XX век и проблема богословского языка: Рудольф Бультман
Теология в веке XX была занята решением проблемы богословского языка: можем ли мы нашим человеческим языком говорить о Боге, и если да, то каким образом? Наиболее популярными были два подхода. Первый был подходом Рудольфа Бультмана, и в нём богословский дискурс начинался «от человека», опираясь на надёжное основание понятного и уже известного. Другой был предложен Карлом Бартом, и его сильной стороной была опора на божественное откровение и на религиозный опыт.
Бультман утверждал, что дискурс, представляющий Бога как один из объектов этого мира, представляет собой мифологию, и как решение проблемы предложил программу «демифологизации». Он считал, что послание Нового Завета облачено в одеяния мифологии. Всё, что касается описания чудес и сверхъестественных вмешательств, а особенно последующая эсхатология - всё это чуждо и непонятно современному человеку. В наше время этот мифологический язык, согласно Бультману, уже является мёртвым языком, но Церковь может демифологизировать евангельскую весть, изложив её языком экзистенциального человеческого опыта. К примеру, рассказ о сотворении мира в таком случае можно представить как рассказ об ограниченности человека и его зависимом статусе.
Однако самого Бога демифологизировать невозможно. Бультман не считает, что Бог - это мифологизированное описание идеала существования человека или высшей ценности. Напротив, он подчёркивает трансцендентность Бога и его безусловную инициативу, не уставая повторять, что стремление человека к автономии от Бога является истоком греха.
И тут - слабое место теологии Бультмана. Действительно, если Бог не является мифологемой, за которой стоит описание подлинности человеческого существования, то как мы вообще можем что-то говорить о Нём? Бультман строит свою концепцию на основании философии Хайдеггера, но поскольку та понимает стремление к сверхъестественному как голос совести, то она подталкивает к тому, чтобы и Бога интерпретировать сходным образом. В этом проблема бультмановского решения начать строить мост к Богу, начав с человеческого опыта. С человеческим опытом всё обстоит прекрасно, но вот до Бога мост Бультмана не дотягивается, и повисает над бездной.
Бультман утверждал, что дискурс, представляющий Бога как один из объектов этого мира, представляет собой мифологию, и как решение проблемы предложил программу «демифологизации». Он считал, что послание Нового Завета облачено в одеяния мифологии. Всё, что касается описания чудес и сверхъестественных вмешательств, а особенно последующая эсхатология - всё это чуждо и непонятно современному человеку. В наше время этот мифологический язык, согласно Бультману, уже является мёртвым языком, но Церковь может демифологизировать евангельскую весть, изложив её языком экзистенциального человеческого опыта. К примеру, рассказ о сотворении мира в таком случае можно представить как рассказ об ограниченности человека и его зависимом статусе.
Однако самого Бога демифологизировать невозможно. Бультман не считает, что Бог - это мифологизированное описание идеала существования человека или высшей ценности. Напротив, он подчёркивает трансцендентность Бога и его безусловную инициативу, не уставая повторять, что стремление человека к автономии от Бога является истоком греха.
И тут - слабое место теологии Бультмана. Действительно, если Бог не является мифологемой, за которой стоит описание подлинности человеческого существования, то как мы вообще можем что-то говорить о Нём? Бультман строит свою концепцию на основании философии Хайдеггера, но поскольку та понимает стремление к сверхъестественному как голос совести, то она подталкивает к тому, чтобы и Бога интерпретировать сходным образом. В этом проблема бультмановского решения начать строить мост к Богу, начав с человеческого опыта. С человеческим опытом всё обстоит прекрасно, но вот до Бога мост Бультмана не дотягивается, и повисает над бездной.