Дорогой Саша! Это замечательные наблюдения. С одной стороны, мы всегда а приори знаем, что художественное переосмысление одного произведения посредством другого - это всегда дискуссия, более - или менее! - мирная. С другой стороны, в каждом конкретном случае мы можем легко забыть об этом аспекте жизни явлений культуры, вот и я сам почему-то никогда не задумывался об этих двух "Смертях в Венеции" под этим углом зрения - "Экранизация 70-х оказалась духовной полемикой с первоисточником 1912 года." Ну, конечно, полемика! При всей моей симпатии, и даже любви ко многим его эпизодам и кадрам, фильм Висконти вызывал у меня некоторое неприятие. Я так и не смог принять его полностью - в отличие от новеллы Манна, являющейся в моих глазах безусловным шедевром. Вашим небольшим эссе Вы мне помогли немного лучше разобраться с моими чувствами и мыслями по поводу обоих опусов. Я в этой полемике - больше "на стороне" Манна, но мне приятно и полезно было разобраться в этом с помощью Ваших строк.
С моей точки зрения, при всей серьёзности философского послания новеллы, которое вложил в неё автор, оно не является главным в "Смерти в Венеции". Основное в ней, на мой взгляд, точное проживание автором своих действительных переживаний и их сублимация в художественном тексте. Это действие - или явление - куда более глубокое, важное для личности автора, куда более мощное, чем несложная - хоть и древняя - философская концепция, помещённая на поверхность сочинения. Возвращаясь к Фройду, упоминавшемуся в Вашем эссе, сублимация реального глубокого переживания всегда важнее, чем "поверхностная" форма, в которую оно было помещено. Явление - первоначально и глубоко, а форма - "внешняя" , вторичная, хотя может быть и искусной, и мудрой, и "высокоинтеллектуальной". Иными словами, Т. Манну было во сто раз важнее сказать и показать - "Вот Я", "Это Я" (см. об этом статью Манна "Bilse und ich", "Бильзе и я", например), чем ещё раз попроповедовать более или менее известную философскую концепцию, которую и без/до него проповедовали десятки и сотни других писателей, мыслителей и философов. "Смерть в Венеции" - факт и опус - для Манна единственное в своём роде переживание и творение, а вот концепция дионисийского/аполлонического для него и чужая и не уникальная одновременно. В указанной статье Манн писал именно о том, насколько важно ему выписать/выговорить СЕБЯ в мир, чем всё остальное. И именно в этом лежит бОльшая сила новелла Манна, чем фильма Висконти. Последний, по моему мнению, больше о теме "вообще", а вот новелла Манна - вся о нём самом, из глубины личности. Исследовательница Марианна Крюлль в своей биографической монографии о Т.Манне (Marianne Krüll "Im Netz des Zauberers") вообще считает, что для Манна эта новелла была прежде всего неким публичным "грандиозным каминг-аутом", самооткровением + творческой сублимацией сразу нескольких личных переживаний, в том числе и совершенно семейного плана (смерть отца, смерть сестры).
Я плохой кинозритель, мало понимаю в кино и смысл творения Висконти для меня во многом закрыт, я лишь наслаждаюсь - или НЕ наслаждаюсь - его яркими, с великолепным мастерством воплощёнными образами, но далеко не в полной мере понимаю их смысл, их содержание. Возможно, именно поэтому мне и кажется фильм Висконти менее глубоким, чем новелла Манна.
Ваши замечания по поводу аспекта писатель/композитор, музыка/проза кажутся мне интересными и верными. Музыке действительно всегда было позволено много больше, чем прозе или даже поэзии. Об этом, кстати, с завистью писал Пастернак по поводу премьеры 5 симфонии Шостаковича в 1937 году :" Подумать только, взял и ВСЁ сказал, и ничего ему за это не сделали". Так и композитор, мог взять и написать "Лебединое" о своём сокровенном - "и ничего ему за это не сделали", тогда как напиши Чайковский то же прозой... Даже страшно подумать, что могло бы случиться.
Дорогой Саша! Огромное спасибо за такой развёрнутый ответ, - потому что и для меня в новелле Томаса Манна многое остаётся "многослойным", противоречивым и не до конца осмысленным. Подозреваю даже, что это свойство самой новеллы, которая и для автора сохраняла свою противоречивость.
