Возвращение Адама.
Природа человека меняется не слишком сильно, - изменчивы только социальные условности и культурные табу. Особенно это заметно в сфере сексуальности, где близкие себе вещи современный человек может обнаружить в древнейшей эпохе.
Вот греческие юноши оставляют граффити после удачного секса: "С помощью Аполлона Дельфийского Кримон совокупился здесь с Амотионом", - или: "Федипид совокупился, Тимагор и я, Эмфер, совокупились.." (Остров Санторин, VIII век до н.э.). Наверное, буквальный перевод глагола звучал в оригинале более брутально, но условности перевода (в рамках христианской культуры) требуют понятных эвфемизмов.
Речь идёт о "групповухе" - да ещё настолько яркой, что Эмфер считает нужным занести имена парней (с которыми он только что "совокупился") на "скрижали истории", - оставив ценное свидетельство о сексе с Тимагором и Федипидом.. )) Сексуальность и культура - удивительные вещи; спустя века банальный секс трёх неведомых парней заставляет работать воображение, включая эмпатию, любопытство и даже возбуждение. ) Во всяком случае, у гей-аудитории.
В общем-то, это и есть природа "порнографии", хотя само слово тащит за собой шлейф негативных смыслов. Желание поделиться с миром собственным сексуальным опытом, транслировать его на какую-то аудиторию, описать его обстоятельства, дать представление об участниках, порядке и позициях, - это и есть то общее, что роднит граффити VIII века с сексуальной тематикой современного кино, литературы или фотографии.
Магия возбуждения (буквально сквозь века) связывает миллионы мужчин, заставляя пенисы эрегировать при взгляде на сюжеты далёкого прошлого. Геи здесь, пожалуй, - наиболее релевантная мужская общность, поскольку её сексуальность (так сложилось истрически) наименее регулировалась "сверху".
Возникнув на стенах, в мозаиках, фресках, - затем в литературе, "порнография" (раз уж не найти более подходящего термина) - оставалась частью "низовой" культуры, никуда не исчезая, но вытесненная из публичного пространства.
Порно-графика существовала всегда, фотография дала этому жанру новую степень достоверности и документальности. Достоинства точности в передаче секса (которую давала новая технология) - способствовала тому, что мужская индивидуальность (типаж, характер, член и предпочтения) - выходила на первый план. Документальность фиксации секса - рождала запрос на индивидуальность. Расплывчатость абстрактных описаний сменялась трендом на визуализацию и конкретику, - двигаясь в сторону личности.
Из литературы "порнография" приходит в фотографию - и движется дальше, осваивая все новые возможности и технологии - оставаясь при этом древней потребностью нашей природы. Удивительно, как мужской Эрос выражает себя в различных культурных эпохах, завоёвывая всё новые средства технической выразительности, - и оставаясь при этом природной константой (почти идентичной для мальчиков Эмфера и Тимагора - и зрителей современного кино).
Весь этот разговор, собственно, затеян, чтобы порассуждать об эволюции кино, его открытости к интимным и сексуальным сферам жизни человека.
Очевидно, что это - процесс. Когда-то в 70-х снимки мужского члена вошли (не без скандала) в культурный обиход, а Роберт Мапплторп доказал, что криминализованная ранее "порнография" - всего лишь часть мужской сексуальности, личности, натуры, без изображения которой человек "ускользает" от искусства и культуры в неполное (неполноценное) бытие.
Зрелая культура радикально раздвигает границы интереса к человеку, приходит к выводу о важности его полноценного, объёмного отражения.
Не случайно иименно фотограф-гей делает изображение пениса частью публичного пространства. Но ещё до этого женская нагота была активно освоена мужской культурой. Сегодня Адам и Ева покидают мифические кущи, чтобы предстать перед объективами - в сплаве природной сложности, открытости и доверия к человеческой природе. В готовности видеть её, изучать и осваивать.
Глобальный кризис христианства в 20 веке позволяет (наконец-то) делать человека предметом объёмного изучения (любования, наблюдения, фиксации), оставляя морализаторство тем, кому человек мало интересен сам по себе. Реабилитация тела (мужского - прежде всего) - прямая заслуга секулярной традиции, которая освободилась от абстрактных, примитивных категорий "верха" и "низа" ("греховности" и «святости»).
