На холмах Грузии
Меня уверяют, что будь Грузия колонией Англии, а не провинцией Р.И., все было бы у нее замечательно; и что Россия не могла обеспечить Грузии процветание (к которому последняя, видимо, предназначена Богом и судьбой). Ну что же, может быть. Послушаем, однако, свидетелей жизни этого края в те отдаленные времена.
Генрих Гроссен, юрист, работавший в Сенате и командированный в качестве судебного следователя на Кавказ в годы мировой войны, оставил воспоминания об этой командировке. Его первое дело было об ограблении, и он начал его с допроса свидетелей:
«Свидетели были два грузина, которые иногда хватались за висевшие на поясе кинжалы, видимо, чувствуя себя оскорбленными моими вопросами. Спрошенный мною о причине такого поведения свидетеля переводчик ответил: «Не беспокойтесь, грузины народ гордый и вспыльчивый, они часто боятся, как бы их не оскорбили, вот они и хватаются за кинжал, но дальше этого хватанья дело не пойдет, так как после вспышки гнева он поймет, что честь его не затронута».
Тут уже виден некоторый прогресс нравов, произошедший как раз при проклятой русской администрации, ибо дальше хватанья дело все-таки не шло. Но лет за двадцать до того дело обстояло иначе, более «традиционно». Если Гроссен быстро с этой азиатской окраины слинял, насмотревшись на местные реалии, то знаменитый датский землеустроитель Карл Андреас Кофод провел там целых 9 лет (1890-е годы). Его первое впечатление от Грузии было иным и, как бы это сказать… еще более глубоким. Дело зашло значительно дальше простого хватанья за кинжалы, а колорит был просто непередаваемым (некоторые места мной специально выделены):
«Целью моей поездки, - пишет он, - было имение, лежащее не очень высоко на склоне горы по правой стороне долины. … Владелец, грузинский князь по фамилии Вачнадзе, в отличие от большинства в его сословии, был юристом по образованию, был женат на русской и целых десять лет служил мировым судьей в одной из центральнорусских губерний. Теперь же он вернулся на свою родину, и с ним произошло то же, что в других известных мне случаях, когда кавказец, неважно какой народности, возвращается назад в родные края после длительного пребывания в других местах. Чуждый ему внешний лоск слезает с него. … По своей неопытности я, однако считал, что имею основания ожидать, что он не только усвоил внешние формы общения, чем в совершенстве владело всё грузинское дворянство, но также сохранил настоящую культуру, которую неизбежно должно было наложить на него многолетнее общение с людьми образованного класса России.
Мое первое впечатление от князя и его окружения отвечало такому предположению. Я был принят с открытым, благожелательным гостеприимством, характерным для русских, - без восточных преувеличений, которые чувствуешь так часто на этой границе между западной и восточными культурами. ….
Когда я уезжал из поместья, князь подчеркнул, что я должен вернуться не позднее первой половины дня 28 августа - день успения Девы Марии, который был престольным праздником в местной церкви.
- Придет много гостей. Вы еще никогда не были на грузинском обеде. Уверяю Вас, Вы хорошо повеселитесь на нем".
Кофоду хочется повеселиться, и он успевает назад вовремя. «Но, - продолжает он, - я встретил там совсем не праздничное настроение. С руками в карманах прохаживался князь взад-вперед. Его движения и злое выражение лица меньше всего говорили о предвкушении праздника, он едва ответил на мое приветствие.
- Что случилось, князь? Вы выглядите, кажется, не очень довольным. Разве погода недостаточно прекрасна?
- Погода! На что она мне нужна? О-о, черт бы их побрал!
- Кому это такие хорошие пожелания?
- Эти три проклятых кузена! Они испортили весь обед.
- Что же они сделали?
- Что они сделали, Вы спрашиваете. Они убили друг друга, да! А в суматохе тетя упала с балкона и сломала себе шею. Теперь прибыл судебный следователь и, конечно, вызвал всех соседей как свидетелей по делу. Я сам едва смог ускользнуть. Точно я мог быть и на допросе, и давать обед одновременно! Никто кроме женщин не придет на обед, да еще, может, пара князей с того берега. Проклятые ослы, если бы имел их тут вместо их трупов! Я б им…
…. Большего я не мог добиться от него. Он был в гневе на своих дорогих родственничков, которые выбрали такой неудобный ему момент для сведения своих личных счетов».
Итак, на дворе лежат три трупа близких родственников, кузен-убийца взят под стражу, но это всё не портит гостям аппетита: «убийства убийствами, а обед по расписанию».
