Страницы моей родословной: Трифоновы
Я не могу похвастаться тем, что, например, знаю свою родословную, как говорится, до седьмого колена. Но в отличие от большинства своих знакомых я без запинки назову фамилии, имена и отчества своих дедов и бабушек, как с отцовской стороны, так и с материнской.
Это было давно - ещё в советские времена, наверное, в любимые ныне многими семидесятые годы прошлого столетия. Один наш деревенский парень, по всей видимости, желая как можно больнее уязвить мою старшую сестру Галину и не от большого ума, не нашёл ничего более умного, как обозвать её кулацкой внучкой. Ему, родившемуся и выросшему в семье никчёмного мужичонки - лодыря и пьяницы, сказанные им слова, наверное, казались очень обидными. Но только не сестре и не мне, воспитанными родителями в убеждении, что понятия "кулак" и "труд", как правило, взаимосвязаны.
Но не только в этом ошибся представитель деревенского пролетариата. Не была моя сестра кулацкой внучкой: мы в действительности кулацкие правнуки. Среди наших прадедов есть такая колоритная личность с отцовской стороны по материнской линии, как Александр Иванович Трифонов. На представленной выше фотографии изображена со своими детьми его дочь Федора Александровна, в замужестве Беляева. Крайний справа белобрысый мальчик лет десяти - это мой отец Андрей Григорьевич Беляев, родной внук Александра Ивановича Трифонова.
Я уже однажды писал о своём прадеде. Сегодня кое-что повторю и добавлю. Если открыть одну из страниц "Книги памяти Омской области", то можно прочесть такую вот запись:
"Александр Иванович Трифонов Родился в 1862 г., (...); русский; малограмотный; крестьянин-единоличник. Проживал: Сибирский кр., Крутинский р-н, д. Тихвинка. Арестован 15 февраля 1930 г. Приговорен: Особая тройка при ПП ОГПУ по Сибкраю 19 апреля 1930 г., обв.: по ст. 58-10 УК РСФСР. Приговор: к высылке на жительство в Туруханский край. Реабилитирован 25 апреля 1989 г. Прокуратурой Омской обл. на основании Указа ПВС СССР".
Эту краткую запись я чуть-чуть дополню. Сотрудниками ОГПУ мой прадед был доставлен в Туруханский край и водворён на жительство не куда-нибудь, а в ту самую знаменитую Курейку, где за пятнадцать лет до него отбывал ссылку более известный человек, чем мой прадед, сам Иосиф Виссарионович Сталин. В одной из книг про Сталина я прочитал такую характеристику Курейки:
"Курейка - маленький поселок, затерявшийся где-то далеко за Полярным кругом в беспредельной туруханской пустыне. Это самое северное поселение Туруханского края. Про Курейку можно было без преувеличения сказать, что она находится на краю земли. Зима длится здесь 8-9 месяцев, и зимняя ночь тянется круглые сутки. Здесь никогда не произрастали хлеба и овощи. Тундра и леса были переполнены дикими зверями. Живут охотой и рыбалкой. Человек при 65-градусном морозе ютился в юрте. Простая теплая избушка являлась уже привилегией более счастливых людей. И вот сюда, в глушь Туруханского края, в маленькую заброшенную Курейку, выслали Сталина. Он проживет здесь больше 3 лет".
Ровно столько же прожил в Курейке бывший кулак, а теперь ссыльнопоселенец Александр Иванович Трифонов. Он вернулся в свою Тихвинку, где ждала его жена Елизавета Петровна, в девичестве, я даже это знаю, Тарасова, и где мой неугомонный прадед закончил жизненный путь. Я не случайно употребил по отношению к нему определение "неугомонный". Александр Иванович был в Тихвинке воистину знаменитой, если не сказать, легендарной личностью. Две черты придавали ему неповторимый колорит. Во-первых, чрезмерная говорливость, а, во-вторых, исключительная скупость.
