Роскошь быть собой (к Дню камин аута).
Первый камин аут я пытался совершить в институте. На интуитивном уровне у меня не было сомнений в своей ориентации, - но человек живёт ещё и головой. Я старался об этом просто не думать.
Да и слова "гей" в годы моего двадцатилетия не существовало. В лучшем случае, я мог быть "гомосексуалистом" (со всеми медико-правовыми последствиями). Либо именоваться как-то иначе, на языке подворотни, которой я был совершенно чужд. Для студента-филолога (с культурой в центре его интересов) факт именования был особенно важен. И если чувственность не "вписывалась" в культурных обиход, - её стоило блокировать..
Впрочем, юность брала своё, я то и дело влюблялся в парней на соседнем "истфаке", а барочная (порочная) романтика наших любимых стен ХVIII века - потакала тайным страстям. ) Симпатичный друг-историк привлекал меня различными талантами - от вьющихся волос до исполнения Рахманинова (с красочным отбрасыванием прядей со лба). Не имея близких друзей, я делился "тайной" с дневником. Невзрачных и серых тетрадок за 10 копеек набралось на добрый сеанс у психоаналитика (если бы они водились в "совке"). С психиатром же делиться было не с руки...
В общем-то, и тайны особой не было (как бы я ни уводил мысли в сторону). Достаточно было попасть на осмотр первокурсников в мед-кабинет, - в очередь из голых парней, чтобы не иметь больших сомнений. Женщины-медички ловко запускали нас к себе по одному, оставляя дверь открытой. Парни выполняли ряд стандартных действий, приседая и вытягивая руки, демонстрируя "яички" на предмет их парности. Наиболее стойкие отделывались пунцовыми скулами, выходя из "смотровой" как из пыточной. Кому-то везло меньше.. Ладный, высокий историк, смущённо прикрывающий мед-картой непроизвольный "стояк", избежать процедуры не мог. "Протяните руки.. Присядьте.. Одно яичко? Два? Ага, вижу..." С пылающим лицом парень "выпадал" в коридор.. Кажется, никто из нашей очереди не следил за его эрекцией с таким сочувствием и эмпатией, как я... Меня же в тот момент терзала другая проблема: «не сейчас.., блин, только не сейчас..» (Какие ещё сомнения? Волновали меня только парни)
Часть этих наблюдений попадала в дневник, что-то я стеснялся записывать, как слишком интимное, на мой взгляд. Хотя, оглядываясь назад, я не вижу в чувственной жизни студента тех лет ничего особенно "вульгарного". Всё было очень скромно. То, что мой ровесник в эти годы воплощал в легальных формах: целуясь с девушками, танцуя медленные танцы в обнимку, держась за руки и уединяясь на дачах родителей, - мне было совершенно недоступно. Первый поцелуй и первый секс - являясь уникальным воспоминанием в жизни любого юноши, - для меня оставались глубокой "теорией". И романтические годы первых серьёзных влюблённостей пролетели для меня во внутренней борьбе, неверии в себя и, в целом, в одиночестве.
Впрочем, иллюзии порой накрывали с головой. Потребность в понимании (которую я не мог осуществить в мужском мире) толкала к подругам, точнее, к подруге, с которой мы дружили с первого курса. Это были странные отношения, состоящие из привязанности и обречённых надежд. То, чем я был интересен "своей” девушке (как я понимаю), я не мог ей дать при всём желании. Она была другом, в котором я остро нуждался. И видимо, поэтому в голову пришла (не лучшая) идея поделиться дневником.
Это было спонтанным, но осознанным решением. Знать о "теневой" стороне - казалось мне делом полезным для отношений. Не для любовных, разумеется, а для дружеских. Открытость была "тестом" на прочность связи, - хотя я понимал, что теряю образ "невинного и робкого студента". С "невинностью", впрочем, всё было в порядке, но вот "робость" обретала другой окрас..
Вера в человеческие отношения (лишённые гендерной корысти) и двигали мной в тот момент. Хотел бы я сейчас заглянуть в дневник, чтобы лучше понять того парня, которым был.. (Опыт рисует тот образ юности, который хочет видеть с высоты времени). Разумеется, я ничего не писал о гомосексуальности. Но по анализу чувств и симпатий, по подробности взгляда можно было понять и природу моих эмоций.
