Политические последствия "новой экономики"
Напомню, что мы уже знаем про "новую экономику":
1. За счет простоты тиражирования расширение рынка дает ей заметно больший выигрыш, чем старой.
2. Эффективное расширение рынка для "новой экономики" требует значительно большего уровня интеграции между странами, чем международная торговля в рамках "старой экономики".
Каковы же, в таком случае, должны быть политические последствия расширения "новой экономики"?
1. Создание крупных надгосударственных объединений с единым рынком и едиными правилами игры во многих отношениях, предельное снятие границ.
2. Как следствие, потеря включенными в объединения государствами способности к вооруженному (и вообще жесткому) противостоянию друг другу. Они слишком многое объединили и стали слишком друг от друга зависимыми, для дальнейшего роста своей экономики и благосостояния им необходимо непрерывное снятие барьеров между ними. Вооруженные силы либо отмирают (или становятся церемониальными), либо рассматриваются как инструмент защиты "нового объединенного мира" от тех, кто с ним еще не объединился/помощи тем, кто за пределами нового объединенного мира подвергается преследованиям, например, за близкие "новому миру" взгляды.
3. Как следствие первых двух пунктов, меняется "расстановка приоритетов идентичностей". У каждого человека есть список идентичностей вроде "петербуржец-россиянин-европеец" или "гасконец-француз-европеец". Для 18-20 веков нормой было преобладание национально-государственной идентичности над остальными (региональной и наднациональной). Эта эпоха была эпохой национальных государств, люди умирали и убивали именно под знаменами государств (феодальные войны под знаменами регионов и их правителей и крестовые походы под религиозно-наднациональными знаменами к этому времени остались в прошлом), единые законы и единая экономика были созданы именно на уровне государств. Это привело к "выпячиванию" национально-государственной идентичности. Теперь же эта идентичность остается важной, но региональная и наднациональная становятся не второстепенными, а равноправными.
И мы действительно видим подобные явления. Разумеется, этот процесс пока только намечен, но отнюдь не завершен. И в переходном периоде особенную важность приобретают два момента:
1. "Не трожь, если не воняет" (и даже если воняет умеренно). Существуют чувствительные вопросы вроде государственных границ. Тот, кто ставит эти вопросы на рассмотрение, выпускает на волю опасных бесов, с огромным трудом загнанных в сундук. Если страна, недовольная положением государственной границы, заставляет себя забыть о претензиях - то обо всем остальном можно договориться, можно обеспечить широчайшую интеграцию и в конечном счете можно создать ситуацию, когда положение границы волнует только учителей географии. Но если беса территориальных претензий выпустили на волю - загнать его обратно безумно тяжело, и все интеграционные проекты и возможности накрываются медным тазом очень надолго.
Если пункт 1 был, во-многом, претензией к российскому руководству, то пункт 2 будет претензией скорее к европейцам и американцам.
2. При присоединении страны к единому пространству возникает вопрос об условиях. Поскольку обе стороны выиграют почти в любом случае, но могут выиграть больше, а могут меньше, то спор из-за условий оказывается серьезным. Да, именно страны евроатлантической цивилизации (в широчайшем смысле этого слова) проделали наибольший путь в сторону "новой экономики", "новой политики", "новых наднациональных структур" и вообще "нового мира". Да, именно они создали ситуацию, когда присоединяющаяся к общему пространству страна выигрывает очень много (ее рынок расширяется в 20 раз, рынок для европейцев расширяется на 5%, если говорить о присоденинении очередной страны к ЕС). Но из того, что присоединяющимся присоединение нужнее, чем им, они сделали вывод, что имеют право брать "плату за вход" (скорее не в материальном виде, а в виде требования подстраиваться под готовые негибкие нормы). Например, им удобнее включать в единое пространство Украину заметно раньше, чем Россию (потому что Украина меньше, более однородна, более похожа на Европу в среднем, с ней проще договариваться), и они игнорируют тот факт, что для России переезд границы ЕС (или фактической границы ЕС после внедрения соглашения об ассоциации) с западной границы Украины на восточную означает неприятное повышение барьера, стоящего на западной границе России. Этим своим подходом они играют на руку тем, кто по-прежнему смотрит на мир сквозь призму "сфер влияния", и стимулируют Россию к противостоянию (России все равно стоило от противостояния удерживаться, но это не отменяет глупости действий, ее на противостояние толкающих).
Безусловно, на пути интеграции с Европой от России требуется много жесткости, много готовности настаивать на своих интересах, может потребоваться блеф и давление. Вопрос об условиях интеграции очень сложен, и, конечно, делать условия комфортными для нас из добрых побуждений никто не будет. Меня в нынешней политике России напрягает именно то, что мы вышли за рамки "настаивания на своих условиях интеграции" и сделали шаги, всерьез снижающие принципиальную возможность интеграции. Я уже писал, что "Европы от Лиссабона до Владивостока" при моей жизни, как я понимаю, теперь не будет, "политическая Европа" будет заканчиваться у Чернигова и Харькова, и это именно то, что я никогда не смогу нынешней российской власти простить.