Христианство (как известно) игнорировало сексуальность, исчерпывая её сюжетом "грехопадения". Тело (само по себе) не является ценностью в религиозной картине мира. Тело - тленно, временно и "греховно". Оно - тленная часть Творения, антипод "души" и "вечной жизни", не дростойное изображения и внимания. Не случайно в центре христианской мифологии - распятая мёртвая плоть. Но мёртвый персонаж не мог выражать потребности Ренессансной культуры и запросов Нового времени, которые требовали полноценного взгляда на человека (включая его сексуальность).
Культура, продвигаясь к реальному взгляду на вещи, постепенно отказывалась от идеи "вечного" бытия, всё более ценя не "вечное", а уникальное, индивидуальное и «минутное» в человеке. Уникальное - не может быть "вечным", оно ценно своей быстротечностью и неповторимостью. Религия не могла соответствовать запросам культуры, для которой уникальность каждого из нас становилась смыслом искусства. Религия отрицала уникальность в рамках своих "вечных" сюжетов, игнорируя ценность «текущего» существования - в угоду абстрактной "вечности".
Интерес к телу (по сути) - это интерес к "здесь и сейчас" живущему человеку. Эрекция - это живое движение, связанное с моментом жизни. Но она теряет всякий смысл в "вечном" христианском "бытии". Вместе с телом... Этот интерес культуры к "проживаемому" времени - историчен, а не случаен. Интимный и личный быт - становились центром интереса для искусства. Отсюда - импрессионизм, «текучие» формы модерна, экзистенциализм в философии. Время завоёвывает Пространство, которое казалось вечным и статичным - как Творение. И вместе с культом времени в искусство входит телесное бытие человека - уязвимого, «текучего», изменчивого и бренного. Это какая-то новая нагота (уже - не Адамова), требующая изучния, а не библейского сокрытия.
Внимание к телу - постепенно проступало (проявлялось) в рамках официозной культуры, которой было христианство. Отсюда - откровенно эротичные "святые" и церковные "гей-иконы", - веками будившие эротические эмоции юных прихожан, вынужденых осознавать свою секс-ориентацию именно в церкви, стоя и молясь у "нагих" изображений. Ренессанс стал расцветом этой "двойной морали", когда религиозные сюжеты становились поводом для телесных и эротических штудий художников (роспись Сикстинской капеллы - яркий пример).
Обнажённый святой Себастьян - традиционно становился "иконой" мужского эротического тела (а для зрителей - поводом к эротическим эмоциям), - не имея (в этом качестве) к религии особого отношения. Автобиографический герой Мисимы в "Исповеди маски" мастурбирует и впервые кончает на изображение св.Себастьяна, символически соединяя в этом акте "высокие" и "земные" моменты жизни. Время от времени на сайтах с он-лайн интимом можно видеть какого-нибудь парня, мастурбирующего с крестом на шее, - а то и кончающего на него брызгами спермы. (Расстаться с крестом на время секса - в голову ему не приходит)). И вряд ли это - полный абсурд без скрытых выходов к тайному смыслу…
Каждый такой "сеанс" - повод вспомнить про Мисиму с «мучеником» в роли секс-объекта.. Залитый спермой крест с распятием - кажется (всё-таки) парадоксальным символом врмени, когда "земное" и "телесное" - нагнало и "накрыло" собой основоположника доктрины, отрицавшего ценность секса и телесного бытия. И дело не только в сперме (в её, так сказать, «низменном» характере). Символика сложнее. Сексуальность сегодня окончательно стала частью природного образа человека, которую невозможно игнорировать ни в жизни, ни в религии, ни в искусстве.
Однополые браки и легализованные секс-партнёрства - в каком-то смысле - это брызги спермы, долетевшие до «базиса» христианской доктрины.
Сексуальность эллинских времён (бывшая когда-то частью культуры), сделав огромный виток (вираж) в христиансккую эпоху, - вернулась и вошла в плоть современной культуры, снова став её органической частью. И вряд ли это единство когда-то будет разъято и поставлено под сомнение.
В кино мы точно можем наблюдать, как сексуальность перестаёт быть "порнографией" и входит в плоть художественной ткани.
