Ложь о "трагедии общин": псевдонаука против саморегуляции одноранговой экономики
Одноранговая экономика (в более общем случае - мозаичная экономика) это одна из базовых конструкций для нео-натурального хозяйства и кооперативной анархии.
Одноранговая (не-иерархическая, пиринговая, peer-to-peer, P2P) экономика - это схема самоорганизации равноправных и свободных участников производства и потребления.
Иначе говоря: это схема, при которой каждый участник (индивидуально или в договорной кооперации с кем-то) занимается какой-либо деятельностью с использованием своего имущества и общей среды обитания, производит какой-либо продукт, и свободно распоряжается тем, что произвел (может использовать это сам, или поменять на что-то у других, или подарить кому-либо). При этом нет никакой структуры высшего ранга, предписывающей или запрещающей какие-либо формы производства или распоряжения произведенным продуктом.
В чистом виде одноранговая экономика допускает единственный институт регулирования - плебисцит, направленный против трех видов недопустимой деятельности.
1. Насилие или грабеж.
2. Неисполнение договоров.
3. Порча общей среды обитания.
В более общем случае (мозаичной экономике) предполагается концепт экономических единиц-домохозяйств и институт ротационного технического правительства, но это не меняет идеи.
Теперь - к сути разбираемого вопроса о т.н. "трагедии общин"
В ходе каждого разбора той или иного процесса в одноранговой экономике, почти каждый раз кем-нибудь высказывается аргумент: мол P2P экономика непременно и фатально столкнется с неразрешимой для нее "трагедией общин". Поэтому, мол, никак нельзя жить без иерархии.
Чтобы закрыть этот надуманный аргумент раз и навсегда, разберем "трагедию общин".
Термин "Трагедия общин" был, вроде бы, введен в оборот в 1833-м из лекции Уильяма Фостера Ллойда, где тот приводил рассуждения об экономической стратегии скотоводов в отношении общинного пастбища. Но популярность термину придал Гарретт Хардин в 1968-м в своей книге "Трагедия общин", где автор рассуждает о неких общечеловеческих вопросах (поминая Томаса Мальтуса, Адама Смита, а также всяких философов-гуманистов), но в центр ставит упомянутое рассуждение Ллойда о стратегии скотовода на общем пастбище, и представляет это так:
(цитата-1) Трагедия ресурсов общего пользования разворачивается по следующему сюжету. Представьте себе пастбище, которым могут пользоваться все. Ожидается, что каждый владелец стада постарается загнать на общую землю как можно больше скота. Веками подобная система работала, в общем, удовлетворительно, поскольку из-за межплеменных войн, браконьерства и болезней количество людей и животных было явно недостаточным, чтобы истощить продуктивные возможности земли. Однако рано или поздно приходит час расплаты, т.е. момент, когда желанная цель - социальная стабильность - становится реальностью. На этом этапе объективная логика эксплуатации ресурсов общего пользования беспощадно порождает трагедию.
Будучи человеком практичным, каждый владелец стада стремится максимально увеличить собственную выгоду. Прямо или косвенно, осознанно или нет, он задается вопросом: «Какая мне будет польза от того, если мое стадо увеличится еще на одну корову?» Эта полезность состоит из одного негативного и одного позитивного компонента.
Позитивный компонент - это прибыль, получаемая от одного дополнительного животного. Поскольку весь доход от его продажи идет скотоводу, позитивный компонент полезности почти достигает +1.
Негативный компонент связан с дополнительной нагрузкой на землю от выпаса еще одного животного. Однако, поскольку последствия истощения земли в равной мере затрагивают всех скотоводов, негативный компонент для каждого владельца стада, принимающего соответствующее решение, составляет лишь небольшую долю от -1.
