Готовы залюбить Церковнославянский до смерти
По поводу дискуссии на www.bogoslov.ru/text/1762795.html
Я не ожидал, что так много людей будут прямо признаваться в том, что в Церкви им нужна не жизнь по воле Божией, а чтобы было ТАК, КАК ОНИ ЛЮБЯТ: «Вот Вам самый главный аргумент: - мы любим этот язык. … НЕ прикасайтесь к нему» (Галина, 21.06.2011). Они в открытую ставят выше заповедей Христа СВОЙ КОМФОРТ (напр., «крайне режет слух» (Галина Павловна, 17.06.2011) - разве «чтобы не резало слух» - это не требование комфорта?). Они с легкостью пожертвуют шансом лучше понять Слово Божие самим (так нужно ли оно им?) и шансом дать другим прикоснуться к глаголам жизни - лишь бы в Церкви все было, как им нравится. Они без сожалений откажутся от тех духовных назиданий, которые может дать им ПОНЯТНЫЙ богослужебный текст (по словам свт. Феофана) - лишь бы все было так, как им привычно (т.е. КОМФОРТНО).
Можно ли представить себе худшее небрежение святыней, чем небрежение Словом Божиим? Когда вместо Слова Божия в храме для большинства звучат некие звукосочетания (путь даже очень знакомые и привычные)? Когда вместо молитвы - набор слов, которые на слух никак между собой не связаны? Можно ли представить себе большее кощунство, большее надругательство над святыней, доставшейся нам от равноапостольных братьев? И не только над ней, но и - надругательство над самой литургией, которая для многих превращается из "жертвы словесной" в непонятные пассы где-то в алтаре?
Одно дело - когда по каким-то объективным причинам текст Богослужения оказался непонятным, и человек в силу обстоятельств не понимает смысла Богослужения: это дело поправимое, это дело духовного роста. И совсем другое дело - когда человек НАМЕРЕННО борется с понятностью Слова Божия для себя и других, намеренно отказывается от шанса прикоснуться к духовному богатству - нет, не богатству звучания ЦСЛ, а богатству богословия, заключенному в смыслах ЦСЛ текстов, и активно защищает ситуацию, мешающую ему и другим глубже понимать Слово Божие.
А «неясность» современных ЦСЛ текстов - очевидна. Говорю это как регент клироса с 17-летним стажем и филологическим образованием (защитил диплом по древнерусской литературе, в свое время подрабатывал репетитором по старославу на родном ГФ). Я твердо уверен, что никто из отстаивающих здесь неприкосновенность текстов XVII века (за исключением, м.б., монашествующих филологов) НЕ ПОНИМАЕТ смысла большинства изменяемых песнопений ВО ВРЕМЯ БОГОСЛУЖЕНИЯ. Не дома, когда есть время разобраться - где там подлежащее, где сказуемое, а, так сказать, "в режиме он-лайн", во время живого пения или чтения.
Более того, и греки сами не поняли бы всех своих инверсий, если бы оригиналы пелись и читались таким образом, как у нас сейчас. Ведь изначально все это у них не вычитывалось скороговоркой, а - пелось, и куда медленней, чем в нашем "обиходе", а главное - по 2-3 раза подряд, как и указано при пении тропарей канонов или стихир ПО УСТАВУ!
Вот парадокс: мы легко выбрасываем одну часть традиции - способ исполнения по уставу, но боремся за другую часть, которая без первой вообще не может толком функционировать! Причем эта вторая часть во многом - совершенно бессмысленная, потому как все синтаксические инверсии в гимнографии (дающие 90% «затемнения» текста) выполняли свою функцию только в греческом оригинале, создавая стихотворный строй; при механическом калькировании инверсии остались, а вот стих - нет. Одно исправление инверсий стало бы великим делом. И это не реформа, это - прояснение, поновление текста, по сути - его реставрация. Такая же, как реставрация иконы или храмового здания.
Я воздержусь от уравновешенного тона и скажу прямо: есть какая-то одержимость в том, с каким рвением "(псевдо)защитники старины" борются с понятностью Слова Божия.