Сегодня, пожалуй, нет ни одного вида секса, который не попал бы на экран - в той или иной форме. Речь не только о традиционном "репродуктивном" формате, - который (естественно) был показан публике в первую очередь - в качестве действа, наименее шокирующего в религиозном смысле. Пазолини осваивал тему обнажённых любовников в начале 70-х («Декамерон», «Цветок 1001 ночи»). Честно говоря, затрудняюсь назвать авторов первых "постельных сцен". Видимо, это европейское кино эпохи сексуальной революции.
Но с "нетрадиционным" сексом (от мастурбации до гей-интима) - как-то проще, поскольку он возник на экране сравнительно недавно.
Сначала в метафорических фильмах Феллини. Сцену с мастурбирующими в авто школьниками, помешанными на Градиске, сразу вспомнит зритель "Амаркорда". Ритмично мигающий свет фар "освещает" нам дорогу в "тёмную" сферу сексуальности, которая становится важной частью характеристики героя (где и с кем он это делает, что его возбуждает, какова роль интима в структуре его поведения, личности в целом..) Образ юности - без её сексуального измерения - мешает видеть героя объёмно.
В фильмах откровенной гей-тематики (по понятным причинам) сексуальность показана детальнее и полнее. Геевский жанр продвигает ранее "запретные" темы в сторону большого кино. И то, что раньше могло появиться только в фильмах "для узкого круга" зрителей, - постепенно входит в общий обиход. Мастурбация, пожалуй, - самый показательный пример. Важно, что это секс - в чистом виде, в своей самоценной ипостаси, не связанный с отношениями. Сексуальность - как свойство характера (образ темперамента, ментальности, привычек, воображения, страхов и комплексов). Секс становится новой «краской» в портрете персонажа.
С другой стороны (надо признать) секс на экране - эффективный способ вовлечения зрителя в сюжет. Способ установления «личного» контакта, - что работает на достоверность всей истории и доверие к ней. Природа так распорядилась, что мы не в состоянии воспринимать чужой интим без эмоционального вовлечения в него (от негативного до позитивного). Это всегда - контакт. И режиссура пользуется этим в своих интересах, понимая (в частности), что интимный сюжет не просто захватит кого-то, но и спровоцирует эрекцию у "впечатлительной" части зала.. Игры с залом - одна из забав режиссёра.
Но и сам создатель фильма не свободен от своих приёмов, - порой используя натуру в личных целях (как, скажем, Пазолини, выбирая ракурсы и позы для любимых мужчин в эстетике воображаемого порно. (Настойчивые ракурсы снизу, с захватом бёдер и ширинок - заметный приём в «Аккатоне»).
Где только не случаются с героями эпизоды «сольного" секса.. Мастурбация на улице, в момент наблюдения за целующейся парочкой. Или с другом - за общим столом ("Сладкий", 2004 ). С гетеро-парнем в постели во время каникул ("Крампак", 2002). В ванне, под взглядом наблюдателя через дорогу ("Клуб Shortbus", 2006). Под прицелом фото-камеры героя, собирающего снимки друзей в момент оргазма («Маленькая смерть», 1995, Ф.Озон, ). «На спор», на глазах у друга и сестры ("Мечтатели", 2003, Бертолуччи). (Отдельный респект за мужество в кадре - Луи Гаррелю). В сериале "Queer as Folk" (2000) Джастин мастурбирует приятелю по школе, - гомофобу и придурку. (2000). В ленте по роману Мураками "Норвежский лес" (2010) героиня увлекается членом любимого парня, не способная ответить на его страсть и пытаясь снять напряжение.. (Пересказы выглядят сомнительно, но кадры - безусловно приковывают к себе).
- Он у тебя очень твёрдый?
- Кто, ботинок?
- Дурачок!
- Если ты об эрекции, то да, конечно..
- Наверное, это тяжело?
- О чём ты?
- Ну, когда он становится твёрдым..
- Бывает что и так.
- Хочешь я помогу?
- Рукой?..
- Ну да….. Какой он тёплый…
- Здорово у тебя получается..
- Будь хорошим мальчиком, помолчи!