Сопоставив компоненты полезности, рационально мыслящий скотовод приходит к выводу: единственный разумный способ действия для него - это увеличить стадо еще на одно животное. Потом еще на одно, и еще... Но к точно такому же выводу приходят все рационально мыслящие скотоводы, пользующиеся общим пастбищем. Отсюда и возникает трагедия. Все они вовлечены в систему, побуждающую их к неограниченному увеличению численности своего стада - и это в условиях ограниченности ресурсов. В обществе, где свободная эксплуатация ресурсов общего пользования считается аксиомой, все его члены, действуя в собственных интересах, каждым шагом приближают разруху. Свободное пользование общими ресурсами оборачивается всеобщим разорением.
Кто-то может возразить, что это банальная истина. Если бы так! В каком-то смысле она известна нам уже не одну тысячу лет, но естественный отбор порождает психологию, отрицающую очевидное. В личном плане индивид только выигрывает, если обладает способностью отрицать очевидное, хотя общество в целом, членом которого он является, от этого страдает (конец цитаты-1).
ПАУЗА. Недоумение. Где м-р Хардин услышал такое о естественном отборе? Не иначе, как на воскресной проповеди в местной церкви, или еще в каком-то месте, одинаково далеком как от академической науки, так и от простого жизненного здравого смысла. Если бы он обратился к адекватному источнику, то обнаружил бы, что естественные общины как раз рационально регулируют пользование общими благами. Это доказала экономист Элинор Остром в серии своих работ по организационной экономике в 1980-х - 2000-х. Причем она исследовала реальные общины (в т.ч. применительно к общим пастбищам).
Практическое формирование соответствующих не-иерархических институтов в одноранговой экономике натурального хозяйства - это как раз действие того самого естественного отбора на уровне устойчивых локальных популяций.
Но (как отмечено выше) м-р Хардин понимает естественный отбор, как ему удобнее, чтобы получить наперед заданный вывод - продолжаю цитировать его книгу:
(цитата-2) В том, что касается «продовольственной корзины», трагедии ресурсов общего пользования позволяет избежать частная собственность, или некое ее формальное подобие. Однако воду и воздух «огородить» нельзя, поэтому трагедию, связанную с превращением ресурсов общего пользования в «сточную канаву», необходимо предотвращать другими средствами - принудительными законодательными мерами или налоговыми инструментами, которые сделали бы утилизацию отходов более дешевой, чем загрязнение окружающей среды (конец цитаты-2).
ПАУЗА. Снова недоумение. Вроде бы, м-р Хардин занялся теорией решения выдуманной им "Трагедии общин". И чего добился он добился моделью приватизации части общего ресурса, если далее все равно предлагает прибегнуть к драконовским налогам и штрафам, налагаемым государственной бюрократией на частного собственника?
На самом деле, он добился чего хотел - выгоды для бюрократии, причем двойной выгоды.
Во-первых: бюрократия присвоила деньги от приватизации (ясно ведь, куда пошли деньги, уплаченные предпринимателем за получение в частную собственность - части общего ресурса).
Во-вторых: бюрократия получает еще и постоянный дополнительный доход: штрафы, уплаченные тем же предпринимателем за экологические нарушения.
Отличная бизнес-идея для бюрократии! Но это не решает проблему "Трагедии общин". И далее Хардин доходит до сути дела:
(цитата-3) Проблема загрязнения окружающей среды является непосредственным следствием роста населения. В свое время вопрос о том, как избавляются от отходов жители малонаселенного Дикого Запада, особого значения не имел. «Проточная вода очищается каждые 10 миль», - говаривал мой дед, и во времена его детства этот миф не слишком отличался от реальности, поскольку самих людей было меньше. Но с повышением плотности населения нагрузка на естественные химические и биологические процессы утилизации отходов чрезмерно возросла, а потому определение прав собственности нуждается в пересмотре. Как обеспечить умеренность законодательными средствами? (конец цитаты-3).
ПАУЗА. Теперь уже никакого недоумения, Все просто: м-р Хардин нарисовал модель безудержного обогащения бюрократии на общей беде: перенаселении. Перенаселение (а не какая-то вымышленная "Трагедия общин") - вот реальная проблема. Но м-р Хардин не заинтересован в решении этой реальной проблемы. Его задача: обосновать принуждение к "умеренности". Это чертовски выгодный бизнес - принуждать других к умеренности путем взимания с них штрафов в свой карман.
