Хорошо известно, что лучшие богословы высокой схоластики, принадлежащие к школе «реалистов», часто подчёркивали принцип «Deus semper maior» и замечали, что всё, сказанное нами о Боге, в меньшей степени сходно с Богом, чем несходно с Ним. Но это мотивировалось трансцендентностью Бога как Творца мира - здесь мы имеем тезис об абсолютной инаковости Бога, который в богословских версиях Оккама и последующих номиналистов доводился до крайностей волюнтаризма.
Однако, если смотреть на школу «реалистов», то их смирение уже не распространялось на вопрос о нашем знании идей, существующих в уме Бога. Речь шла о разных явлениях и вещах мира, которым в уме Бога соответствуют определённые идеи, которым в свою очередь соответствуют их аналоги в уме человека. Как у них получилось, что наше понимание вещей и понимание их Богом совпали? Почему средневековые реалисты были так оптимистичны в том, что касается нашего познания идей (форм)?
Как я это вижу, причина в том, что реалисты так или иначе следовали в русле философии Платона и Аристотеля. Сущность вещей, согласно этой линии мысли, выражается через понятия нашего языка, а значит, сама процедура познания начиналась с того, что они накладывали универсалию, то есть уже готовый концепт, на то, что находилось перед ними. А поскольку эти универсалии должны быть «до вещей», то они должны находиться изначально в уме Бога. Таки образом, у нас, людей, при внимательном взгляде на что-либо вполне естественным образом возникает «божественное знание» о данном объекте или же явлении. Мне это напоминает фокус, когда в чьём-то кармане фокусник находит предмет, который сам же туда ранее и положил.
Конечно, у номиналистов и концептуалистов не было такой уверенности в человеческом знании, поскольку они не принимали тезиса о вечном статусе идей. Но что касается реалистов, то они по причине своей гносеологии и не могли не быть уверенными в своём познании и своих решениях.