Представьте себе: в храме висит старинная икона, под слоем копоти и почерневшей от времени олифы уже совершенно не видно ни лика, ни имени изображенного. Батюшка говорит прихожанам: "давайте найдем церковных реставраторов, путь приведут святыню в должный вид, а то грех-то какой: в небрежении храним святыню!" А ему в ответ: «ах ты обновленец-либерал, ты чего трогаешь то, к чему мы привыкли! А ну руки прочь от НАШИХ святынь! Ишь чё захотел: олифу соскоблить! У нас копоть на иконе намоленная, у нас олифа благодатная! А если тебе сильно надо - можешь рядом бумажку с комментариями повесить, там вот и напишешь - что, мол, за святой изображен, да как он выглядел, и всякое такое. А нам не надобно, мы и так ее целуем»
Или такой вариант: в богослужебной книге, напр., напрестольном Евангелии, от времени стали не читаемы некоторые слова (воском закапаны, стерлись и т.д.). Батюшка говорит: "новое купить надо". А ему: "ты чего удумал?! Наши предки по этой книге молились, а ты нам новое хочешь подсунуть, да наверняка с еретическими добавками - сейчас других-то ведь и нету!" Батюшка в ответ: "так некоторые слова совсем не разобрать, что же мне, пропускать их вообще, что ли?" А прихожане ему: "а ты не мудрствуй, читай, что прочитывается, а пропустишь чего - мы и так поймем, а не поймем, так и ладно - молиться-то надо не умом, а духом!"
Разве не будет кощунством такое отношение к Священному Писанию? И разве не это самое происходит, когда некоторые слова вообще не разобрать, и их пропускают мимо ушей - но не чтец, а слушатели-молящиеся?
Да, сама книга - тоже святыня, она лежит на престоле, и мы целуем ее. Но каково будет кощунство, если мы будем свято хранить бумагу в переплете, наплевательски относясь к написанному в ней? Если будем чтить средство передачи смысла, пренебрегая смыслом? Если будем чтить суффиксы и приставки, ставя их выше назидательного и спасительного смысла Богослужения?
Еще картина (вполне реальная для некоторых мест, например, Абхазии). Ходят люди на развалины древнего храма, свечки ставят. Молятся как-то. Приезжает батюшка, предлагает храм восстановить. А ему, представьте, в ответ: "не нужен нам твой новодел. На наших руинах камни древние, намоленные, их святые люди здесь положили, а ты все из нового камня построишь, да непонятно, чьими грязными руками, каких-нибудь гастарбайтеров-нехристей. Да еще наши камни при постройке сдвинешь. И наши деды, и прадеды на этих развалинах Богу клятвы давали, это наше святое место, и мы древнего обычая держимся, а ты лезешь с реформами: Храм построить! Литургию служить! Не дадим!"
Вот именно такое кощунственное отношение к нашей величайшей святыне - церковнославянскому языку - демонстрируют его так наз. "защитники". Потому что спорят они здесь - не с обновленцами-реформаторами, не со сторонниками перевода на русский язык, а с теми, кто пытается вернуть ЦСЛ языку настоящую жизнь, отнятую у него в Синодальный период. На три века ЦСЛ язык оказался вынут из живого языкового процесса и законсервирован. А ведь суть ЦСЛ не только в том, что он всегда отличался от разговорного (древне)русского, но и в том, что, отличаясь, он всегда имел с ним живую связь и был ПОНЯТЕН носителям (древне)русского (разговорного) языка. И такую живую связь необходимо восстановить. Сторонники же "консервации" ЦСЛ хотят окончательно превратить его в чучело, залитое формалином, место которому - в кунсткамере. Так ли нужно поступать со святыней?
Пусть так наз. "защитники" в этой ветке ответят на простой вопрос: Чем ЦСЛ язык XVII века (который они так рьяно защищают) святее и благодатнее, скажем, ЦСЛ языка восточнославянского извода времен Киевской Руси? Или ЦСЛ языка южнославянского извода? Почему они не ратуют за возвращение к исконному ЦСЛ языку (IX века), а хватаются за перевод, сделанный отнюдь не такими благодатными людьми, какими были свв. Кирилл и Мефодий? Ведь именно в 17-м веке стала на Русь проникать «западная зараза» - так чем же тогдашние справщики благодатнее нынешних? Или Синодальный период - это самое благодатное время в нашей истории, так что именно переводы трехвековой давности оказались такими намоленными? Почему они считают, что ЦСЛ одного извода спасителен, а ЦСЛ другого извода таковым не будет?
Или же дело совсем не в этом, и «ларчик открывается просто»: святым и благодатным представляется то, что люди привыкли считать своим? Не Божиим - вверенным для хранения иерархам церковным - а своим собственным? А себя привыкли считать «владельцами и хранителями истины», которым всякие там попы да архиерей не указ? Так это банальный эгоизм и гордыня - и прелесть к тому же, говоря ЦСЛ языком.
P.S. Половина аргументов против поновления ЦСЛ языка и прояснения ЦСЛ текстов - это рассуждения типа «они на этом не остановятся, знаем мы их планы» или «сейчас нет духоносных переводчиков, выйдет только хуже». Это типичный аргумент «Умной Эльзы» из одноименной сказки Братьев Гримм. Всем нашим «умным Эльзам» рекомендую перечитать сказку. А вообще, от подобных страхов есть хорошее лекарство - молитва. Например, общецерковная, соборная молитва об успехе такого благого начинания, как справа (реставрация, поновление, прояснение - как хотите) богослужебных текстов. И, Богу содействующу, все получится.
