от общероссийских правил. Бизнесмены, вставшие во главе соответствующих оргструктур, активно привлекают и западных, и известных российских архитекторов.

Тема привлечения для реализации «больших проектов» западных проектировщиков оказалась весьма болезненной для их российских коллег. Александр Высоковский, организовавший в Союзе архитекторов дискуссию на эту тему, считает, что цех отечественных архитекторов и градостроителей сегодня «отжимается» от реализации крупных проектов. «Это касается и олимпийских объектов в Сочи, и проекта Сколково, то же самое было во Владивостоке при подготовке саммита АТЭС. Российские специалисты удалены от проектирования, и сделано это было самими властями. Союз архитекторов предпринимает попытки бороться с этим, в основном в жанре писем наверх и заявлений на всех совещаниях». По мнению Высоковского, западные проекты зачастую не лучше, а хуже, чем те, которые могли бы делать отечественные проектировщики.
Возможно, отказ от услуг российских архитекторов и градостроителей связан с тотальным недоверием к нашим архитекторам. Высоковский соглашается с этой гипотезой, но замечает, что никто из заказчиков никогда не высказывал ее вслух. Официально заявляется, что привлечение Фостера капитализирует проект значительно эффективнее, чем привлечение любого из россиян, практически неизвестных на Западе, и это действительно так. Не существует сейчас в России российских архитекторов, которые могли бы с той же убедительностью предложить готовые эффективные, апробированные рыночные решения. Притом, что сами проекты вызывают иногда массу вопросов.

У Юрия Перелыгина своя точка зрения, почему российских проектировщиков не воспринимают власти: «Мы никто для них, мы маломощны. Наши профессиональные знания никак и никогда цениться не будут, будут цениться только люди, которые имеют деньги и власть. Кто из зодчих имеет деньги и власть? Назовите мне хотя бы одну компанию из нашего цеха, которая имеет миллиард долларов оборота? Даже сто миллионов никто не имеет. А что с нами тогда считаться? Они нас и не видят. И это проблема градостроительного цеха в целом. Если бы Союз архитекторов возглавляла пара олигархов, все было бы по-другому».

Олег Горюнов, главный архитектор Перми (города, привлекшего голландское бюро КСАР для разработки Стратегического мастер-плана [4]), замечает, что руководители много ездят за границу и, возможно, задают себе вопрос, почему в Европе города такие ухоженные и уютные, а наши агрессивные, неприветливые и недобрые? Возможно, виноваты в этом, в том числе, и архитекторы, слишком долго выполнявшие заказ инвесторов по «выжиманию» квадратных метров из территории. Сложился порочный круг: архитекторы, выполняя волю инвесторов, создают страшные города - руководители лишний раз убеждаются в том, что отечественные архитекторы не в силах что-либо приличное сделать и выбирают зарубежных проектировщиков. Выбраться из этого порочного круга можно только доказав, что мы и сами можем создавать гуманную, человеческую, комфортную среду в наших городах.

Научный руководитель Гильдии маркетологов Александр Панкрухин предлагает взглянуть на ситуацию под другим углом: современное брендирование государств опирается на два больших блока козырей - на события и личности. Отказавшись от услуг Фостера в известных проектах [5], Россия создала себе имидж страны, не пустившей проектировать мировую звезду. По расчетам Саймона Анхольта [6], стоимость бренда России сегодня составляет примерно шестьсот миллиардов долларов, или четыре тысячи долларов на каждого россиянина. При том, что потенциал цены бренда порядка двадцати триллионов. Почему же датчанин стоит сто пятьдесят тысяч долларов, а россиянин четыре тысячи? Потому что нет событий и нет известных личностей. Если за счет того же Фостера и других подрастет бренд России, то с новым брендом можно будет создать принципиально иные возможности и для работы местных архитекторов.

Тут, справедливости ради, следует заметить, что, на самом деле, говорить о полном, или даже значительном отстранении российских архитекторов и урбанистов от разработки мегапроектов, вступивших к настоящему времени в стадию строительства, не приходится. Планировки выполняются, а сооружения возводятся по проектам компаний, уже работающих на российском рынке - это либо отечественные институты и бюро, либо прижившиеся у нас западные «гражданпроекты» типа NBBJ и RMJM. И из-за того, что процедуры выбора проектировщиков, как правило, непрозрачны, полноценные архитектурные конкурсы не проводились или проводились непрофессионально, а строительство ведется по существенно измененным, по сравнению с первоначальными, проектам, мы точно не увидим в Сочи, Казани и Владивостоке объектов за авторством признанных международных звезд, так что конкуренция с Фостером нашим архитекторам не грозит.