Список выразительных экранных матстурбаций можно продолжать. Но без члена в кадре, разумеется. Рубежи, взятые Мапплторпом в фотографии 70-х пока ещё «снятся» фестивальному кино. Но (безусловно) это дело времени. Смельчаки (вроде Бертолуччи в «Мечтателях») выносят член персонажа в композиционный центр кадра. (Ещё один респект его владельцу - Майклу Питту). И это движение - в том направлении, которое вызывало когда-то шок у посетителей выставок Мапплторпа.
Нагое мужское тело сегодня - "отработанный приём". (Список фильмов можно не приводить). Член мелькает на экране - став бытовой и привычной деталью, интригующей зрителей (как и охотников до стоп-кадров). Серьёзное, фестивальное кино включает в картины обнажённую мужскую натуру - не только в качестве приманки, но и в силу той глубины, которая требует полного раскрытия человека - особенно в любовных сюжетах.
Обнажённый герой "Чтеца" теряет невинность со зрелой женщиной и образ его беззащитности требует наготы в кадре. Обаятельный студент в исполнении Тома Холта в "Одиноком мужчине" просто был обязан появиться обнажённым - в образе последнего соблазна, которым герой награждён за минуты до смерти.
Образ наготы - универсальный культурный символ подлинности, изначальности, предельной открытости миру.. Символ прихода в мир - и ухода из него. Однажды попав на палитру художников, нагота никогда не потеряет актуальности - в качестве "предельной характеристики" человека.
Совершив головокружительный «вираж» со страниц библейской мифологии, нагота Адама проделала путь от отрицания и страха перед ней - к принятию и изучению. Нагота отрицающего собственную сексуальность героя - воплотилась в наготу познающего себя Человека, который не просто принимает себя таким, но и видит в сексуальности - средство самовыражения.
В глубинном смысле, это возвращение культуры к своим до-христианским, «эллинским корням», - но уже на новом витке жизни. Человечество всё больше озабочено земным существованием, ценностью реального мира, - понимая при этом мнимость религиозной «вечности» и «бессмертия». И это заставит ценить жизнь в тысячу раз больше, лучше обустраивать её «здесь и сейчас», ценить чудо самого существования, мир других людей и моменты «текучего» времени.
Нагота и сексуальность в искусстве - всего лишь символы ценности человеческого бытия и нашей открытости миру. И чем объёмнее человек будет представлен в искусстве, тем точнее будет его образ и наше знание о нём.
Вот греческие юноши оставляют граффити после удачного секса: "С помощью Аполлона Дельфийского Кримон совокупился здесь с Амотионом", - или: "Федипид совокупился, Тимагор и я, Эмфер, совокупились.." (Остров Санторин, VIII век до н.э.). Наверное, буквальный перевод глагола звучал в оригинале более брутально, но условности перевода (в рамках христианской культуры) требуют понятных эвфемизмов.
Речь идёт о "групповухе" - да ещё настолько яркой, что Эмфер считает нужным занести имена парней (с которыми он только что "совокупился") на "скрижали истории", - оставив ценное свидетельство о сексе с Тимагором и Федипидом.. )) Сексуальность и культура - удивительные вещи; спустя века банальный секс трёх неведомых парней заставляет работать воображение, включая эмпатию, любопытство и даже возбуждение. ) Во всяком случае, у гей-аудитории.
В общем-то, это и есть природа "порнографии", хотя само слово тащит за собой шлейф негативных смыслов. Желание поделиться с миром собственным сексуальным опытом, транслировать его на какую-то аудиторию, описать его обстоятельства, дать представление об участниках, порядке и позициях, - это и есть то общее, что роднит граффити VIII века с сексуальной тематикой современного кино, литературы или фотографии.
Магия возбуждения (буквально сквозь века) связывает миллионы мужчин, заставляя пенисы эрегировать при взгляде на сюжеты далёкого прошлого. Геи здесь, пожалуй, - наиболее релевантная мужская общность, поскольку её сексуальность (так сложилось истрически) наименее регулировалась "сверху".
Возникнув на стенах, в мозаиках, фресках, - затем в литературе, "порнография" (раз уж не найти более подходящего термина) - оставалась частью "низовой" культуры, никуда не исчезая, но вытесненная из публичного пространства.