Я не ожидал, что так много людей будут прямо признаваться в том, что в Церкви им нужна не жизнь по воле Божией, а чтобы было ТАК, КАК ОНИ ЛЮБЯТ: «Вот Вам самый главный аргумент: - мы любим этот язык. … НЕ прикасайтесь к нему» (Галина, 21.06.2011). Они в открытую ставят выше заповедей Христа СВОЙ КОМФОРТ (напр., «крайне режет слух» (Галина Павловна, 17.06.2011) - разве «чтобы не резало слух» - это не требование комфорта?). Они с легкостью пожертвуют шансом лучше понять Слово Божие самим (так нужно ли оно им?) и шансом дать другим прикоснуться к глаголам жизни - лишь бы в Церкви все было, как им нравится. Они без сожалений откажутся от тех духовных назиданий, которые может дать им ПОНЯТНЫЙ богослужебный текст (по словам свт. Феофана) - лишь бы все было так, как им привычно (т.е. КОМФОРТНО).
Можно ли представить себе худшее небрежение святыней, чем небрежение Словом Божиим? Когда вместо Слова Божия в храме для большинства звучат некие звукосочетания (путь даже очень знакомые и привычные)? Когда вместо молитвы - набор слов, которые на слух никак между собой не связаны? Можно ли представить себе большее кощунство, большее надругательство над святыней, доставшейся нам от равноапостольных братьев? И не только над ней, но и - надругательство над самой литургией, которая для многих превращается из "жертвы словесной" в непонятные пассы где-то в алтаре?
Одно дело - когда по каким-то объективным причинам текст Богослужения оказался непонятным, и человек в силу обстоятельств не понимает смысла Богослужения: это дело поправимое, это дело духовного роста. И совсем другое дело - когда человек НАМЕРЕННО борется с понятностью Слова Божия для себя и других, намеренно отказывается от шанса прикоснуться к духовному богатству - нет, не богатству звучания ЦСЛ, а богатству богословия, заключенному в смыслах ЦСЛ текстов, и активно защищает ситуацию, мешающую ему и другим глубже понимать Слово Божие.
А «неясность» современных ЦСЛ текстов - очевидна. Говорю это как регент клироса с 17-летним стажем и филологическим образованием (защитил диплом по древнерусской литературе, в свое время подрабатывал репетитором по старославу на родном ГФ). Я твердо уверен, что никто из отстаивающих здесь неприкосновенность текстов XVII века (за исключением, м.б., монашествующих филологов) НЕ ПОНИМАЕТ смысла большинства изменяемых песнопений ВО ВРЕМЯ БОГОСЛУЖЕНИЯ. Не дома, когда есть время разобраться - где там подлежащее, где сказуемое, а, так сказать, "в режиме он-лайн", во время живого пения или чтения.
Более того, и греки сами не поняли бы всех своих инверсий, если бы оригиналы пелись и читались таким образом, как у нас сейчас. Ведь изначально все это у них не вычитывалось скороговоркой, а - пелось, и куда медленней, чем в нашем "обиходе", а главное - по 2-3 раза подряд, как и указано при пении тропарей канонов или стихир ПО УСТАВУ!
Вот парадокс: мы легко выбрасываем одну часть традиции - способ исполнения по уставу, но боремся за другую часть, которая без первой вообще не может толком функционировать! Причем эта вторая часть во многом - совершенно бессмысленная, потому как все синтаксические инверсии в гимнографии (дающие 90% «затемнения» текста) выполняли свою функцию только в греческом оригинале, создавая стихотворный строй; при механическом калькировании инверсии остались, а вот стих - нет. Одно исправление инверсий стало бы великим делом. И это не реформа, это - прояснение, поновление текста, по сути - его реставрация. Такая же, как реставрация иконы или храмового здания.
Я воздержусь от уравновешенного тона и скажу прямо: есть какая-то одержимость в том, с каким рвением "(псевдо)защитники старины" борются с понятностью Слова Божия.
Представьте себе: в храме висит старинная икона, под слоем копоти и почерневшей от времени олифы уже совершенно не видно ни лика, ни имени изображенного. Батюшка говорит прихожанам: "давайте найдем церковных реставраторов, путь приведут святыню в должный вид, а то грех-то какой: в небрежении храним святыню!" А ему в ответ: «ах ты обновленец-либерал, ты чего трогаешь то, к чему мы привыкли! А ну руки прочь от НАШИХ святынь! Ишь чё захотел: олифу соскоблить! У нас копоть на иконе намоленная, у нас олифа благодатная! А если тебе сильно надо - можешь рядом бумажку с комментариями повесить, там вот и напишешь - что, мол, за святой изображен, да как он выглядел, и всякое такое. А нам не надобно, мы и так ее целуем»
Или такой вариант: в богослужебной книге, напр., напрестольном Евангелии, от времени стали не читаемы некоторые слова (воском закапаны, стерлись и т.д.). Батюшка говорит: "новое купить надо". А ему: "ты чего удумал?! Наши предки по этой книге молились, а ты нам новое хочешь подсунуть, да наверняка с еретическими добавками - сейчас других-то ведь и нету!" Батюшка в ответ: "так некоторые слова совсем не разобрать, что же мне, пропускать их вообще, что ли?" А прихожане ему: "а ты не мудрствуй, читай, что прочитывается, а пропустишь чего - мы и так поймем, а не поймем, так и ладно - молиться-то надо не умом, а духом!"