Отдавая подруге тетрадки, я не думал ни о каком "каминг ауте" (слов таких не существовало), но это и было жестом признания.. Довольно робким и двусмысленным, - но всё же признанием. Не столько даже ей, сколько себе самому.
Делясь с человеком «тайной», я пытался разобраться в себе. И как ни странно, примирить себя с миром, в котором ощущал себя чужаком. В двадцать лет быть "чужим" очень трудно..
Нужно ли рассказывать, что тетрадок я больше не видел. Объяснение было довольно нелепым. "Так получилось, что сестра порвала твои записи; извини и не грусти; дневник говорит о тебе плохо.." В версию с сестрой я, разумеется, не верил. Значит, дело во "взрывной" реакции читателя.. С одной стороны, это было немыслимо больно. Тебя отвергали, как личность, с доверием, на которое ты надеялся. Это было почти что предательством. Но с другой стороны, я чувствовал себя виноватым, потому что именно я - не отвечал стандартам "взрослых" отношений и "всё портил"..
Реальный камин аут (если бы он был возможен в те годы) - избавил бы меня (и нас) от массы проблем, расставив все точки над "i". Но времена не давали такой возможности, требуя молчания и "личных тайн". Парень, с трудом понимавший, что является геем, не имеющий вокруг ни малейшей информации об этом, черпающий "знания" из литературных источников (где ориентация авторов никогда не называлась прямо), - просто не способен был к честности, которой требовало от него общение с друзьями. Честность запрещало государство под угрозой отчислений, "клиники" или ареста.
Будь я несколько попроще, давно бы плюнул на "культуру" с "социализацией", доверяя голосу натуры. Редкие счастливцы могли себе это позволить, но не я; слишком прочным был образ «достойной личности», воспитанный с детства.
Я, конечно, не терзался угрызениями совести за эпизодическое "прошлое" вроде школьной мастурбации с приятелем или сексуальных приключений с другом по подъезду. Но это было детство.. Романтическая юность требовала другого. Вряд ли я понимал - чего именно. Выручала, скорее, не жизнь, а литература. Трилогия Толстого была моей настольной книгой; и любимые страницы в ней как раз касались романтической влюблённости автора в «чудесного Митю».
Как говорится, "прошли годы"... Как ни странно, мы всё ещё общаемся с подругой, хоть и на расстоянии. Она замужем и у неё всё в порядке. Как-то я отправил ей в подарок небольшую книжку с "темой" между строк. Не потому что избегал прямых названий. Но стихотворный сборник делали друзья и я не желал им проблем с типографией. Пару "слишком откровенных" текстов я убрал. "Твоя голубая книжица мне понравилась.." - иронично написала она. Намекая то ли на обложку, то ли на содержание. Попытка давнего камин аута обрела завершённую форму..
2.
Вторым - и настоящим - камин аутом можно считать признание другу. Мы познакомились в институте. Между выпускником и первокурсником возникла странная симпатия на почве любви к поэзии. Нужно было чуть подредактировать тексты юного автора для факультетского сборника. Наглым образом, я менял слова, переставляя строчки, выпадавшие из ритма, но сам образный строй показался мне удивительно личным.
Он не подражал обычной классике, а шёл от своей натуры, вызывая зависть (в этом смысле) и симпатию. Как ни странно, парень не обиделся на правку и знакомство быстро стало дружбой. Так бывает сплошь и рядом: лишь с годами понимаешь смысл везения....
Роскошь человеческой открытости (почти по Экзюпери) - это и есть самопознание, даже если обсуждаешь "чужие" проблемы. Лёшка был абсолютным "гетеро", но это не мешало нам общаться на любые темы. Он запросто мог поделиться "голой" фото-сессией на крыше серого "недостроя" (одно из любимых фото, с бананом, до сих пор у меня на стене). Мы могли свободно обсуждать эротику Озона, делясь странноватым опытом в стиле "Маленькой смерти". Это странно прозвучит, но допуская гея в свой интимный мир, парень-гетеро может снять две трети геевских комплексов..