Благодаря первой он был всем известен не столько, как Александр Иванович Трифонов, сколько как "дед Сорока". Это деревенское прозвище настолько прилипло к нему настолько, что когда я уже в конце восьмидесятых расспрашивал престарелых сестёр моего отца: Анисью и Марию, они минут пятнадцать выясняли между собой ответ на вопрос: какая фамилия - Трифоновы или Сорокины - была уличная, а какая настоящая? В конце концов они вынесли окончательный вердикт. Сорокины - более известная и привычная, но уличная, а Трифоновы - малоизвестная, но настоящая. Прозвище же "Сорока" прадед получил за чрезмерную говорливость: стрекотал, как сорока. Кстати, и вменённая ему статья Уголовного кодекса РСФСР 58-10 о контрреволюционных преступления гласила:"Пропаганда или агитация, содержащие призыв к свержению, подрыву или ослаблению Советской власти или к совершению отдельных контрреволюционных преступлений...".
Как ни парадоксально, но ссыльнопоселенец Александр Иванович, после отбытия срока, из-за заполярной Курейки привёз кое-какие деньги, не преминув похвастаться перед активистами колхоза имени Будённого (так назывался созданный ими колхоз в Тихвинке), "организовавшими" ранее ему силами ОГПУ СССР поездку "по сталинским местам":"«Вы что думали, что упекли меня и я там сгину, а я вот, и ещё в прибытке!»
Вот тут я перехожу ко второй черте в характере моего прадеда: исключительной скупости. Как рассказывал мой отец, а его внук, Александр Иванович, выезжая, например, на покос, брал с собой, кроме воды, только хлеб и кусок солёного сала. Садясь в поле обедать, отрезал краюху хлеба, разворачивал сало, клал его перед собой и принимался за трапезу. А вся трапеза заключалась в том, что он ел хлеб, глядя на сало, но не притрагиваясь к нему. После окончания обеда он заворачивал нетронутое сало в тряпку и прятал в сумку до следующего раза. В следующий раз всё повторялось один в один.
Как-то моя матушка рассказала мне такой случай. Она, ещё молодая девчонка, даже не подозревавшая о том, что когда-то станет женой родного внука Александра Ивановича, пришла в Тихвинке в молокоприёмное отделение, на "молоканку", как говорили в деревне, где работали её подружки. Она их застала смеющимися. Оказывается, только что приходил дед Сорока - принёс молоко на сдачу. Переступая через порог, запнулся и пролил буквально несколько капель молока. Чрезвычайно расстроился по этому поводу. Теперь девчонки смеялись, что дед Сорока из-за этого потеряет сон и ночь спать не будет. Кстати, после раскулачивания в 1930 году Трифоновы в Тихвинке жили на улице, называемой 1-я Кателеевка, их дом был чуть ли не крайний.
К сожалению, о детях и внуках моего прадеда я знаю мало. Точно известно, что у него, кроме Федоры, моей бабушки, было ещё две дочери: Матрёна и Алёна.
База данных "Жертвы политического террора в СССР: Крестьянская Голгофа (книга памяти крестьянства)Омская обл." сообщает такие вот сведения:"Лисенков Кузьма Матвеевич. Дата рождения: - Пол: мужчина. Возраст: 67. Место проживания: с. Тихвинка Тихвинского с/с Крутинского р-на Омского окр. Западно-Сибирского края.
Приговор: Выслан вместе с семьей в 1930 г. на спецпоселение в пос. Верх-Васюган Нарымского края.
Архивное дело: ГАОО. Ф. 2998. Оп. 1. Д. 1, 3".
Дополнительный поиск даёт информацию о составе семьи, ссылаемой вместе с Кузьмой Матвеевичем:"... жена Аксинья Лукинична, 68 л., сын Федор, 30 л., сноха Матрена Ал., 30 л., сын Александр, 10 л., сын Кузьма, 8 л., дочь Анастасия, 6 л., сын Анатолий, 4 г., сын Дмитрий, 2 г." Указанная в этом списке "сноха Матрёна Ал., 30 л.", то есть, Лисенкова Матрёна Александровна - жена Фёдора Кузьмича Лисенкова, есть никто иная, как дочь Александра Ивановича Трифонова. Она не попала в Нарымский край, так как оставленная в ожидании высылки под присмотром активистов сельсовета тайно ночью была увезена вместе со своими детьми на станцию Мангут Чижовым Алексеем Степановичем, откуда, сев на поезд, уехала в строящийся Магнитогорск, где и прожила до окончания своих дней. Правда, с момента приезда в Магнитогорск Матрёна Александровна и её дети больше не были Лисенковы, превратившись в Лысенковых путём нехитрого исправления одной буквы в написании фамилии.
