Ранер об ответе человека на Откровение
Подлинная реализация человека возможна лишь в принятии собственной сотворённости и ограниченности. Человек - не Бог, но в то же время он в крайней степени происходит от Него. Ирина Хромец пишет: «Следует отметить, что в христианской традиции данный опыт может быть сопоставим с опытом человеческого отречения от собственной сущности для восприятия Бога, для утверждения Бога собственным основанием… Человек не является господином в момент слушания, он в определённом смысле «подчинён», но в то же время именно здесь есть пространство для его подлинной свободы.» Человек, являясь вопрошающим существом, необходимо направлен к Тайне, которая есть Бог. При этом, понимая свою ограниченность, человек, посредством рефлексии и надежды, приходит к тому, что основывает его бытие, что «даёт само себя как исполнение высшего притязания на обладание самим абсолютным смыслом и всё искупающим единством»[1]. Надежда, согласно Ранеру, есть чувство, которое человек может иметь по отношению к тому, что находится за пределами его возможного контроля.
Поскольку человек есть «дух в мире», то есть дух воплощённый, а не просто дух, то для полного понимания человеком самосообщения Бога это самосообщение должно быть явлено в доступном ему категориальном опыте. Трансцендентальная структура человека делает его способным распознать откровение Бога, выраженное его Словом в истории. В этом смысле человек есть «potentia oboedientialis», то есть он обладает способностью к слушанию и послушанию. Это - центральная тема второй программной книги Ранера, «Слушатели Слова».
Ответ человека на откровение, как трансцендентальное, так и категориальное, выражается в конкретном его действии.
Познание Бога всегда заложено уже в измерении сверхъестественного предназначения человека - как вопрос, как обращение, требующее утвердительного или отрицательного ответа. Отвержение естественного познания Бога, нетематический или тематический атеизм, с точки зрения богословия, всегда и непременно представляет собой одновременно, во всяком случае, нетематический ответ «нет», закрытие человеком самого себя, препятствующее направленности человеческого бытия на непосредственное присутствие Бога. Эту направленность мы называем благодатью, она есть неизбежный экзистенциальный фактор всего человеческого существа, даже если оно закрывается от него в свободном ответе «нет»[2].
Ответ человека на откровение Бога заключается в том, что он с самого рождения каждым своим поступком делает вполне определённый выбор, который заключается в том, говорит ли он Богу «да» или «нет». В конечном счёте трансцендентальная свобода человека реализуется как результат его решении о самом себе, а не том, совершать или нет тот или иной поступок (в отличие от свободы категориальной). В правильной реализации этой первичной свободы состоит призвание человека как субъекта. Что значит быть субъектом? С одной стороны, это значит быть «в своём распоряжении», то есть ответственным за себя, а с другой, быть ориентированным на Бога в такой степени, чтобы в действительности не быть в состоянии «распоряжаться собой». Это проблематика в христианской теологии и философии восходит ещё к Шлейермахеру с его тезисом о радикальной зависимости человека от Бога. Ранер ещё более заостряет эту тему, утверждая, что человек становится тем подлиннее и тем свободнее, чем полнее вверяет себя Богу.
В наибольшей степени местом актуализации свободы человека являются, согласно Ранеру, такие состояния человека, как любовь и смерть. Как он пишет в «Слушателях», любовь является основанием для трансценденции. В любви человек, оставаясь ограниченным сущим, становится причастен той любви, которой сам Бог любит его.[3] Конечный дух, согласно Ранеру, не является свободным в том смысле, что не может быть индифферентным по отношению ко благу (это соответствует позиции интеллектуализма Фомы Аквинского). Его необходимая ориентация на благо является частью природной конституции. Таким образом, любовь к Богу подтверждает свободу человека. Реализуется же эта любовь в конкретных жизненных решениях. Следуя благу, человек не просто совершает хорошие либо плохие поступки, но становится сам хорошим или плохим (ср. с этикой Аристотеля). Время и пространство являются условиями конкретной реализации выбора и «воплощённой свободы».
Ввиду этой историчности существования человека, слово Бога, чтобы быть понятым, тоже приходит в истории. В восприятии человеком Откровения Бога осуществляется синтез духовной трансценденции и чувственного феномена. Приходящее в Откровении Слово Бога и само тоже является синтезом земной объективности и историчности с трансцендентальной негацией (отрицанием) этой ограниченности.
Универсальная истина не может быть антиисторичной (вопреки тому, что говорил Лессинг). Ранер утверждает, что откровение Бога должно занять определённое место в истории и пространстве. Оно совершилось в ходе жизни некоторых определённых людей. Но несмотря на то, что этот момент истории очень далёк от нас, он сохраняет для нас огромное значение ввиду того, что само событие имело исключительную важность и масштаб. Событие Христа столь важно, что объясняет нам всю историю человечества. Во Христе явилось нерасторжимое единство Бога и мира, божественного и человеческого.
[1] См. К. Ранер, Основания веры, 287
[2] К. Ранер, Основания веры, 78
[3] См. K. RAHNER, Uditori della parola, 136