Глубинная структура человека направлена к священной Тайне Бога и характеризуется «трансцендентальным единством» хотя и различных формально, но неразделимых в бытии, познания, и свободы и любви (как подчёркивает Карл Ранер). В этой направленности к Тайне полноты, которой является Бог, состоит наша сущность. Мы можем отрицать нашу сущность, не видеть и не понимать её. Человек может бежать не только от осознания своей сущности и своего предназначения, но и от своей ответственности и свободы. Однако, если свобода понимается правильно, она представляет не столько возможность делать одно либо другое, сколько возможность принимать решения, касающиеся себя самого, и творить себя самого. В конце концов она имеет своим предметом не столько различные внешние объекты, сколько самого человека. Своими действиями человек определяет и создаёт себя, то есть главным плодом его свободы является он сам.
Человек может применять свою свободу очень по-разному. Даже процесс использования памяти предполагает то, что свобода вмешивается в то представление о мире и о себе, которым в данный момент располагает человек. Если он не-аутентичен реальности, он может «забыть» какие-то вещи, которые могут потребовать от него чего-то. То, что он подавляет ненужные воспоминания бессознательно, не значит, что он делает это несвободно. Познанное человеком может оказаться в то же время и незаметным, оттесненным на задний план. Можно не замечать того, что есть, не проявлять к этому интереса, не заниматься этим. Самое исходное и естественное может быть одновременно самым незаметным, легче всего оттесняемым на задний план. Это означает возможность экзистенциального «нежелания замечать» и «бегства от понимания».
Бог дарует нам свободу, он не принимает решений за нас, чтобы не сводить нас на суб-личностный уровень. Но это не значит, что теперь любой наш выбор будет правильным. Проблема в том, что неправильное использование свободы приводит к утрате свободы. Человек не является источником истины, блага и жизни, хотя и ориентирован на них по природе. Его реализация заключается в том, чтобы свободно выбрать Бога.
Но возможен и отказ от самореализации, который приводит к надлому и закабалению человека - не Богом, но несравненно более низкими сущностями. Апостол Павел говорил о том, что Христос освобождает нас от «стихий мира». Именно эти стихии, как личные, так и безличные, становится господами того, кто отвергает единого и истинного Господа. Заменители блага, красоты и истины не могут насытить человека, но могут вовлечь его в бесконечную гонку за миражами и симулякрами. Практически неизбежно к такому закабалению ведёт убеждение в том, что свобода тождественна произвольности, не связанной с объективностью бытия и не зависящей от истины. Признание объективности истины, согласно этой модели, будто бы принуждает личность и лишает её автономии. Но такого рода «свобода выбора» - это сокрытие манипуляции. В этом случае человеком правят не цели, основанные на понимании реальности и идеалы, стремящиеся улучшить реальность, а стимулы и сокрытые от его сознания механизмы управления.
В вопросе о нашей свободе христология, являющаяся, по Ранеру, энтелехией антропологии, приводит к пониманию того, насколько ложно противопоставление между нашим собственным и дарованным нам. То, что мы имеем, даровано Богом, а то, что ещё только может стать нашим, может быть только даровано нам, но не взято самовольно и вопреки Творцу.
Воплощение Сына Божия, в полноте реализуя возможности человеческой природы, показывает нам то, что нахождение сотворённого существа «в распоряжении Бога» и его самостоятельность связаны в прямой пропорциональности, а не в обратной. Поэтому человечность Христа - наиболее самостоятельная и свободная: не несмотря на то, а потому, что она опирается на Бога. Как видим, вопрос о Личности Иисуса ведёт нас к осознанию нашей абсолютной и радикальной зависимости от Бога. Зависимость человека от Бога возрастает тем больше, чем больше подлинность человека и его близость к Богу, и тем более возрастает свобода человека.
Поэтому в корне ошибочны преставления о свободе как «разграничении пространств суверенитета». Эта теория представляет человека как нечто автономное и самодостаточное: но это неверно даже с социологической точки зрения. Наш язык, наши привычки, наши желания, наши способы понимания мира, всё то, что определяет нашу личность, - не могут возникнуть в нас «в одиночестве», без взаимодействия с другими.