Подаренное тебе ощущение нормальности (просто так, из человеческой симпатии, а не потому, что "сам такой"), - стоит дорого. Друг давно женат; сейчас он выглядит солидней, чем мальчишка, с которым мы сидели над стихами. Но я вижу его таким же. Он мало изменился, - рисковый, нестандартный, живой и невероятно открытый..
О себе я рассказал именно ему. Это был не только жест доверия, но и почти отчаяния. Я отлично понимал, что должен строить с миром "большинства" (пусть даже и советского) какие-то связи. Этот мир не понимал, что сексуальность невозможно "спрятать", "утаить" и "загнать в поглубже". Фанатам сексуальной конспирации я всегда советую неделю пожить в реальности, где вы не можете обнять любимого человека, вообще признать его существование, публично взять его за руку, пойти куда-то вместе в качестве пары. А на вопрос: "кто это с тобой?" - должны ответить: "Так, случайная знакомая (знакомый)".. Вы не можете сказать: "Мы вчера пошли в кино..", - потому что рискуете "нарваться" на бойкот коллег, реакцию начальства и потерю места. Так что лучше врать про "холостяцкое житьё". А ведь всё это - реальность для огромного количества людей.
Открытость - не из мира привилегий. Речь идёт о человеческом достоинстве. Даже на уровне быта, потому что жизнь "с оглядкой" - рано или поздно превращает жизнь в кошмар. В этом кругу недомолвок и лжи друг подарил мне ощущение нормальности, - за что я ему благодарен.
Как ни странно, но камин аут - это процесс. Невозможно «выйти из шкафа» раз и навсегда. Всегда остаются люди, которым ты должен «признаться» здесь и сейчас. Особенно это сложно с друзьями юности, поэтому я не люблю «Одноклассников». Сложившийся в детстве образ мешает пробиться к другой, уже взрослой, реальности.
Попытки возвращения в юность на "новом витке" - уже приводили к разрыву дружб. Так что довольно с меня «экскурсий» в детство.
Кто-то из прошлых друзей навсегда остался там, - где тебе семнадцать или двадцать. Где ты ещё не знаешь кто ты и ищешь дорогу к себе - настоящему. В общем-то, камин аут - это и есть обретение себя. И дело совсем не в сексе, а в том, чтобы быть собой.
Да и слова "гей" в годы моего двадцатилетия не существовало. В лучшем случае, я мог быть "гомосексуалистом" (со всеми медико-правовыми последствиями). Либо именоваться как-то иначе, на языке подворотни, которой я был совершенно чужд. Для студента-филолога (с культурой в центре его интересов) факт именования был особенно важен. И если чувственность не "вписывалась" в культурных обиход, - её стоило блокировать..
Впрочем, юность брала своё, я то и дело влюблялся в парней на соседнем "истфаке", а барочная (порочная) романтика наших любимых стен ХVIII века - потакала тайным страстям. ) Симпатичный друг-историк привлекал меня различными талантами - от вьющихся волос до исполнения Рахманинова (с красочным отбрасыванием прядей со лба). Не имея близких друзей, я делился "тайной" с дневником. Невзрачных и серых тетрадок за 10 копеек набралось на добрый сеанс у психоаналитика (если бы они водились в "совке"). С психиатром же делиться было не с руки...
В общем-то, и тайны особой не было (как бы я ни уводил мысли в сторону). Достаточно было попасть на осмотр первокурсников в мед-кабинет, - в очередь из голых парней, чтобы не иметь больших сомнений. Женщины-медички ловко запускали нас к себе по одному, оставляя дверь открытой. Парни выполняли ряд стандартных действий, приседая и вытягивая руки, демонстрируя "яички" на предмет их парности. Наиболее стойкие отделывались пунцовыми скулами, выходя из "смотровой" как из пыточной. Кому-то везло меньше.. Ладный, высокий историк, смущённо прикрывающий мед-картой непроизвольный "стояк", избежать процедуры не мог. "Протяните руки.. Присядьте.. Одно яичко? Два? Ага, вижу..." С пылающим лицом парень "выпадал" в коридор.. Кажется, никто из нашей очереди не следил за его эрекцией с таким сочувствием и эмпатией, как я... Меня же в тот момент терзала другая проблема: «не сейчас.., блин, только не сейчас..» (Какие ещё сомнения? Волновали меня только парни)
Часть этих наблюдений попадала в дневник, что-то я стеснялся записывать, как слишком интимное, на мой взгляд. Хотя, оглядываясь назад, я не вижу в чувственной жизни студента тех лет ничего особенно "вульгарного". Всё было очень скромно. То, что мой ровесник в эти годы воплощал в легальных формах: целуясь с девушками, танцуя медленные танцы в обнимку, держась за руки и уединяясь на дачах родителей, - мне было совершенно недоступно. Первый поцелуй и первый секс - являясь уникальным воспоминанием в жизни любого юноши, - для меня оставались глубокой "теорией". И романтические годы первых серьёзных влюблённостей пролетели для меня во внутренней борьбе, неверии в себя и, в целом, в одиночестве.