Порно-графика существовала всегда, фотография дала этому жанру новую степень достоверности и документальности. Достоинства точности в передаче секса (которую давала новая технология) - способствовала тому, что мужская индивидуальность (типаж, характер, член и предпочтения) - выходила на первый план. Документальность фиксации секса - рождала запрос на индивидуальность. Расплывчатость абстрактных описаний сменялась трендом на визуализацию и конкретику, - двигаясь в сторону личности.
Из литературы "порнография" приходит в фотографию - и движется дальше, осваивая все новые возможности и технологии - оставаясь при этом древней потребностью нашей природы. Удивительно, как мужской Эрос выражает себя в различных культурных эпохах, завоёвывая всё новые средства технической выразительности, - и оставаясь при этом природной константой (почти идентичной для мальчиков Эмфера и Тимагора - и зрителей современного кино).
Весь этот разговор, собственно, затеян, чтобы порассуждать об эволюции кино, его открытости к интимным и сексуальным сферам жизни человека.
Очевидно, что это - процесс. Когда-то в 70-х снимки мужского члена вошли (не без скандала) в культурный обиход, а Роберт Мапплторп доказал, что криминализованная ранее "порнография" - всего лишь часть мужской сексуальности, личности, натуры, без изображения которой человек "ускользает" от искусства и культуры в неполное (неполноценное) бытие.
Зрелая культура радикально раздвигает границы интереса к человеку, приходит к выводу о важности его полноценного, объёмного отражения.
Не случайно иименно фотограф-гей делает изображение пениса частью публичного пространства. Но ещё до этого женская нагота была активно освоена мужской культурой. Сегодня Адам и Ева покидают мифические кущи, чтобы предстать перед объективами - в сплаве природной сложности, открытости и доверия к человеческой природе. В готовности видеть её, изучать и осваивать.
Глобальный кризис христианства в 20 веке позволяет (наконец-то) делать человека предметом объёмного изучения (любования, наблюдения, фиксации), оставляя морализаторство тем, кому человек мало интересен сам по себе. Реабилитация тела (мужского - прежде всего) - прямая заслуга секулярной традиции, которая освободилась от абстрактных, примитивных категорий "верха" и "низа" ("греховности" и «святости»).
Христианство (как известно) игнорировало сексуальность, исчерпывая её сюжетом "грехопадения". Тело (само по себе) не является ценностью в религиозной картине мира. Тело - тленно, временно и "греховно". Оно - тленная часть Творения, антипод "души" и "вечной жизни", не дростойное изображения и внимания. Не случайно в центре христианской мифологии - распятая мёртвая плоть. Но мёртвый персонаж не мог выражать потребности Ренессансной культуры и запросов Нового времени, которые требовали полноценного взгляда на человека (включая его сексуальность).
Культура, продвигаясь к реальному взгляду на вещи, постепенно отказывалась от идеи "вечного" бытия, всё более ценя не "вечное", а уникальное, индивидуальное и «минутное» в человеке. Уникальное - не может быть "вечным", оно ценно своей быстротечностью и неповторимостью. Религия не могла соответствовать запросам культуры, для которой уникальность каждого из нас становилась смыслом искусства. Религия отрицала уникальность в рамках своих "вечных" сюжетов, игнорируя ценность «текущего» существования - в угоду абстрактной "вечности".
Интерес к телу (по сути) - это интерес к "здесь и сейчас" живущему человеку. Эрекция - это живое движение, связанное с моментом жизни. Но она теряет всякий смысл в "вечном" христианском "бытии". Вместе с телом... Этот интерес культуры к "проживаемому" времени - историчен, а не случаен. Интимный и личный быт - становились центром интереса для искусства. Отсюда - импрессионизм, «текучие» формы модерна, экзистенциализм в философии. Время завоёвывает Пространство, которое казалось вечным и статичным - как Творение. И вместе с культом времени в искусство входит телесное бытие человека - уязвимого, «текучего», изменчивого и бренного. Это какая-то новая нагота (уже - не Адамова), требующая изучния, а не библейского сокрытия.
Внимание к телу - постепенно проступало (проявлялось) в рамках официозной культуры, которой было христианство. Отсюда - откровенно эротичные "святые" и церковные "гей-иконы", - веками будившие эротические эмоции юных прихожан, вынужденых осознавать свою секс-ориентацию именно в церкви, стоя и молясь у "нагих" изображений. Ренессанс стал расцветом этой "двойной морали", когда религиозные сюжеты становились поводом для телесных и эротических штудий художников (роспись Сикстинской капеллы - яркий пример).