Но, впрочем, это уже конкретика пошла. А о конкретике будут следующие посты.
1. За счет простоты тиражирования расширение рынка дает ей заметно больший выигрыш, чем старой.
2. Эффективное расширение рынка для "новой экономики" требует значительно большего уровня интеграции между странами, чем международная торговля в рамках "старой экономики".
Каковы же, в таком случае, должны быть политические последствия расширения "новой экономики"?
1. Создание крупных надгосударственных объединений с единым рынком и едиными правилами игры во многих отношениях, предельное снятие границ.
2. Как следствие, потеря включенными в объединения государствами способности к вооруженному (и вообще жесткому) противостоянию друг другу. Они слишком многое объединили и стали слишком друг от друга зависимыми, для дальнейшего роста своей экономики и благосостояния им необходимо непрерывное снятие барьеров между ними. Вооруженные силы либо отмирают (или становятся церемониальными), либо рассматриваются как инструмент защиты "нового объединенного мира" от тех, кто с ним еще не объединился/помощи тем, кто за пределами нового объединенного мира подвергается преследованиям, например, за близкие "новому миру" взгляды.
3. Как следствие первых двух пунктов, меняется "расстановка приоритетов идентичностей". У каждого человека есть список идентичностей вроде "петербуржец-россиянин-европеец" или "гасконец-француз-европеец". Для 18-20 веков нормой было преобладание национально-государственной идентичности над остальными (региональной и наднациональной). Эта эпоха была эпохой национальных государств, люди умирали и убивали именно под знаменами государств (феодальные войны под знаменами регионов и их правителей и крестовые походы под религиозно-наднациональными знаменами к этому времени остались в прошлом), единые законы и единая экономика были созданы именно на уровне государств. Это привело к "выпячиванию" национально-государственной идентичности. Теперь же эта идентичность остается важной, но региональная и наднациональная становятся не второстепенными, а равноправными.
И мы действительно видим подобные явления. Разумеется, этот процесс пока только намечен, но отнюдь не завершен. И в переходном периоде особенную важность приобретают два момента:
1. "Не трожь, если не воняет" (и даже если воняет умеренно). Существуют чувствительные вопросы вроде государственных границ. Тот, кто ставит эти вопросы на рассмотрение, выпускает на волю опасных бесов, с огромным трудом загнанных в сундук. Если страна, недовольная положением государственной границы, заставляет себя забыть о претензиях - то обо всем остальном можно договориться, можно обеспечить широчайшую интеграцию и в конечном счете можно создать ситуацию, когда положение границы волнует только учителей географии. Но если беса территориальных претензий выпустили на волю - загнать его обратно безумно тяжело, и все интеграционные проекты и возможности накрываются медным тазом очень надолго.
Если пункт 1 был, во-многом, претензией к российскому руководству, то пункт 2 будет претензией скорее к европейцам и американцам.
2. При присоединении страны к единому пространству возникает вопрос об условиях. Поскольку обе стороны выиграют почти в любом случае, но могут выиграть больше, а могут меньше, то спор из-за условий оказывается серьезным. Да, именно страны евроатлантической цивилизации (в широчайшем смысле этого слова) проделали наибольший путь в сторону "новой экономики", "новой политики", "новых наднациональных структур" и вообще "нового мира". Да, именно они создали ситуацию, когда присоединяющаяся к общему пространству страна выигрывает очень много (ее рынок расширяется в 20 раз, рынок для европейцев расширяется на 5%, если говорить о присоденинении очередной страны к ЕС). Но из того, что присоединяющимся присоединение нужнее, чем им, они сделали вывод, что имеют право брать "плату за вход" (скорее не в материальном виде, а в виде требования подстраиваться под готовые негибкие нормы). Например, им удобнее включать в единое пространство Украину заметно раньше, чем Россию (потому что Украина меньше, более однородна, более похожа на Европу в среднем, с ней проще договариваться), и они игнорируют тот факт, что для России переезд границы ЕС (или фактической границы ЕС после внедрения соглашения об ассоциации) с западной границы Украины на восточную означает неприятное повышение барьера, стоящего на западной границе России. Этим своим подходом они играют на руку тем, кто по-прежнему смотрит на мир сквозь призму "сфер влияния", и стимулируют Россию к противостоянию (России все равно стоило от противостояния удерживаться, но это не отменяет глупости действий, ее на противостояние толкающих).
Безусловно, на пути интеграции с Европой от России требуется много жесткости, много готовности настаивать на своих интересах, может потребоваться блеф и давление. Вопрос об условиях интеграции очень сложен, и, конечно, делать условия комфортными для нас из добрых побуждений никто не будет. Меня в нынешней политике России напрягает именно то, что мы вышли за рамки "настаивания на своих условиях интеграции" и сделали шаги, всерьез снижающие принципиальную возможность интеграции. Я уже писал, что "Европы от Лиссабона до Владивостока" при моей жизни, как я понимаю, теперь не будет, "политическая Европа" будет заканчиваться у Чернигова и Харькова, и это именно то, что я никогда не смогу нынешней российской власти простить.
Но, впрочем, это уже конкретика пошла. А о конкретике будут следующие посты.