«Пришло время обеда. Как князь и предсказал, наиболее сильно был представлен слабый пол, но мужчины - свидетели этого печального события - тоже приходили друг за другом, по окончании их допроса. Настроение было вначале гнетущее, НО НЕ УСОПШИЕ ЗАНИМАЛИ ИХ МЫСЛИ.
За обедом, конечно, рассказывалось, каким образом это всё произошло. Прямо напротив друг друга за одним из длинных узких столов ля гостей сидели два молодых кузена, оба князья Вачнадзе, которые имели какие-то споры относительно границ между их владениями. Они были уже слегка пьяны, когда один из них начал насмехаться над тем, как были пришиты гнезда для патронов на черкеске другого.
- Значит, тебе не нравится, - отвечал оскорбленный, и так как он не мог найти достаточно оскорбительного продолжения для своей речи, то схватился за более, по его мнению, убедительный аргумент. На боку или вернее сбоку от живота был него, как у каждого хорошо одетого грузина, кинжал. Молниеносным движением вытащил он его и вогнал через стол в грудь своего дорогого кузена, который посмел выразить неодобрение его нарядной экипировкой. Третий кузен, сидевший рядом со смертельно раненным, подхватил его в свои руки, сказав при этом какие-то сочувственные слова.
Что?! - говорит умирающий. - Ты жалеешь меня? Так ты можешь пойти со мной, - и из последних сил всаживает свой кинжал снизу вверх в живот сердобольного помощника, так что кончик входит в сердце. Это был смертельный удар.
Грузины привычны к подобным вещам на праздниках (замечает флегматично Кофод), но тут уж было слишком. Начался большой переполох с возбужденным и растерянным метанием взад-вперед, с криком и визгом. Явно не понимая, что она делает, выбежала тётя моего князя, мать одного из убитых, на балкон и, пошатнувшись, упала оттуда через низкую балюстраду вниз на камнем выложенный двор. Балкон был невысоким, однако ей удалось сломать (себе) шею.
Всё это было очень печально, за столом говорили об этом событии тоже с большим сожалением, хотя участие к судьбам потерпевших и к горю семей покойных БЫЛО НЕЗАМЕТНО. Всё воспринималось как чертовски досадная история, которая некстати вторглась в размеренную жизнь их края. Характерно, что вместе с тем, что (хотя) не было заметно никакого сочувствия к жертвам этого печального события, все присутствующие были явно полны участия к иной княгине, которая, несмотря на то, что была уже на сносях, участвовала все же в этой роковой пирушке. Резня, произошедшая на этой пирушке, произвела на нее такое сильное впечатление, что роды начались раньше времени, отчего теперь она была между жизнью и смертью. Гости как бы говорили своим поведением: усопшим наше участие не поможет, каким бы искренним оно ни было, но ей, борющейся за жизнь, оно, может быть, принесет облегчение и помощь. Неисчислимы были также бокалы, осушенные за благополучие больной.
ПИР ПРОХОДИЛ ОЧЕНЬ ОЖИВЛЕННО. Он кончился далеко за полночь на кладбище, которое лежало несколько выше по склону. Почему мы пришли туда, я не могу вспомнить… ОБ УСОПШИХ ТАМ ДАЖЕ НЕ ВСПОМИНАЛИ… Я помню только, как мы сидели по-турецки вокруг каких-то могил, на которых мы ставили наши бокалы в короткие паузы между тостами, большая часть из которых была выпита за хорошее самочувствие больной княгини. Застолье теперь кончилось, и говорили все кто хотел, - тамада закончил свою роль. МОЛОДЕЖЬ ОБОИХ ПОЛОВ ТАНЦЕВАЛА ЛЕЗГИНКУ вместе с молодыми крестьянами и крестьянками из деревни, и керосиновые факелы на длинных древках, которые были расставлены вдоль кладбищенской стены, освещали красочные группы, откуда в долину неслись чудесные грузинские застольные песни». Это всё при трех непохороненных трупах в доме и одной умирающей роженице.
Комментарии, я думаю, тут излишни. Вот то самое общество, которое русской администрации предстояло незамедлительно «привесть к процветанию» - задача, с которой она якобы не могла справиться как следует. Французская или английская администрация, конечно, на ее месте справились бы отлично. Им подобное «сопротивление материала» было бы непочем.
P.S: Авторитетное мнение лорда Керзона о русской администрации https://alex-vergin.livejournal.com/324820.html