Как это часто бывает (яркий пример - Достоевский), подлинная глубина "случается" на стыке концептуальности художника и его бессознательной интуиции (которая глубже любого "концепта"). Эта многослойность делает произведение действительно, глубоким и способным к "саморазвитию" заложенных в нём смыслов..
В главке И.Кона о Т.Манне, которую я как раз опубликовал, сказано много интересного о личных мотивах автора, для которого его влечение противоречило культурным и нравственным представлениям. В итоге, в дневниках и письмах - мы видим личность с её "природой", а в новелле - во многом - "мораль" и "культурное высказывание", которое должно быть завершённым и иметь "моральную" ценность.
6 июня мы как раз отмечали 140-летие со дня рождения Томаса Манна, - и это повод получше приглядеться к тому, какими внутренними коллизиями (морали и смысла) жили интеллектуалы 20 века. Интересно взглянуть на эту борьбу с "высоты" нынешних представлений. Взгляд Висконти - один из возможных взглядов и интерпретаций, но и он интересен попыткой "смягчить" "моральный ригоризм" писателя. Я подозреваю, что взгляд из 21 века будет содержать в себе ещё большее "смягчение" проблематики. Ведь в идеале, никакой "смерти" быть не должно, - ни нравственной, ни творческой.
Но это уже - из области предположений. :) Т.Манн для меня - неисчерпаемый источник противоречивых реакций на сложные вопросы. С ним невозможно не спорить... Но что касается Висконти, то мне не всё близко в его трактовке. Особенно тот пласт фильма, где Ашенбах на глазах "феминизируется" и обретает какую-то нарочитую манерность (поедание клубники на пляже - просто какой-то "манифест" феминизации). Возможно, это дань современным представлениям о гей-эстетике, но вряд ли в образе "носителя духа" Ашенбаха эти примитивные "жесты" углубляют его образ и делают фильм глубже. Всё-таки, это упрощение смысла...
Я ещё сделаю к этому ответу небольшое добавление завтра, - а пока ещё раз огромное спасибо за повод поразмыслить над важной для меня темой.. :)
Это замечательные наблюдения. С одной стороны, мы всегда а приори знаем, что художественное переосмысление одного произведения посредством другого - это всегда дискуссия, более - или менее! - мирная. С другой стороны, в каждом конкретном случае мы можем легко забыть об этом аспекте жизни явлений культуры, вот и я сам почему-то никогда не задумывался об этих двух "Смертях в Венеции" под этим углом зрения - "Экранизация 70-х оказалась духовной полемикой с первоисточником 1912 года." Ну, конечно, полемика! При всей моей симпатии, и даже любви ко многим его эпизодам и кадрам, фильм Висконти вызывал у меня некоторое неприятие. Я так и не смог принять его полностью - в отличие от новеллы Манна, являющейся в моих глазах безусловным шедевром. Вашим небольшим эссе Вы мне помогли немного лучше разобраться с моими чувствами и мыслями по поводу обоих опусов. Я в этой полемике - больше "на стороне" Манна, но мне приятно и полезно было разобраться в этом с помощью Ваших строк.