Я присутствовал при сцене, когда по прошествии тридцати лет с момента описываемых событий Матрёна Александровна Лысенкова со взрослым сыном Кузьмой, названным по имени деда Лисенкова, один-единственный раз приехала в гости на малую родину и упала на колени, кланяясь в землю, перед Алексеем Степановичем Чижовым, спасшим когда-то её и её детей от неминуемой гибели в болотах Верх-Васюганья. Это надо было видеть.
Другая дочь Александра Ивановича - Алёна Александровна была выдана замуж в той же самой Тихвинке за Константинова. Уличная фамилия Константиновых в Тихвинке была Бычковы. Сын Алёны Александровны Константиновой Александр, возможно названный так по имени деда, сыграл в жизни Александра Ивановича и Елизаветы Петровны столь чрезвычайно трагическую роль, что я не буду вытаскивать этот семейный "скелет из шкафа". Лучше расскажу о сыне самого Александра Ивановича и Елизаветы Петровны.
Дмитрий Александрович Трифонов родился 8 ноября 1901 года в деревне Тихвинка Камышенской волости Тюкалинского уезда Тобольской губернии. Я не знаю при каких обстоятельствах он выбрал военную стезю, так как покинув Тихвинку в молодые годы, он ни разу больше в неё не приехал. Насколько мне известно, долгие годы родственники скрывали не то что информацию о нём, но вообще факт его существования. О том, что у моего отца есть родной дядя в довольно высоких военных чинах я узнал в самом конце 70-х, когда отец был награждён от совхоза путёвкой на ВДНХ и во время пребывания в Москве навестил Дмитрия Александровича, проживавшего на пенсии где-то в ближайшем Подмосковье.
Дмитрий Александрович Трифонов, 1942 год, город Бердск (справа на фотографии)
Среди родни ходили глухие слухи, что у Трифоновых есть в Москве какой-то родственник - генерал. Оказалось, подполковник. Правда, награждённый орденами Ленина и Красного Знамени. Объяснилась и немота родственников вокруг его имени. Раскулаченный и осужденный отец, раскулаченная и скрывшаяся от высылки в Нарымский край родная сестра. Боялись "доброжелателей", которые не замедлили бы уведомить соответствующие инстанции о таком компромате. И лишь к концу 60-х годов родственники чуть-чуть приоткрыли завесу над Дмитрием Александровичем, родным братом моей бабушки. Наверное, этим объясняется отсутствие его имени в "Списке орденоносцев - уроженцев или жителей Абатского района Тюменской области".
И, напоследок, два эпизода со страниц моей родословной, именуемой "Трифоновы". Мне рассказывали бывшие жители Тихвинки, что когда дед Сорока умер, то согласно вроде бы имевшемуся завещанию его дом отходил то ли какому-то внуку, то ли племяннику, проживавшему где-то в городе. Приехавший наследник быстро продал доставшийся ему даром домик, поставив лишь одно условие: разрешить ему напоследок перед отъездом переночевать одному в проданом доме. Когда новоиспечённые хозяева утром вернулись, то обнаружили, что русская печь частично разобрана, а сам продавец исчез. Пришедшие быстро сообразили, что печь, похоже, надёжно хранила в своём необъятном теле нечто ценное. Мужики не медля вскочили на лошадей и рассыпались по наиболее вероятным дорогам скрывшегося счастливца. К обеду постепенно возвратились все с одним и тем же результатом. То, что нечто подобное имело место быть - это точно, только я не имею доказательств, что данный эпизод связан с именем моего прадеда. Возможно, рассказчики что-то перепутали с фамилиями.
Второй эпизод менее интригующ. В конце 80-х, работаю по одному делу в Омске, я в документах наткнулся на запись о том, что его обладатель свою трудовую карьеру начал в 1939 году учителем начальной школы в Тихвинке. А я знал, что перед самой войной действительно в Тихвинке недолго работал учителем молодой парень, который (мир очень тесен) квартировал у Александра Ивановича и Елизаветы Петровны Трифоновых. Однако нежданно объявившийся свидетель ушедшей эпохи не смог ничего добавить к имевшимся у меня сведениям, кроме того, что жил он на квартире у какого-то старичка и старушки и последнюю, кажется, звали Лиза.
И так, написана и перевёрнута ещё одна страница, касающаяся моей родословной и, соответственно, моей биографии. Не знаю, насколько интересной она покажется стороннему читателю, но лично мне она кажется весьма интересной.