И надо понимать, что заказчик рассматривает проектировщиков не как людей, способных изменить качество среды и предложить эффектные и эффективные идеи по ее организации, а как «декораторов», привлекаемых для художественного и технологического оформления уже принятых решений. Влияние профессионалов, наших ли, зарубежных ли, на процесс организации и реализации мегапроектов ничтожно. «Никогда лица, принимающие решения, не делают этого на основе наших профессиональных разработок, - говорит Перелыгин, - Это потом они могут воспользоваться ими, чтобы объяснить свои решения».

Первые итоги
Что точно не получила власть, инициировав мегапроекты, так это понимания собственных граждан. Даже в «облагодетельствованных» городах отношение к многомиллиардным вливаниям в городское хозяйство скептическое. А почему? А потому что цели, которыми государство обосновывает необходимость точечных вложений в конкретные города, не имеют ничего общего с реальными потребностями конкретного горожанина. Скажите, что лично получит житель Владивостока от того, что на три дня к нему в гости приедет два десятка королей, премьер-министров и президентов? Ничего, кроме очевидных неудобств. Однако при подготовке саммита построили аэропорт, мосты, дороги, гостиницы, театр, кампус Тихоокеанского университета, и всё это остается владивостокцам. Да, местные жители принимают всё это. Но не с благодарностью, а в качестве платы за трехдневные неудобства во время саммита и многолетние во время его подготовки. Потому что понимают, что власть решала не их задачи, а свои. Хотя сама власть думает иначе.

Описывая эффекты, которые дает реализация «больших проектов», я умолчал ещё об одном резоне, явно имевшемся ввиду, когда принималось решение о переходе к концепции «поляризованного развития». Не секрет, что высшее руководство страны с большим недоверием относится к способности мэров городов и губернаторов регионов эффективно использовать имеющиеся средства. Этим обосновывалась налоговая реформа начала 2000-х, фактически забравшая у муниципалитетов и территорий право самим собирать деньги в свои бюджеты. Ушедшие в госказну налоги стали возвращать в виде субвенций, расходование которых, казалось, легко проконтролировать. Выяснилось, что нелегко, и федеральная власть решила сосредоточить средства в руках ограниченного круга получателей, надеясь, что здесь, имея все рычаги управления, она покажет чудеса эффективности.

Не получается.

Локомотивы пробуксовывают и коэффициент полезного действия мегапроектов получился вполне «паровозным»[7] .

Опять надо что-то менять.

__________________________
[1] Шанхайская организация сотрудничества, объединяющая Россию, Казахстан, Узбекистан, Киргизию, Таджикистан, Узбекистан и Китай. В 2009 году местом встречи глав государств ШОС был Екатеринбург.
[2] Организация стран Азиатско-Тихоокеанского экономического сотрудничества, объединяющая 21 государство региона
[3] 80% территории Большого Сочи покрыто лесами, которые составляют основу национального природного парка и государственного биосферного заповедника, включенного в Список всемирного природного наследия ЮНЕСКО. Ряд олимпийских объектов, в частности новую дорогу Сочи - Красная поляна, предполагалось расположить на территории или в буферной зоне заповедника и национального парка, что вызвало возмущение экологов. Строительство было начато без проведения государственной экологической экспертизы. После нескольких совещаний у президента и премьер-министра России место размещения ряда объектов было перенесено.
[4] См. ПРОЕКТ РОССИЯ 56
[5] Анонсировалось около десяти проектов, которые должно было реализовать в России бюро Норманна Фостера, в том числе реконструкция Новой Голландии в Санкт-Петербурге, застройка территорий на месте гостиницы «Россия» и Центрального дома художника, реконструкция и расширение Музея изобразительных искусств им. Пушкина, строительство «Хрустального острова» и башни «Россия» в Москве и небоскреба в Ханты-Мансийске. К настоящему времени ни один из проектов не достиг стадии практической реализации.
[6] Советник правительства Великобритании и консультант ещё более чем двадцати правительств по вопросам стратегии бренда и государственной дипломатии, автор книг «Бренд Америка», «Территории: идентичность, имидж и репутация» и др.
[7] Паровозы имели крайне низкий КПД, не превышавший 10%.

мои тексты, градо, архи, проект россия, иностранцы в россии, закулиса

Previous post Next post
Up