Вот такая трагедия... Или точнее трагифарс.
Одноранговая (не-иерархическая, пиринговая, peer-to-peer, P2P) экономика - это схема самоорганизации равноправных и свободных участников производства и потребления.
Иначе говоря: это схема, при которой каждый участник (индивидуально или в договорной кооперации с кем-то) занимается какой-либо деятельностью с использованием своего имущества и общей среды обитания, производит какой-либо продукт, и свободно распоряжается тем, что произвел (может использовать это сам, или поменять на что-то у других, или подарить кому-либо). При этом нет никакой структуры высшего ранга, предписывающей или запрещающей какие-либо формы производства или распоряжения произведенным продуктом.
В чистом виде одноранговая экономика допускает единственный институт регулирования - плебисцит, направленный против трех видов недопустимой деятельности.
1. Насилие или грабеж.
2. Неисполнение договоров.
3. Порча общей среды обитания.
В более общем случае (мозаичной экономике) предполагается концепт экономических единиц-домохозяйств и институт ротационного технического правительства, но это не меняет идеи.
Теперь - к сути разбираемого вопроса о т.н. "трагедии общин"
В ходе каждого разбора той или иного процесса в одноранговой экономике, почти каждый раз кем-нибудь высказывается аргумент: мол P2P экономика непременно и фатально столкнется с неразрешимой для нее "трагедией общин". Поэтому, мол, никак нельзя жить без иерархии.
Чтобы закрыть этот надуманный аргумент раз и навсегда, разберем "трагедию общин".
Термин "Трагедия общин" был, вроде бы, введен в оборот в 1833-м из лекции Уильяма Фостера Ллойда, где тот приводил рассуждения об экономической стратегии скотоводов в отношении общинного пастбища. Но популярность термину придал Гарретт Хардин в 1968-м в своей книге "Трагедия общин", где автор рассуждает о неких общечеловеческих вопросах (поминая Томаса Мальтуса, Адама Смита, а также всяких философов-гуманистов), но в центр ставит упомянутое рассуждение Ллойда о стратегии скотовода на общем пастбище, и представляет это так:
(цитата-1) Трагедия ресурсов общего пользования разворачивается по следующему сюжету. Представьте себе пастбище, которым могут пользоваться все. Ожидается, что каждый владелец стада постарается загнать на общую землю как можно больше скота. Веками подобная система работала, в общем, удовлетворительно, поскольку из-за межплеменных войн, браконьерства и болезней количество людей и животных было явно недостаточным, чтобы истощить продуктивные возможности земли. Однако рано или поздно приходит час расплаты, т.е. момент, когда желанная цель - социальная стабильность - становится реальностью. На этом этапе объективная логика эксплуатации ресурсов общего пользования беспощадно порождает трагедию.
Будучи человеком практичным, каждый владелец стада стремится максимально увеличить собственную выгоду. Прямо или косвенно, осознанно или нет, он задается вопросом: «Какая мне будет польза от того, если мое стадо увеличится еще на одну корову?» Эта полезность состоит из одного негативного и одного позитивного компонента.
Позитивный компонент - это прибыль, получаемая от одного дополнительного животного. Поскольку весь доход от его продажи идет скотоводу, позитивный компонент полезности почти достигает +1.
Негативный компонент связан с дополнительной нагрузкой на землю от выпаса еще одного животного. Однако, поскольку последствия истощения земли в равной мере затрагивают всех скотоводов, негативный компонент для каждого владельца стада, принимающего соответствующее решение, составляет лишь небольшую долю от -1.
Сопоставив компоненты полезности, рационально мыслящий скотовод приходит к выводу: единственный разумный способ действия для него - это увеличить стадо еще на одно животное. Потом еще на одно, и еще... Но к точно такому же выводу приходят все рационально мыслящие скотоводы, пользующиеся общим пастбищем. Отсюда и возникает трагедия. Все они вовлечены в систему, побуждающую их к неограниченному увеличению численности своего стада - и это в условиях ограниченности ресурсов. В обществе, где свободная эксплуатация ресурсов общего пользования считается аксиомой, все его члены, действуя в собственных интересах, каждым шагом приближают разруху. Свободное пользование общими ресурсами оборачивается всеобщим разорением.