Разве не будет кощунством такое отношение к Священному Писанию? И разве не это самое происходит, когда некоторые слова вообще не разобрать, и их пропускают мимо ушей - но не чтец, а слушатели-молящиеся?
Да, сама книга - тоже святыня, она лежит на престоле, и мы целуем ее. Но каково будет кощунство, если мы будем свято хранить бумагу в переплете, наплевательски относясь к написанному в ней? Если будем чтить средство передачи смысла, пренебрегая смыслом? Если будем чтить суффиксы и приставки, ставя их выше назидательного и спасительного смысла Богослужения?
Еще картина (вполне реальная для некоторых мест, например, Абхазии). Ходят люди на развалины древнего храма, свечки ставят. Молятся как-то. Приезжает батюшка, предлагает храм восстановить. А ему, представьте, в ответ: "не нужен нам твой новодел. На наших руинах камни древние, намоленные, их святые люди здесь положили, а ты все из нового камня построишь, да непонятно, чьими грязными руками, каких-нибудь гастарбайтеров-нехристей. Да еще наши камни при постройке сдвинешь. И наши деды, и прадеды на этих развалинах Богу клятвы давали, это наше святое место, и мы древнего обычая держимся, а ты лезешь с реформами: Храм построить! Литургию служить! Не дадим!"
Вот именно такое кощунственное отношение к нашей величайшей святыне - церковнославянскому языку - демонстрируют его так наз. "защитники". Потому что спорят они здесь - не с обновленцами-реформаторами, не со сторонниками перевода на русский язык, а с теми, кто пытается вернуть ЦСЛ языку настоящую жизнь, отнятую у него в Синодальный период. На три века ЦСЛ язык оказался вынут из живого языкового процесса и законсервирован. А ведь суть ЦСЛ не только в том, что он всегда отличался от разговорного (древне)русского, но и в том, что, отличаясь, он всегда имел с ним живую связь и был ПОНЯТЕН носителям (древне)русского (разговорного) языка. И такую живую связь необходимо восстановить. Сторонники же "консервации" ЦСЛ хотят окончательно превратить его в чучело, залитое формалином, место которому - в кунсткамере. Так ли нужно поступать со святыней?
Пусть так наз. "защитники" в этой ветке ответят на простой вопрос: Чем ЦСЛ язык XVII века (который они так рьяно защищают) святее и благодатнее, скажем, ЦСЛ языка восточнославянского извода времен Киевской Руси? Или ЦСЛ языка южнославянского извода? Почему они не ратуют за возвращение к исконному ЦСЛ языку (IX века), а хватаются за перевод, сделанный отнюдь не такими благодатными людьми, какими были свв. Кирилл и Мефодий? Ведь именно в 17-м веке стала на Русь проникать «западная зараза» - так чем же тогдашние справщики благодатнее нынешних? Или Синодальный период - это самое благодатное время в нашей истории, так что именно переводы трехвековой давности оказались такими намоленными? Почему они считают, что ЦСЛ одного извода спасителен, а ЦСЛ другого извода таковым не будет?
Или же дело совсем не в этом, и «ларчик открывается просто»: святым и благодатным представляется то, что люди привыкли считать своим? Не Божиим - вверенным для хранения иерархам церковным - а своим собственным? А себя привыкли считать «владельцами и хранителями истины», которым всякие там попы да архиерей не указ? Так это банальный эгоизм и гордыня - и прелесть к тому же, говоря ЦСЛ языком.
P.S. Половина аргументов против поновления ЦСЛ языка и прояснения ЦСЛ текстов - это рассуждения типа «они на этом не остановятся, знаем мы их планы» или «сейчас нет духоносных переводчиков, выйдет только хуже». Это типичный аргумент «Умной Эльзы» из одноименной сказки Братьев Гримм. Всем нашим «умным Эльзам» рекомендую перечитать сказку. А вообще, от подобных страхов есть хорошее лекарство - молитва. Например, общецерковная, соборная молитва об успехе такого благого начинания, как справа (реставрация, поновление, прояснение - как хотите) богослужебных текстов. И, Богу содействующу, все получится.