Обнажённый святой Себастьян - традиционно становился "иконой" мужского эротического тела (а для зрителей - поводом к эротическим эмоциям), - не имея (в этом качестве) к религии особого отношения. Автобиографический герой Мисимы в "Исповеди маски" мастурбирует и впервые кончает на изображение св.Себастьяна, символически соединяя в этом акте "высокие" и "земные" моменты жизни. Время от времени на сайтах с он-лайн интимом можно видеть какого-нибудь парня, мастурбирующего с крестом на шее, - а то и кончающего на него брызгами спермы. (Расстаться с крестом на время секса - в голову ему не приходит)). И вряд ли это - полный абсурд без скрытых выходов к тайному смыслу…
Каждый такой "сеанс" - повод вспомнить про Мисиму с «мучеником» в роли секс-объекта.. Залитый спермой крест с распятием - кажется (всё-таки) парадоксальным символом врмени, когда "земное" и "телесное" - нагнало и "накрыло" собой основоположника доктрины, отрицавшего ценность секса и телесного бытия. И дело не только в сперме (в её, так сказать, «низменном» характере). Символика сложнее. Сексуальность сегодня окончательно стала частью природного образа человека, которую невозможно игнорировать ни в жизни, ни в религии, ни в искусстве.
Однополые браки и легализованные секс-партнёрства - в каком-то смысле - это брызги спермы, долетевшие до «базиса» христианской доктрины.
Сексуальность эллинских времён (бывшая когда-то частью культуры), сделав огромный виток (вираж) в христиансккую эпоху, - вернулась и вошла в плоть современной культуры, снова став её органической частью. И вряд ли это единство когда-то будет разъято и поставлено под сомнение.
В кино мы точно можем наблюдать, как сексуальность перестаёт быть "порнографией" и входит в плоть художественной ткани.
Сегодня, пожалуй, нет ни одного вида секса, который не попал бы на экран - в той или иной форме. Речь не только о традиционном "репродуктивном" формате, - который (естественно) был показан публике в первую очередь - в качестве действа, наименее шокирующего в религиозном смысле. Пазолини осваивал тему обнажённых любовников в начале 70-х («Декамерон», «Цветок 1001 ночи»). Честно говоря, затрудняюсь назвать авторов первых "постельных сцен". Видимо, это европейское кино эпохи сексуальной революции.
Но с "нетрадиционным" сексом (от мастурбации до гей-интима) - как-то проще, поскольку он возник на экране сравнительно недавно.
Сначала в метафорических фильмах Феллини. Сцену с мастурбирующими в авто школьниками, помешанными на Градиске, сразу вспомнит зритель "Амаркорда". Ритмично мигающий свет фар "освещает" нам дорогу в "тёмную" сферу сексуальности, которая становится важной частью характеристики героя (где и с кем он это делает, что его возбуждает, какова роль интима в структуре его поведения, личности в целом..) Образ юности - без её сексуального измерения - мешает видеть героя объёмно.
В фильмах откровенной гей-тематики (по понятным причинам) сексуальность показана детальнее и полнее. Геевский жанр продвигает ранее "запретные" темы в сторону большого кино. И то, что раньше могло появиться только в фильмах "для узкого круга" зрителей, - постепенно входит в общий обиход. Мастурбация, пожалуй, - самый показательный пример. Важно, что это секс - в чистом виде, в своей самоценной ипостаси, не связанный с отношениями. Сексуальность - как свойство характера (образ темперамента, ментальности, привычек, воображения, страхов и комплексов). Секс становится новой «краской» в портрете персонажа.
С другой стороны (надо признать) секс на экране - эффективный способ вовлечения зрителя в сюжет. Способ установления «личного» контакта, - что работает на достоверность всей истории и доверие к ней. Природа так распорядилась, что мы не в состоянии воспринимать чужой интим без эмоционального вовлечения в него (от негативного до позитивного). Это всегда - контакт. И режиссура пользуется этим в своих интересах, понимая (в частности), что интимный сюжет не просто захватит кого-то, но и спровоцирует эрекцию у "впечатлительной" части зала.. Игры с залом - одна из забав режиссёра.