С моей точки зрения, при всей серьёзности философского послания новеллы, которое вложил в неё автор, оно не является главным в "Смерти в Венеции". Основное в ней, на мой взгляд, точное проживание автором своих действительных переживаний и их сублимация в художественном тексте. Это действие - или явление - куда более глубокое, важное для личности автора, куда более мощное, чем несложная - хоть и древняя - философская концепция, помещённая на поверхность сочинения. Возвращаясь к Фройду, упоминавшемуся в Вашем эссе, сублимация реального глубокого переживания всегда важнее, чем "поверхностная" форма, в которую оно было помещено. Явление - первоначально и глубоко, а форма - "внешняя" , вторичная, хотя может быть и искусной, и мудрой, и "высокоинтеллектуальной". Иными словами, Т. Манну было во сто раз важнее сказать и показать - "Вот Я", "Это Я" (см. об этом статью Манна "Bilse und ich", "Бильзе и я", например), чем ещё раз попроповедовать более или менее известную философскую концепцию, которую и без/до него проповедовали десятки и сотни других писателей, мыслителей и философов. "Смерть в Венеции" - факт и опус - для Манна единственное в своём роде переживание и творение, а вот концепция дионисийского/аполлонического для него и чужая и не уникальная одновременно. В указанной статье Манн писал именно о том, насколько важно ему выписать/выговорить СЕБЯ в мир, чем всё остальное. И именно в этом лежит бОльшая сила новелла Манна, чем фильма Висконти. Последний, по моему мнению, больше о теме "вообще", а вот новелла Манна - вся о нём самом, из глубины личности. Исследовательница Марианна Крюлль в своей биографической монографии о Т.Манне (Marianne Krüll "Im Netz des Zauberers") вообще считает, что для Манна эта новелла была прежде всего неким публичным "грандиозным каминг-аутом", самооткровением + творческой сублимацией сразу нескольких личных переживаний, в том числе и совершенно семейного плана (смерть отца, смерть сестры).
Я плохой кинозритель, мало понимаю в кино и смысл творения Висконти для меня во многом закрыт, я лишь наслаждаюсь - или НЕ наслаждаюсь - его яркими, с великолепным мастерством воплощёнными образами, но далеко не в полной мере понимаю их смысл, их содержание. Возможно, именно поэтому мне и кажется фильм Висконти менее глубоким, чем новелла Манна.
Ваши замечания по поводу аспекта писатель/композитор, музыка/проза кажутся мне интересными и верными. Музыке действительно всегда было позволено много больше, чем прозе или даже поэзии. Об этом, кстати, с завистью писал Пастернак по поводу премьеры 5 симфонии Шостаковича в 1937 году :" Подумать только, взял и ВСЁ сказал, и ничего ему за это не сделали". Так и композитор, мог взять и написать "Лебединое" о своём сокровенном - "и ничего ему за это не сделали", тогда как напиши Чайковский то же прозой... Даже страшно подумать, что могло бы случиться.
Ваш А.Б.
Reply
Как это часто бывает (яркий пример - Достоевский), подлинная глубина "случается" на стыке концептуальности художника и его бессознательной интуиции (которая глубже любого "концепта"). Эта многослойность делает произведение действительно, глубоким и способным к "саморазвитию" заложенных в нём смыслов..
В главке И.Кона о Т.Манне, которую я как раз опубликовал, сказано много интересного о личных мотивах автора, для которого его влечение противоречило культурным и нравственным представлениям. В итоге, в дневниках и письмах - мы видим личность с её "природой", а в новелле - во многом - "мораль" и "культурное высказывание", которое должно быть завершённым и иметь "моральную" ценность.
6 июня мы как раз отмечали 140-летие со дня рождения Томаса Манна, - и это повод получше приглядеться к тому, какими внутренними коллизиями (морали и смысла) жили интеллектуалы 20 века. Интересно взглянуть на эту борьбу с "высоты" нынешних представлений. Взгляд Висконти - один из возможных взглядов и интерпретаций, но и он интересен попыткой "смягчить" "моральный ригоризм" писателя. Я подозреваю, что взгляд из 21 века будет содержать в себе ещё большее "смягчение" проблематики. Ведь в идеале, никакой "смерти" быть не должно, - ни нравственной, ни творческой.
Но это уже - из области предположений. :) Т.Манн для меня - неисчерпаемый источник противоречивых реакций на сложные вопросы. С ним невозможно не спорить... Но что касается Висконти, то мне не всё близко в его трактовке. Особенно тот пласт фильма, где Ашенбах на глазах "феминизируется" и обретает какую-то нарочитую манерность (поедание клубники на пляже - просто какой-то "манифест" феминизации). Возможно, это дань современным представлениям о гей-эстетике, но вряд ли в образе "носителя духа" Ашенбаха эти примитивные "жесты" углубляют его образ и делают фильм глубже. Всё-таки, это упрощение смысла...
Я ещё сделаю к этому ответу небольшое добавление завтра, - а пока ещё раз огромное спасибо за повод поразмыслить над важной для меня темой.. :)
Reply
Leave a comment