О ДОСТОЙНОМ МЕСТЕ ПРАВОСЛАВИЯ В КУЛЬТУРЕ
Телеканал «Россия-24» анонсировал на субботу, 13 марта, на 16.35 (мск) программу. Тема «Место иконы - в храме». С изображением «Троицы» Андрея Рублёва.
Надеюсь, что музейщики и РПЦ договорятся. Ведь договорилась же католическая церковь со светскими властями о размещении в музее "Сикстинской мадонны".
В связи с этим - два соображения.
Во-первых, даже внутри традиции православия - иконы помещались не только в храме, но и в домах исповедующих православие, а также - «на путях». В то же время в ХХ веке, особенно в период «воинствующего атеизма», подвижничество ученых и деятелей культуры открыло еще одно измерение, в котором помещались и существовали иконы, - названное ими «древнерусское искусство». Что, кстати, помогло спасти многие предметы церковного обихода от забвения, да и просто - от уничтожения.
Сегодня внутри русской православной церкви идёт скрытый от посторонних глаз трудный, а возможно, и порой мучительный процесс восстановления-становления РПЦ как социального института. И тут уместно правило, которое сегодня от церкви как социального института требуют соблюдать в Европе: «Если церковь желает быть частью общества, она должна принимать его законы».
Я принадлежу к сторонникам идеи о том, что современная культура России и лучшие её образцы имеют в своём происхождении не только явственные, но даже и преимущественно «православные» корни. Но также понимаю, что во весь период своего существования Россия была поликонфессиональной страной. Эти особенности национальная русская культура, понимаемая как культура нации а не отдельной национальности, должна и обязана была учитывать. И учитывала!
Но с XIX и особенно с ХХ века еще Россия стала ещё и страной со значительной долей носителей атеистического мировоззрения.
По моему скромному суждению РПЦ уже в XIX веке сильно запоздала в своем развитии в качестве социального института, именно, и прежде всего, - в сфере культуры, понимаемой как общение внутри социума. Внутри церковного общения «пастырей с паствой» подразумевалось отношение к пастве как к «стаду», которое следует «пасти» и духовно «окормлять». Но «вовне» такая стилистика общения уже тогда переставала быть действенной. Уже в XIX веке в разы возросло число тех, кто не желал быть «в стаде». А нового языка (новой культурной интонации) для изменявшегося социума РПЦ не смогла подобрать. Быть может и из-за этого тоже случились с нашей страной потрясшие весь мир события века ХХ-го, названного поэтом «веком-волкодавом».
Приведу один, очень поразивший меня пример такого культурного отставания.
Сергий Радонежский как до сих пор не узнанный нами «национальный герой».
Сергий Радонежский благословляет князя Дмитрия Донского на Куликовскую битву.
Меня в своё время поразило, что о Сергии Радонежском и его жизни, как о важнейшем «культурном событии» страны почти никто из историков XIX - начала ХХ века не написал. Упомянуть - упомянули, но и только.
Только Н. И. Костомаров в своей книге «Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей» уделил отдельную главу преподобному Сергию. Он оказался единственным, кто поставил эту историческую (а не только религиозную) фигуру в один ряд с такими известными истории деятелями, как Иоанн Грозный или Петр Первый.
Но для меня важнее даже не собственно историческая роль Сергия Радонежского, а именно культурная. Она очень важна для сегодняшней России, когда стало модным говорить о «протестантской трудовой этике» (после знакомства с работами Макса Вебера).
В одном из своих этюдов на своём сайте я процитировал вот эти строки из главы «Преподобный Сергий» книги Н.И. Костомарова о роли монашества в развитии российского государства: "Монашество: продолжало расширяться: где только распространялось христианство, там возникали и монастыри. Одни из них строились и поддерживались князьями и богатыми частными лицами, другие: созидались отшельниками, которые сначала уходили в пустынные места, а потом славой своих подвигов невольно привлекали к себе товарищей и после обыкновенно делались настоятелями образуемых таким образом обителей. Последнего рода монастыри представляют особенную важность для истории, потому что такие монастыри привлекали население в пустынные места и были одними из главных двигателей русской колонизации. Где являлся монастырь, там около него образовывалось село или даже многолюдный посад; расчищались дикие лесные места, обрабатывались поля, а около некоторых монастырей учреждались ярмарки, образовывалось средоточие промысла и торговли. Вместе с тем пролагались новые пути сообщения. Сами монахи вначале подавали пример трудолюбия и хозяйственности. Благочестивый обычай отдавать монастырям села делал монастыри не только религиозными, но и хозяйственными учреждениями" (Костомаров Н. И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. Отдел 1. Глава 10. Преподобный Сергий).
Вот этот образец «подвижничества в миру», явленный Сергием Радонежским, для меня представляется гораздо важнее даже такой его исторически признанной роли, как «благословение» Дмитрия Донского на Куликовскую битву.
Именно вот этот аспект нашего культурного наследия нами пока и не усвоен. И в нашей культуре сегодня преобладает яркий «подвиг», а не смиренное подвижничество. Как «культурный образец», как «философия поступка», в равной мере приемлемые и для православного, и для мусульманина, и для атеиста.
Вот и Сергий Радонежский остаётся в качестве культурного образца больше в «святоотеческом предании», чем в светской культуре России - до сих пор не узнанный нами в качестве национального героя.
Икона Сергия Радонежского действительно уместна только внутри церковной жизни. Для "выхода" в светские пласты культуры, для понимания его как национального героя нужны совсем другие изобразительные и языковые средства. Чтобы явлена была философия его жизни, как нравственного поступка. Как культурный (а не культовый!) образец для подражания.