Карл Ранер и метафизика сознания
Опираясь на тексты Аквината, Ранер в 30-е годы разрабатывает метафизику человеческого сознания. Согласно ему, человеческое сознание, познавая частные отдельные объекты окружающего мира, в то же самое время не просто познаёт только их. Поскольку эти объекты познаются именно как ограниченные, контингентные и частные, в противоположность универсальному, необходимому и абсолютному, то с самого начала человеческое сознание некоторым образом трансцендирует частные объекты своего познания, уже в исходном своём пункте выходя за пределы частного. Преодоление частного происходит, к примеру, в момент осознания универсалий: как учил Аристотель, а за ним и Фома, интеллектуальное познание представляет собой познание объектов нематериальных, универсальных и необходимых (cognitio immaterialis, universalis et necessaria). Получается, что метафизику мы обнаруживаем уже в начальной точке нашего познания.
Ранер, исследуя текст STh, I, q. 84, a. 7 resp., отмечает, что имеется изначальная открытость человеческого интеллекта к бесконечному. Исходя из этой пропорциональности познания и познаваемого, он задаётся вопросом об априорных условиях познания, который был важнейшим вопросом для философии Иммануила Канта. Разбирая вопрос 84 первой части «Суммы Теологии», Ранер разрабатывает ключевое для трансцедентального томизма понятие «горизонта познания». Горизонт этот играет роль предела познаваемого, который сам не может быть определён. В трансцендентальном томизме знание человека предполагает как то, что уже «тематизировано», так и «нетематизированное» знание. Нетематизированное всегда шире по объёму. Это нетрудно понять, если вспомнить наш опыт познания: прежде чем дать ясную формулировку, мы имеем какое-то не отличающееся чёткостью представление о предмете. Поскольку Ранер строго следует томистско-аристотелевскому принципу «частное познаётся через чувственное восприятие», то чувственные восприятия у него являются горизонтом познаваемого конкретно-отдельного. Но само знание в собственном смысле, следуя Аристотелю, Фома понимал как знание об общем - а для него Ранер определял, конечно, иной горизонт.
Причём в этой встрече с конкретным воспринимаемым происходит очень важное событие, которое Аристотель не заметил, но которое для Фомы уже не было тайной: а именно, осознание себя как познающего иное, отличное от себя, и осознание иного, как противостоящего познающему. Быть «перед-собой-самим» поэтому означает одновременно «быть-перед-иным». Здесь Ранер делает интересный ход: он говорит, что это осознание подтверждает тезис Парменида о том, что «бытие и знание идентичны». Своё собственное бытие осознаётся только в знании о другом. Это динамическое познание человека Ранер обозначает термином Dasein, заимствованным у Хайдеггера. Ориентирована динамика этого человеческого бытия к бытию-в-целом, которое в первой книге было обозначено Ранером как «бытие вообще», esse commune, но уже в «Слушателях» он уточняет: это - esse absolutum, то есть Бог. Само название первой программной книги Ранера, «Дух в мире», указывает на то, что человек есть дух, и потому он не может быть чем-то ограничен.
Ещё Аквинат писал, что «non potest actu intelligire non convertendo ad phantasma», и Ранер подтверждает эту линию, говоря, что первичный объект познания - всегда конкретный, частный и чувственный. Это не значит, что горизонт знания апостериорно выводится из опыта встречи с частными объектами. Скорее, осознание объектов познания как частных объектов требует в качестве своего условия того, что называется excessus, предельной идеи, трасцендирующей тотальность мира. Можно, конечно, увидеть в этом дискурсе Ранера связь с «идеями чистого разума» И. Канта, но для Ранера речь здесь идёт об априорном условии познания.
Главной темой размышлений Ранера в его «философском периоде» было то, что структура человеческого познания не может иметь никакой иной конечной цели, кроме Бога: в этом состоит изначальная трансцендентальная открытость этого познания. Вопрошание человека ничем не ограничено, и Ранер утверждает, что такое вопрошание - это необходимость для человека. Можно увидеть здесь отголоски проблематики Хайдеггера, но в отличие от Хайдеггера Ранер не удовлетворяется тем ответом, что горизонтом вопрошания может быть Ничто.
Ранер, исследуя текст STh, I, q. 84, a. 7 resp., отмечает, что имеется изначальная открытость человеческого интеллекта к бесконечному. Исходя из этой пропорциональности познания и познаваемого, он задаётся вопросом об априорных условиях познания, который был важнейшим вопросом для философии Иммануила Канта. Разбирая вопрос 84 первой части «Суммы Теологии», Ранер разрабатывает ключевое для трансцедентального томизма понятие «горизонта познания». Горизонт этот играет роль предела познаваемого, который сам не может быть определён. В трансцендентальном томизме знание человека предполагает как то, что уже «тематизировано», так и «нетематизированное» знание. Нетематизированное всегда шире по объёму. Это нетрудно понять, если вспомнить наш опыт познания: прежде чем дать ясную формулировку, мы имеем какое-то не отличающееся чёткостью представление о предмете. Поскольку Ранер строго следует томистско-аристотелевскому принципу «частное познаётся через чувственное восприятие», то чувственные восприятия у него являются горизонтом познаваемого конкретно-отдельного. Но само знание в собственном смысле, следуя Аристотелю, Фома понимал как знание об общем - а для него Ранер определял, конечно, иной горизонт.
Причём в этой встрече с конкретным воспринимаемым происходит очень важное событие, которое Аристотель не заметил, но которое для Фомы уже не было тайной: а именно, осознание себя как познающего иное, отличное от себя, и осознание иного, как противостоящего познающему. Быть «перед-собой-самим» поэтому означает одновременно «быть-перед-иным». Здесь Ранер делает интересный ход: он говорит, что это осознание подтверждает тезис Парменида о том, что «бытие и знание идентичны». Своё собственное бытие осознаётся только в знании о другом. Это динамическое познание человека Ранер обозначает термином Dasein, заимствованным у Хайдеггера. Ориентирована динамика этого человеческого бытия к бытию-в-целом, которое в первой книге было обозначено Ранером как «бытие вообще», esse commune, но уже в «Слушателях» он уточняет: это - esse absolutum, то есть Бог. Само название первой программной книги Ранера, «Дух в мире», указывает на то, что человек есть дух, и потому он не может быть чем-то ограничен.
Ещё Аквинат писал, что «non potest actu intelligire non convertendo ad phantasma», и Ранер подтверждает эту линию, говоря, что первичный объект познания - всегда конкретный, частный и чувственный. Это не значит, что горизонт знания апостериорно выводится из опыта встречи с частными объектами. Скорее, осознание объектов познания как частных объектов требует в качестве своего условия того, что называется excessus, предельной идеи, трасцендирующей тотальность мира. Можно, конечно, увидеть в этом дискурсе Ранера связь с «идеями чистого разума» И. Канта, но для Ранера речь здесь идёт об априорном условии познания.
Главной темой размышлений Ранера в его «философском периоде» было то, что структура человеческого познания не может иметь никакой иной конечной цели, кроме Бога: в этом состоит изначальная трансцендентальная открытость этого познания. Вопрошание человека ничем не ограничено, и Ранер утверждает, что такое вопрошание - это необходимость для человека. Можно увидеть здесь отголоски проблематики Хайдеггера, но в отличие от Хайдеггера Ранер не удовлетворяется тем ответом, что горизонтом вопрошания может быть Ничто.