Впрочем, иллюзии порой накрывали с головой. Потребность в понимании (которую я не мог осуществить в мужском мире) толкала к подругам, точнее, к подруге, с которой мы дружили с первого курса. Это были странные отношения, состоящие из привязанности и обречённых надежд. То, чем я был интересен "своей” девушке (как я понимаю), я не мог ей дать при всём желании. Она была другом, в котором я остро нуждался. И видимо, поэтому в голову пришла (не лучшая) идея поделиться дневником.
Это было спонтанным, но осознанным решением. Знать о "теневой" стороне - казалось мне делом полезным для отношений. Не для любовных, разумеется, а для дружеских. Открытость была "тестом" на прочность связи, - хотя я понимал, что теряю образ "невинного и робкого студента". С "невинностью", впрочем, всё было в порядке, но вот "робость" обретала другой окрас..
Вера в человеческие отношения (лишённые гендерной корысти) и двигали мной в тот момент. Хотел бы я сейчас заглянуть в дневник, чтобы лучше понять того парня, которым был.. (Опыт рисует тот образ юности, который хочет видеть с высоты времени). Разумеется, я ничего не писал о гомосексуальности. Но по анализу чувств и симпатий, по подробности взгляда можно было понять и природу моих эмоций.
Отдавая подруге тетрадки, я не думал ни о каком "каминг ауте" (слов таких не существовало), но это и было жестом признания.. Довольно робким и двусмысленным, - но всё же признанием. Не столько даже ей, сколько себе самому.
Делясь с человеком «тайной», я пытался разобраться в себе. И как ни странно, примирить себя с миром, в котором ощущал себя чужаком. В двадцать лет быть "чужим" очень трудно..
Нужно ли рассказывать, что тетрадок я больше не видел. Объяснение было довольно нелепым. "Так получилось, что сестра порвала твои записи; извини и не грусти; дневник говорит о тебе плохо.." В версию с сестрой я, разумеется, не верил. Значит, дело во "взрывной" реакции читателя.. С одной стороны, это было немыслимо больно. Тебя отвергали, как личность, с доверием, на которое ты надеялся. Это было почти что предательством. Но с другой стороны, я чувствовал себя виноватым, потому что именно я - не отвечал стандартам "взрослых" отношений и "всё портил"..
Реальный камин аут (если бы он был возможен в те годы) - избавил бы меня (и нас) от массы проблем, расставив все точки над "i". Но времена не давали такой возможности, требуя молчания и "личных тайн". Парень, с трудом понимавший, что является геем, не имеющий вокруг ни малейшей информации об этом, черпающий "знания" из литературных источников (где ориентация авторов никогда не называлась прямо), - просто не способен был к честности, которой требовало от него общение с друзьями. Честность запрещало государство под угрозой отчислений, "клиники" или ареста.
Будь я несколько попроще, давно бы плюнул на "культуру" с "социализацией", доверяя голосу натуры. Редкие счастливцы могли себе это позволить, но не я; слишком прочным был образ «достойной личности», воспитанный с детства.
Я, конечно, не терзался угрызениями совести за эпизодическое "прошлое" вроде школьной мастурбации с приятелем или сексуальных приключений с другом по подъезду. Но это было детство.. Романтическая юность требовала другого. Вряд ли я понимал - чего именно. Выручала, скорее, не жизнь, а литература. Трилогия Толстого была моей настольной книгой; и любимые страницы в ней как раз касались романтической влюблённости автора в «чудесного Митю».