Но и сам создатель фильма не свободен от своих приёмов, - порой используя натуру в личных целях (как, скажем, Пазолини, выбирая ракурсы и позы для любимых мужчин в эстетике воображаемого порно. (Настойчивые ракурсы снизу, с захватом бёдер и ширинок - заметный приём в «Аккатоне»).
Где только не случаются с героями эпизоды «сольного" секса.. Мастурбация на улице, в момент наблюдения за целующейся парочкой. Или с другом - за общим столом ("Сладкий", 2004 ). С гетеро-парнем в постели во время каникул ("Крампак", 2002). В ванне, под взглядом наблюдателя через дорогу ("Клуб Shortbus", 2006). Под прицелом фото-камеры героя, собирающего снимки друзей в момент оргазма («Маленькая смерть», 1995, Ф.Озон, ). «На спор», на глазах у друга и сестры ("Мечтатели", 2003, Бертолуччи). (Отдельный респект за мужество в кадре - Луи Гаррелю). В сериале "Queer as Folk" (2000) Джастин мастурбирует приятелю по школе, - гомофобу и придурку. (2000). В ленте по роману Мураками "Норвежский лес" (2010) героиня увлекается членом любимого парня, не способная ответить на его страсть и пытаясь снять напряжение.. (Пересказы выглядят сомнительно, но кадры - безусловно приковывают к себе).
- Он у тебя очень твёрдый?
- Кто, ботинок?
- Дурачок!
- Если ты об эрекции, то да, конечно..
- Наверное, это тяжело?
- О чём ты?
- Ну, когда он становится твёрдым..
- Бывает что и так.
- Хочешь я помогу?
- Рукой?..
- Ну да….. Какой он тёплый…
- Здорово у тебя получается..
- Будь хорошим мальчиком, помолчи!
Список выразительных экранных матстурбаций можно продолжать. Но без члена в кадре, разумеется. Рубежи, взятые Мапплторпом в фотографии 70-х пока ещё «снятся» фестивальному кино. Но (безусловно) это дело времени. Смельчаки (вроде Бертолуччи в «Мечтателях») выносят член персонажа в композиционный центр кадра. (Ещё один респект его владельцу - Майклу Питту). И это движение - в том направлении, которое вызывало когда-то шок у посетителей выставок Мапплторпа.
Нагое мужское тело сегодня - "отработанный приём". (Список фильмов можно не приводить). Член мелькает на экране - став бытовой и привычной деталью, интригующей зрителей (как и охотников до стоп-кадров). Серьёзное, фестивальное кино включает в картины обнажённую мужскую натуру - не только в качестве приманки, но и в силу той глубины, которая требует полного раскрытия человека - особенно в любовных сюжетах.
Обнажённый герой "Чтеца" теряет невинность со зрелой женщиной и образ его беззащитности требует наготы в кадре. Обаятельный студент в исполнении Тома Холта в "Одиноком мужчине" просто был обязан появиться обнажённым - в образе последнего соблазна, которым герой награждён за минуты до смерти.
Образ наготы - универсальный культурный символ подлинности, изначальности, предельной открытости миру.. Символ прихода в мир - и ухода из него. Однажды попав на палитру художников, нагота никогда не потеряет актуальности - в качестве "предельной характеристики" человека.
Совершив головокружительный «вираж» со страниц библейской мифологии, нагота Адама проделала путь от отрицания и страха перед ней - к принятию и изучению. Нагота отрицающего собственную сексуальность героя - воплотилась в наготу познающего себя Человека, который не просто принимает себя таким, но и видит в сексуальности - средство самовыражения.
В глубинном смысле, это возвращение культуры к своим до-христианским, «эллинским корням», - но уже на новом витке жизни. Человечество всё больше озабочено земным существованием, ценностью реального мира, - понимая при этом мнимость религиозной «вечности» и «бессмертия». И это заставит ценить жизнь в тысячу раз больше, лучше обустраивать её «здесь и сейчас», ценить чудо самого существования, мир других людей и моменты «текучего» времени.
Нагота и сексуальность в искусстве - всего лишь символы ценности человеческого бытия и нашей открытости миру. И чем объёмнее человек будет представлен в искусстве, тем точнее будет его образ и наше знание о нём.