Кто-то может возразить, что это банальная истина. Если бы так! В каком-то смысле она известна нам уже не одну тысячу лет, но естественный отбор порождает психологию, отрицающую очевидное. В личном плане индивид только выигрывает, если обладает способностью отрицать очевидное, хотя общество в целом, членом которого он является, от этого страдает (конец цитаты-1).
ПАУЗА. Недоумение. Где м-р Хардин услышал такое о естественном отборе? Не иначе, как на воскресной проповеди в местной церкви, или еще в каком-то месте, одинаково далеком как от академической науки, так и от простого жизненного здравого смысла. Если бы он обратился к адекватному источнику, то обнаружил бы, что естественные общины как раз рационально регулируют пользование общими благами. Это доказала экономист Элинор Остром в серии своих работ по организационной экономике в 1980-х - 2000-х. Причем она исследовала реальные общины (в т.ч. применительно к общим пастбищам).
Практическое формирование соответствующих не-иерархических институтов в одноранговой экономике натурального хозяйства - это как раз действие того самого естественного отбора на уровне устойчивых локальных популяций.
Но (как отмечено выше) м-р Хардин понимает естественный отбор, как ему удобнее, чтобы получить наперед заданный вывод - продолжаю цитировать его книгу:
(цитата-2) В том, что касается «продовольственной корзины», трагедии ресурсов общего пользования позволяет избежать частная собственность, или некое ее формальное подобие. Однако воду и воздух «огородить» нельзя, поэтому трагедию, связанную с превращением ресурсов общего пользования в «сточную канаву», необходимо предотвращать другими средствами - принудительными законодательными мерами или налоговыми инструментами, которые сделали бы утилизацию отходов более дешевой, чем загрязнение окружающей среды (конец цитаты-2).
ПАУЗА. Снова недоумение. Вроде бы, м-р Хардин занялся теорией решения выдуманной им "Трагедии общин". И чего добился он добился моделью приватизации части общего ресурса, если далее все равно предлагает прибегнуть к драконовским налогам и штрафам, налагаемым государственной бюрократией на частного собственника?
На самом деле, он добился чего хотел - выгоды для бюрократии, причем двойной выгоды.
Во-первых: бюрократия присвоила деньги от приватизации (ясно ведь, куда пошли деньги, уплаченные предпринимателем за получение в частную собственность - части общего ресурса).
Во-вторых: бюрократия получает еще и постоянный дополнительный доход: штрафы, уплаченные тем же предпринимателем за экологические нарушения.
Отличная бизнес-идея для бюрократии! Но это не решает проблему "Трагедии общин". И далее Хардин доходит до сути дела:
(цитата-3) Проблема загрязнения окружающей среды является непосредственным следствием роста населения. В свое время вопрос о том, как избавляются от отходов жители малонаселенного Дикого Запада, особого значения не имел. «Проточная вода очищается каждые 10 миль», - говаривал мой дед, и во времена его детства этот миф не слишком отличался от реальности, поскольку самих людей было меньше. Но с повышением плотности населения нагрузка на естественные химические и биологические процессы утилизации отходов чрезмерно возросла, а потому определение прав собственности нуждается в пересмотре. Как обеспечить умеренность законодательными средствами? (конец цитаты-3).
ПАУЗА. Теперь уже никакого недоумения, Все просто: м-р Хардин нарисовал модель безудержного обогащения бюрократии на общей беде: перенаселении. Перенаселение (а не какая-то вымышленная "Трагедия общин") - вот реальная проблема. Но м-р Хардин не заинтересован в решении этой реальной проблемы. Его задача: обосновать принуждение к "умеренности". Это чертовски выгодный бизнес - принуждать других к умеренности путем взимания с них штрафов в свой карман.
Вот такая трагедия... Или точнее трагифарс.