Как говорится, "прошли годы"... Как ни странно, мы всё ещё общаемся с подругой, хоть и на расстоянии. Она замужем и у неё всё в порядке. Как-то я отправил ей в подарок небольшую книжку с "темой" между строк. Не потому что избегал прямых названий. Но стихотворный сборник делали друзья и я не желал им проблем с типографией. Пару "слишком откровенных" текстов я убрал. "Твоя голубая книжица мне понравилась.." - иронично написала она. Намекая то ли на обложку, то ли на содержание. Попытка давнего камин аута обрела завершённую форму..
2.
Вторым - и настоящим - камин аутом можно считать признание другу. Мы познакомились в институте. Между выпускником и первокурсником возникла странная симпатия на почве любви к поэзии. Нужно было чуть подредактировать тексты юного автора для факультетского сборника. Наглым образом, я менял слова, переставляя строчки, выпадавшие из ритма, но сам образный строй показался мне удивительно личным.
Он не подражал обычной классике, а шёл от своей натуры, вызывая зависть (в этом смысле) и симпатию. Как ни странно, парень не обиделся на правку и знакомство быстро стало дружбой. Так бывает сплошь и рядом: лишь с годами понимаешь смысл везения....
Роскошь человеческой открытости (почти по Экзюпери) - это и есть самопознание, даже если обсуждаешь "чужие" проблемы. Лёшка был абсолютным "гетеро", но это не мешало нам общаться на любые темы. Он запросто мог поделиться "голой" фото-сессией на крыше серого "недостроя" (одно из любимых фото, с бананом, до сих пор у меня на стене). Мы могли свободно обсуждать эротику Озона, делясь странноватым опытом в стиле "Маленькой смерти". Это странно прозвучит, но допуская гея в свой интимный мир, парень-гетеро может снять две трети геевских комплексов..
Подаренное тебе ощущение нормальности (просто так, из человеческой симпатии, а не потому, что "сам такой"), - стоит дорого. Друг давно женат; сейчас он выглядит солидней, чем мальчишка, с которым мы сидели над стихами. Но я вижу его таким же. Он мало изменился, - рисковый, нестандартный, живой и невероятно открытый..
О себе я рассказал именно ему. Это был не только жест доверия, но и почти отчаяния. Я отлично понимал, что должен строить с миром "большинства" (пусть даже и советского) какие-то связи. Этот мир не понимал, что сексуальность невозможно "спрятать", "утаить" и "загнать в поглубже". Фанатам сексуальной конспирации я всегда советую неделю пожить в реальности, где вы не можете обнять любимого человека, вообще признать его существование, публично взять его за руку, пойти куда-то вместе в качестве пары. А на вопрос: "кто это с тобой?" - должны ответить: "Так, случайная знакомая (знакомый)".. Вы не можете сказать: "Мы вчера пошли в кино..", - потому что рискуете "нарваться" на бойкот коллег, реакцию начальства и потерю места. Так что лучше врать про "холостяцкое житьё". А ведь всё это - реальность для огромного количества людей.
Открытость - не из мира привилегий. Речь идёт о человеческом достоинстве. Даже на уровне быта, потому что жизнь "с оглядкой" - рано или поздно превращает жизнь в кошмар. В этом кругу недомолвок и лжи друг подарил мне ощущение нормальности, - за что я ему благодарен.
Как ни странно, но камин аут - это процесс. Невозможно «выйти из шкафа» раз и навсегда. Всегда остаются люди, которым ты должен «признаться» здесь и сейчас. Особенно это сложно с друзьями юности, поэтому я не люблю «Одноклассников». Сложившийся в детстве образ мешает пробиться к другой, уже взрослой, реальности.
Попытки возвращения в юность на "новом витке" - уже приводили к разрыву дружб. Так что довольно с меня «экскурсий» в детство.
Кто-то из прошлых друзей навсегда остался там, - где тебе семнадцать или двадцать. Где ты ещё не знаешь кто ты и ищешь дорогу к себе - настоящему. В общем-то, камин аут - это и есть обретение себя. И дело совсем не в сексе, а в том, чтобы быть собой.